Вчера в Санкт-Петербурге начал работу XX Международный кинофестиваль документальных, короткометражных игровых и анимационных фильмов «Послание к человеку», зарегистрированный Международной федерацией ассоциаций кинопродюсеров (FIAPF) как конкурсный фестиваль категории «А». Новые документальные фильмы со всего мира можно будет посмотреть с 15 по 22 июля. В этом году президентом «Послания к человеку» стал Алексей Учитель, в прошлом документалист, ныне -- режиссер игрового кино. Зачем ему понадобилось брать такие обязательства, ради чего документалисты уходят в игровое кино и стоит ли ожидать серьезных последствий от реформы российского кинематографа у Алексея УЧИТЕЛЯ узнал Антон САЗОНОВ.

-- Зачем режиссеру игрового кино возглавлять фестиваль документальных фильмов?

-- Я долго занимался документальным кино. Сейчас веду мастерскую во ВГИКе, где мы проводим эксперимент: студенты учатся режиссуре как таковой -- без разделения на игровую и не игровую. Они снимают две работы в год: первая -- игровая, вторая -- документальная. Мне кажется, это сочетание полезно обоим жанрам. Они друг друга обогащают. Я безумно люблю документальное кино и считаю, что этот опыт работы много мне дал. Поэтому никакого противоречия я не вижу.

-- А прежде вы часто приезжали на «Послание к человеку»?

-- Бывал, и не раз. Когда -- не берусь сказать, ведь участником не был. Мои картины шли во внеконкурсных программах. Я всегда за судьбу фестиваля переживал. Не думайте, что мне нечем заняться. Я не хотел что-либо возглавлять -- наоборот, долго думал: соглашаться или нет. Мой шаг скорее идейный, чем практический.

-- Фестиваль влияет на кинопроцесс?

-- Любой фестиваль как-то влияет и на процесс, и на зрителя, иначе его не стоит проводить. Что до «Послания», в нем мне нравится сочетание несочетаемого. Странный микс, который вызывает дополнительный интерес и дает фестивалю преимущество перед остальными нашими смотрами.

-- Вы согласны, что документальное кино все меньше отличается от игрового? И наоборот.

-- Сейчас все чаще ведущие режиссеры-документалисты снимают игровое кино, легко занимая в нем лидирующие позиции. Это не только России касается -- всего мира. Думаю, это значит, что на экране зрители хотят видеть отображение реальности. Что отличает документалистов? Сужу по себе: когда берешься за игровое кино, имея опыт документального, неизбежно начинаешь добиваться естественности происходящего на экране. У документалистов это чувство развито. Но вы спросили про грань между документальным кино и игровым?

-- Да, она все сильнее стирается.

-- В связи с этим происходит страшная путаница. По телевизору часто показывают фильмы, которые называют документальными. На деле это телепередачи, человек что-то рассказывает, а его рассказ перебивают вставками хроники или чем-то еще. Тут нет образного решения, за которое любят документальное кино, что всегда отличалось специфическим подходом к изложению материала, -- вспомните Дзигу Вертова.

Для меня оказалось сюрпризом, что мой студент Иван Твердовский, сняв документальную картину и не сказав ничего мне, отдал ее в конкурс «короткого метра» на «Кинотавре». Ее приняли за игровую. Иван же в подмене не признался, и когда получил диплом. Узнав об этом, я его ругал.

До сих пор жив стереотип: документальное кино -- ступень, через которую нужно пройти, чтобы снимать игровое. Я пытаюсь всеми силами это мнение искоренить. В случае Твердовского фильм показался жюри слишком убедительным, никому не пришло в голову, что история на самом деле рассказана документальными средствами. Решили, что откровенную правду, которую он рассказывает про жизнь молодых людей, без игры снять невозможно. Но ему удалось.

-- Когда Сергей Лозница или Юрий Шиллер снимают игровые фильмы, не пытаются ли они тем самым расширить зрительскую аудиторию? Ведь у нас нет проката документальных картин.

-- Думаю, нет. Лозница -- один из самых талантливых режиссеров (принципиально не уточняю жанра). «Счастье мое» большой аудитории не завоюет, в любом случае выйдет лишь в ограниченный прокат. Вряд ли он из-за этого стал бы снимать игровое кино. Уверен, им движет другое. Я сам почувствовал: возможностей для построения реальной жизни в игровом кино гораздо больше. В документальном ты привязан к герою, вынужден быть лишь наблюдателем. Конечно, можно многого достичь при монтаже, но на съемках -- никогда. В игровом кино тебе подвластно все, ты можешь в любую секунду провести любые перемены: убить, пожалеть, все что угодно. Вся власть у тебя в руках; даже если сценарий жестко прописан, его можно на съемках корректировать и изменять. Чувство, которое испытываешь, делая игровые фильмы, настолько завораживает, что не снимать потом невозможно. Наверняка за этим ощущением пришел в игровое кино и Лозница.

-- Вы не думаете вернуться к документальному кино?

-- Давно хочу снять фильм о Петре Наумовиче Фоменко. Очень люблю этого режиссера, его театр -- мой родной дом. Многие его актеры снимались в моих фильмах. Но при добром ко мне отношении Петр Наумович, сколько я ни просился, ни разу меня на репетиции не пустил. Кого я только не просил провести -- не помогает. Мне хочется снять о нем фильм, потому что его работу надо сохранить для будущего. Есть идея фильма о Георгиеве -- безумно талантливом человеке. Он мне очень интересен. Но из-за того, что игровым кино я занялся довольно поздно, накопилось много планов, которые хотелось бы реализовать.

-- Как вы относитесь к реформе российского кино?

-- Какие-то изменения, безусловно, нужны, но те, что произошли, ошибочны. Эксперимент с восемью студиями -- глупая затея. Неважно, сколько их -- десять или четыре, важно, что так государство нарушило принцип, существующий во всем мире: выбирают не студию, а проект. Самый простой, проверенный способ. Объективно совершался выбор или нет -- другой вопрос, это можно урегулировать. Если есть у восьми студий хорошие проекты -- пусть подают их на рассмотрение и честно соревнуются со всеми. А сейчас мы только время теряем: через три-четыре года от этой идеи в любом случае откажутся. К тому же, если это студии успешные, для чего им помогать финансово? Помогать целесообразнее другим проектам. При этом все равно существует дополнительная государственная поддержка: при Министерстве культуры проводят конкурсы для дебютных картин; правда, их стало очень мало. В общем, государство создало какой-то гибрид, который вряд ли станет чем-то осмысленным.

-- Недавно стало известно, что этим студиям предложено выделить по 30 млн руб. из полученных от государства средств на финансирование артхаусного кино. Будет ли какой-то толк от этого?

-- Я с трудом представляю, что такое артхаусное кино. Это кино, которое не смотрит зритель? Или которое участвует и побеждает на мировых фестивалях? Уже не раз о своих взглядах говорил и повторю: сегодня в России нужно снимать высокохудожественное кино для широкого зрителя.

Для галочки, конечно, можно снять любое кино, артхаусное в том числе. Если эти восемь студий будут не только снимать, но и продвигать артхаусные фильмы, -- финансирование имеет смысл. Проблема в чем: тот же Попогребский получает множество премий, но, не имея денег на нормальную рекламную кампанию, которая стоит очень дорого, его успешный с фестивальной точки зрения фильм не доходит до зрителя. Если студии на выданные государством деньги смогут активно продвигать свои артхаусные фильмы на рынке -- толк будет.

С другой стороны, что делать, если какая-то студия вообще не хочет снимать артхаусное кино, а хочет зрительское? Почему ей нужно отдавать эти деньги? Лучше провести конкурс, финансовую поддержку получат достойные фильмы. Хотя кто знает, вдруг все будет хорошо. Нужно подождать.

-- Отношения между независимыми продюсерами и студиями-мэйджорами теперь изменятся?

-- Если раньше продюсер мог получить в Минкульте часть денег на проект, дальше идти на телевидение, потом еще и в эти же восемь студий и так набирал необходимую сумму, то сейчас он может обратиться только к этим избранным студиям. А ему, например, скажут: «Извините, у нас все планы сверстаны». Независимому продюсеру будет гораздо труднее.

-- Изменения эти повлияют на ситуацию в игровом и документальном кино?

-- Само собой. В прошлом году вышло около восьмидесяти игровых фильмов, в этом году двадцать-тридцать картин вышло бы -- и то великое достижение. Из-за реформирования мы потеряли много времени.

У нас уникальное государство, я об этом уже не раз говорил. На Западе, когда с кем-то разговариваешь, все делают круглые глаза: ни в одной стране мира государство в таком количестве не поддерживает фильмы. Если только документальных картин снимается около трехсот, на что вообще можно жаловаться? И такое положение нужно бы сохранять. Конечно, рыночная экономика хороша, но пока у нас для игрового кино в стране всего две тысячи залов, она не может работать в полную силу, как в США или Европе. Российский кинематограф в принципе не может быть окупаем.

Николай Досталь, бывший президент Гильдии продюсеров, предлагал решить проблему с залами так: «Государство должно выдавать деньги не на производство фильмов, а на систему расширения кинопроката». Тогда бы фильмы могли прокатываться, потому что сейчас русскому кино не хватает места. Даже если и появятся деньги на рекламу, все равно столько американских и других иностранных картин, что для наших просто не остается места.