65-летие окончания второй мировой войны в области кинематографа оказалось ознаменовано в первую очередь второй частью «Утомленных солнцем» Никиты Михалкова (и еще, пожалуй, вышедшим практически синхронно, но мало кем замеченным фильмом «Одна война» Веры Глаголевой) -- картиной вызывающей, вопиющей и не укладывающейся ни в какие рамки, кроме назначенных самим творцом. Размышлять о современном положении кино о второй мировой войне, отталкиваясь от «Предстояния», вряд ли возможно, это все-таки абсолютно исключительный случай. Но именно его появление знаменует весьма значительные перемены, происшедшие в области военного кино -- как у нас, так и во всем мире.

Пять лет назад, в канун 60-летия Победы, кинематограф отреагировал на круглую дату сдержанно -- явственно парадных фильмов в прокате не появилось. Кассу делали совсем другие баталии: «Звездные войны, эпизод III: Месть ситхов» Джорджа Лукаса, «Война миров» Стивена Спилберга, «Дум» Анджея Бартковяка. А внимание серьезных художников в основном было сосредоточено на побежденных: практически одновременно появились «Бункер» Оливера Хиршбигеля о последних днях Адольфа Гитлера и «Солнце» Александра Сокурова о капитуляции и отречении японского императора Хирохито. Да и в последующие годы тема войны развивалась по весьма причудливой траектории: в первую очередь интерес вызывали ситуации, связанные с внутренним выбором и предательством (явным и мнимым), своего рода «войны внутри войны», в которой приходится принять участие героям «Своих» Дмитрия Месхиева и «Черной книги» Пауля Верхувена.

Но все-таки по большей части военная тема всерьез и надолго перешла в область откровенного масскульта, соприкасаясь с жанрами, доселе практически немыслимыми, вроде фантастики о путешествиях во времени («Мы из будущего» Андрея Малюкова). По всему свету оказалось востребовано даже такое, казалось, безвозвратно отдавшее концы еще в середине 80-х направление, как «наци-зомби-хоррор», в котором «эхо войны» аукалось утробным клекотом потусторонней нечисти, а знаки отличия вермахта приравнивались к символам черной магии: помимо относительно мейнстримовых голливудских «Восхождения Ганнибала» Питера Уэббера и «Хеллбоя» Гильермо дель Торо свет увидели среди прочих британский «Адский бункер» Стива Баркера, норвежский «Операция «Мертвый снег» Томми Вирколы и русско-японский «Первый отряд» Ошино Ешихару -- единственный пока в истории мультфильм о борьбе пионеров-героев с оккультными крестоносцами. И дело это, конечно, не могло не закончиться откровенным фарсом. Вместо гуманистической комедии, которая должна была показать всю сущность войны (и приход которой предрекал Олег Ковалов в своей блистательной программной статье о военном кино «В жизни не должно быть место подвигу»), на авансцену вышла достаточно прямолинейная и временами нижепоясная эксцентрика. Нацизм из силы абсолютного зла на глазах превратился в объект для комических зуботычин: в комедии «Мой фюрер, или Самая правдивая правда об Адольфе Гитлере» Дани Леви лидер тысячелетнего рейха пускал в ванной кораблики и брал уроки риторики у еврея из концлагеря, в «Гитлер капут!» Марюса Вайсберга он же становился супругом Ксении Собчак, а в «Бесславных ублюдках» Квентина Тарантино и вовсе отдавал концы раньше зафиксированного в анналах истории срока под обгоревшими руинами кинотеатра. Вообще «Ублюдки» во многом завершили еще не развившуюся в полную силу тенденцию карнавальной маргинализации военной темы -- действительно, после Тарантино шутить на тему второй мировой (или хотя бы над ее основными культурными кодами) вряд ли придет кому-то в голову. Хотя окончательное офольклоривание немецко-фашистских захватчиков состоялось в итоге в фильме, предельно далеком от животрепещущей темы, а именно в невероятно успешной среди среднего класса комедии Дмитрия Дьяченко «О чем говорят мужчины» -- там достойные первых выпусков «Боевого киносборника» фрицы выступают как весьма важная часть подсознания современного клерка.

Прошло ли безвозвратно время настоящего кинематографа о второй мировой или так до сих пор и не настало, сказать сложно. Но на данный момент наиболее внятные и сильные кинематографические высказывания на тему относятся все-таки к другим временным периодам, будь то нанкинская резня 1967 года («Город жизни и смерти» Лу Чуаня), ближневосточные кампании («Морпехи» Сэма Мендеса и «Повелители бури» Кэтрин Бигелоу) или события в Палестине («Вальс с Баширом» Ари Фолмана). И в то время как конфликты недавнего времени уже успели в области искусства движущихся изображений обзавестись своими Гойями, Мунками или как минимум Верещагиными, вторая мировая отдана практически в безраздельное пользование неким собирательным, но при этом абсолютно всеобъемлющим и непобедимым Кукрыниксам.