Несколько друзей Пушкина сохранили в памяти рассказанную им историю. В декабре 1825 года поэт решил, воспользовавшись ситуацией междуцарствия, самовольно покинуть место ссылки -- село Михайловское -- и посетить Петербург. Вернулся домой он быстро -- из-за ряда дурных предзнаменований. Одним из них был перебежавший дорогу заяц.

По прибытии в столицу Пушкин намеревался остановиться не у родных или давних знакомых (в таком случае весть о его приезде мгновенно стала бы гласной), а у сторонившегося "большого света" Рылеева. Таким образом, если бы все шло по задуманному, Пушкин оказался бы в канун восстания в его "штабе", а на следующий день -- на Сенатской площади.

Вчера в Михайловском был открыт "памятник зайцу", что уберег Пушкина от рискованного путешествия. Идея увековечить мудрого зверька принадлежит писателю Андрею БИТОВУ, с которым беседует Алена СОЛНЦЕВА.

-- Как пришла идея поставить памятник зайцу?

-- Началось это в 1949 году, мне, бедному мальчику, тогда пришлось делать доклад к 150-летию Пушкина. Сталинский сокол, я добросовестно все прочитал, что мог, в том числе и историю про зайца. Она, как и рассказ про встречу с телом Грибоедова («Грибоеда везем»), вызвала у меня смущение, что и лежит в основе моего «пушкиноведения».

-- Вы сомневаетесь в реальности случая с зайцем?

-- Это абсолютно неважно. Миф -- вещь более прочная, чем реальность. Он мог быть, мог не быть, свидетелей двое -- Пушкин и заяц. Если Пушкин рассказал эту историю, значит, он придавал ей значение.

Для меня этот заяц означает, что человек осуществил свой выбор без насилия. Были в нем колебание, сомнения. Не то чтобы Пушкин знал стопроцентно, куда он едет. Но душа была такая чуткая, и историк в нем был такой замечательный...

-- Вы верите в интуицию Пушкина, который воспользовался приметой для того, чтобы подтвердить свои опасения?

-- Вся эта история хорошо описана у Эйдельмана в книге «Пушкин и декабристы». Конечно, он чувствовал историческое и космическое напряжение.

Чтобы выбирать в жизни, нужны уроки внутренней свободы. Пушкин -- наш профессор свободы, это самый свободный человек, но не распущенный, не расхристанный. Послушать зайчика -- это внутренняя свобода. И не суеверие, хотя он и придавал значение таким вещам. Не любил возвращаться за забытым предметом...

-- Нет ли у вас опасения, что этим памятником вы как бы подтверждаете правоту суеверий? Ведь для кого-то это может стать единственно понятным смыслом акции?

-- Все, что я изложил, -- это мои рефлексии по поводу давно ушедших дней. То, как я могу это объяснить, оправдать. У другого могут рождаться совсем иные толкования. Это очень неглупый памятник, и он требует некоторого труда. Надо снять первый слой -- да, странно, смешно, забавно. Но человек, попав в Михайловское, встретит этот памятник на дороге и, может быть, задумается. «Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Вот этот намек я взял у Пушкина и придал ему «монументальную» форму.

-- А как вы себе представляли памятник зайцу?

-- Идея давняя -- в разговорах на брежневских кухнях она рождалась в одной общей застольной голове. Я ходил с подписным листом на зайца -- все считали, что на водку себе собираю.

Мы обсуждали памятник с моим другом Резо Габриадзе. Резо сделал очень много эскизов, но потом мы решили предложить этот проект Александру Великанову. Это наш общий друг, архитектор, что важно. Он сразу придумал более символическую идею: поставить памятник в виде верстового столба -- застолбить место, пометить так его в пространстве и времени.

Потом возникло предложение -- сделать еще и фигуру маленького зайчика -- съемную, чтобы не украли, сейчас ведь бронзу воруют. Чижика вот в Петербурге унесли, голову Зощенко от памятника на кладбище отпилили...

А место мы с Габриадзе выбрали еще в мой первый приезд в Михайловское, году в 95-м -- ходили, думали: вот тут он мог перебежать, вот отсюда легко повернуть. Кстати, когда выбрали, оказалось, что местные жители как раз всегда там выпивают. Значит, оно уже вполне обжитое, человеческое.

-- Вообще сегодня тема памятников приобрела какое-то почти болезненное значение. Их ставят, сносят, ломают из-за них копья. Это что, так важно для культуры? Сегодня, кажется, можно поставить кол, и он обрастет интерпретациями.

-- Назовите мне такой кол. Я такого кола не знаю. Задайте себе вопрос, почему у нас нет домашних маленьких памятничков, как в Европе -- собачке, птичке и так далее. Но вот поставили чижика-пыжика, пошла такая волна, подоспело и время зайца.

Я всегда не любил монументальную культуру, она была мне противна -- может быть, из-за советской монументальной пропаганды. И вдруг я обнаруживаю себя хлопочущим, пробивающим памятник Мандельштаму во Владивостоке. Получается, что я покончил со своим внутренним, чисто юношеским протестом.

-- Для вас важно, что памятник поставлен именно сейчас, 24 декабря 2000 года, это сознательный выбор даты?

-- Легко было сосчитать, что в 2000 году -- 175 лет восстанию декабристов. Дата не то чтобы круглая, но кругловатая. Я вычислил, что как раз в католический сочельник заяц приблизительно дорогу и перебежал. Тут путаница с новым и старым стилем, все даты передвинуты -- годовщину декабрьского восстания отмечают 14 декабря, но мне хотелось, чтобы все было астрономически точно, потому что событие-то космическое.

У зайчика ушки торчком -- знак выбора, а выбор у нас сложный в России. Стоит прислушаться к зайчику, как это смог сделать Пушкин со своим недюжинным умом, историческим мышлением и гениальной интуицией...

-- Ваше желание застолбить именно этот день --тоже своего рода памятник культуре и времени... Опять же миллениум, сплошные символы. Как зайчика надо прочитывать?

-- Мы любим круглые цифры. К Новому году план перевыполнить на сто один процент... 300 лет отставали от европейской цивилизации, много раз тормозили и много раз пытались догнать прыжками -- как Октябрьская революция -- из тысячелетия в тысячелетие. Я считаю, что хотя бы эту границу между 2000 и 2001 годом надо тихо перешагнуть. Есть примета, что как человек 1 января проживет, так и год пойдет. Вот надо тихо перешагнуть. В зайчике есть такая мысль -- приостановись.