Это не то чтобы художественный альбом, хотя, конечно, альбом («картинок» значительно больше, чем текста, формат, печать, специально выбранная бумага, вообще качество издания изумительное). Однако «История «Русского балета», реальная и фантастическая в рисунках, мемуарах и фотографиях из архива Михаила Ларионова», выпущенная издательской программой «Интерроса»», книга все же не только для просмотра, но и для чтения. Нет, понятно, что фотографии и рисунки затягивают в себя, не дают оторваться, что картинку с плотной тушкой Дягилева, склонившегося над мелкой собачкой, будто выслушивающего ее (с тем же выражением, с каким он внимал своим сотрудникам), хочется варварски вырезать из книги и повесить на стенку, но все же том дает возможность не только посмотреть на работы Михаила Ларионова, но и послушать художника. А именно это ему самому было очень важно -- чтобы выслушали.

Ларионов, немало поработавший для дягилевской антрепризы («Полуночное солнце», «Русские сказки», «Шут»), претендовал на значительно большую роль в балете, чем та, что была предоставлена ему знаменитым импресарио. Художник хотел не только оформлять спектакли, но ставить их, и отсутствие танцобразования его нисколько не смущало. И в своих записях о «Русском балете», впервые опубликованных именно в только что вышедшей книжке, но обдумываемых и сочиняемых в течение тридцати с лишним лет (1929 -- смерть Дягилева, 1964 -- смерть Ларионова), он старался рассказать, да, о своем работодателе, но не в меньшей степени и о себе. Вообще-то он предполагал, что такая книга может стать чем-то вроде рекомендации для возможных продюсеров, которые позвали бы его руководить балетом.

Воспоминания о Дягилеве -- смесь маленьких анекдотов (в старинном значении этого слова) с точными заметками о том, как функционировал этот самый знаменитый импресарио. Вот, к примеру, история об испанском короле, так увлеченном репетициями «Треуголки», что сам вышел и станцевал несколько па, поинтересовавшись, хорошо ли у него получилось, и в знак благоволения одарил Дягилева ненужной тому сигарой (мученик страдальчески неумело курил до тех пор, пока король не соизволил удалиться). А вот зоркое наблюдение: «Дягилев всегда старался показать, что вы именно и есть самый нужный ему человек и необходимый. И часто эти самые нужные люди вовсе были не нужны, а немножко игнорируемые очень нужны». Наука управления в чистом виде.

С претензиями на постановочную деятельность все, конечно, оказывается сложнее -- человек, не выросший в хореографической среде, не видит, когда именно совершается революция в балете («То, что Нижинский повернул в Sacre du printemps («Весне священной») носки ног внутрь против классических наружу, никакой реформы танцевальной не делает. Изменилась только фигура, но не суть движения»). Самую важную проблему всей предшествующей хореографии Ларионов видит в том, что танцы были отделены друг от друга, сам же он мечтал о непрерывном потоке. Артисты в его спектакле неминуемо должны были превратиться лишь в часть общей композиции. При этом часть очевидно не главную. Мечты так и остались мечтами.

Архив Наталии Гончаровой и Михаила Ларионова, содержащий в себе восемьсот живописных и более десяти тысяч графических работ, передала в 1989 году Третьяковской галерее Александра Томилина, вторая жена Ларионова. С тех пор они в основном хранились в запасниках, и лишь благодаря появлению обсуждаемой книги, теперь эту графику Ларионова может увидеть любой желающий. Посмотреть на эскизы к спектаклям, на закулисные зарисовки, пойманные взгляды и позы. И помимо страстных, пристрастных и трогательных текстов самого художника прочитать прохладные и внятные статьи составителей, Глеба Поспелова и Елизаветы Суриц. А в качестве бонуса получить во владение опубликованные в «Истории...» портретные галереи деятелей великой антрепризы и точный список всех появившихся в ней спектаклей.