Рассказывая о длинном списке претендентов на премию «Русский Букер», я заявил своей пятерке фаворитов (см. «Время новостей» от 2 июля). Не предписанной регламентом шестерке, а именно пятерке, чувствуя, что по крайней мере одну позицию в шорт-листе судьи отдадут «темной лошадке». Мои мечты и предчувствия сбылись примерно наполовину. Жюри, возглавляемое прозаиком Русланом Киреевым (литературовед Марина Абашеева, Пермь, критик Мария Ремизова, кинорежиссер Вадим Абдрашитов, прозаик Валерий Попов, Санкт-Петербург) вывело на финишную прямую не одного, а двух «таинственных незнакомцев», совпало со мной при оценке трех кандидатов и в одном случае обнаружило «строптивость». Впрочем, вполне ожидаемую. Как и удвоение «неожиданных» авторов.

Уже при оглашении длинного списка судьи весьма отчетливо, если не сказать агрессивно, обращали внимание пресс-конференционной публики (то есть литературной и окололитературной общественности) на романы Елены Колядиной «Цветочный крест» («Вологодская литература», 2009, №7) и Андрея Иванова «Путешествие Ханумана на Лолланд» (Таллин, «Авенариус», 2009). Тираж журнала «Вологодская литература» -- 500 экземпляров, даже в областную библиотеку поступает он с перебоями, в Сети отсутствует. Так что ознакомиться с любовным романом, действие которого разыгрывается в XVII веке, а герои используют ненормативную лексику (сии сведения восходят к членам жюри) московскому читателю (критику) затруднительно. Не многим лучше обстоит дело с книгами, выходящими в столице Эстонии. Так что и о трудной участи российских мигрантов, кочующих по темной Европии, большинство моих коллег и аз, грешный, знаем только с чужих слов. Будем надеяться, что и доселе никому неведомая Елена Колядина, и отмеченный в прошлом году Русской премией, но не вошедший пока в джентльменский читательский набор Андрей Иванов включены в букеровский шорт-лист не политкорректности ради (квоты региональная и для граждан бывших советских республик), а за реальные литературные достижения. Ну и искать их сочинения.

Совсем иная история разворачивается с романом Мариам Петросян «Дом, в котором...» (М., «Книги Гаятри», 2009). Огромное повествование о таинственном интернате для увечных подростков обрело шумную славу в конце прошлого года, когда стяжало Русскую премию и приз читательских симпатий на «Большой книге». «Дом, в котором...» получил тогда немало позитивных (и даже восторженных) отзывов профессионалов и, кажется, стал почти «культовой» книгой. Мне этот странноватый, многофигурный, местами болезненный «тинейджерский» роман как виделся, так и видится событием значительным. И уж если он номинируется на «Русский Букер», то шестерка без него явно была бы кособокой. Другой вопрос: стоило ли роман Петросян на премию выдвигать? Не гоже вроде бы в мае ездить с апрельским проездным билетом. Толкотня наших множащихся премий, каждая из которых щеголяет собственным регламентом, не всегда (мягко говоря) споспешествует установлению контакта меж писателем и читателем. Меж тем как именно это (а не осыпание авторов золотым дождем) главная задача любой осмысленной премии. Петросян ни в чем не виновата, издателей ее, стремящихся вновь поддержать и продвинуть счастливо угаданного автора, понять можно, досадовать на то, что год назад «Дом, в котором...» чего-то недобрал (не попал в тройку призеров «Большой книги») позволительно, решение жюри вполне справедливо, сам я внес Петросян в пятерку лидеров, но все равно какой-то осадок от этого сюжета остается. Вне зависимости от того, поднимется ли талантливая писательница на букеровский пьедестал.

О двух наиболее близких мне опусах нынешнего букеровского сезона -- романах «Счастье возможно» Олега Зайончковского и «Клоцвог» Маргариты Хемлин я в свою пору высказался довольно подробно (см. «Время новостей» от 7 сентября 2009 года и 26 июля) и не хочу повторяться. Книги эти неожиданно рифмуются: Зайончковский пишет о счастье, которое вопреки всему обретает лопоухий недотепа-сочинитель, Хемлин -- о несчастье «победительной», умеющей «правильно» организовать свою жизнь (круша по дороге судьбы самых близких), нахрапистой и в то же время трагикомически трогательной стервы. Монтаж (иногда -- ассоциативный) новелл у Зайончковского и нанизывание на сюжетную нить хитромудрых (дурацких) авантюр у Хемлин не лишают их романы органической цельности, что обеспечивается прежде всего стилевой стройностью. Тихий, пастельный монолог оставленного женой писателя и громокипящая, аляповато броская речь «завоевательницы» переливаются тонкими смысловыми и музыкальными оттенками, но неразрывно связаны с произносящими их главными героями. Богатство «объемного» слога строит центральные -- сущностно оригинальные -- характеры и скрепляет каждую из «мозаик» в органическое целое. Читая Зайончковского и Хемлин, чувствуешь (даже если не отдаешь в том себе отчета), что проза -- это художество, а не запись набора слов, который обучившийся уму-разуму г-н Журден использует для решения некоторой насущно необходимой задачи.

Этим, на мой взгляд, романы Хемлин, Зайончковского и (не без оговорок) Петросян решительно отличаются от «Шалинского рейда» Германа Садулаева («Знамя», 2010, №1--2). Жгущая чеченская тема, умение давить на болевые точки, журналистская хватка и брутальная харизма еще недавно «молодого», но быстро вышедшего в люди автора не могут превратить этот гибрид очерка, политического детектива (весьма сомнительно построенного) и квазиисповеди в роман. Жюри, однако, смотрит на «Шалинский рейд» иначе, и я не удивлюсь, если именно энергично в течение нескольких лет раскручиваемый Садулаев (равно любезный либеральному журналу «Знамя» и леворадикальному издательству «Ад Маргинем») станет девятнадцатым букеровским лауреатом. Но я и при иных раскладах не удивлюсь: три романа мне всерьез нравятся; два других (пока неведомых) уж очень любезны судейской бригаде, а слоган «Смотрите, кто пришел!» («кого мы нашли») все крепче вписывается в букеровскую традицию. Хотя как знать -- может, Колядина, Иванов или награждение кого-то из них и заставит воздеть очи горе либо смущенно их потупить.

Новый лауреат премии за лучший русский роман будет объявлен 2 декабря.