Сегодня проблема -- нечувствительность к деталям: в оценках, суждениях, формулировках. Уже почти демонтировали ажурную конструкцию языков культуры на плебейские слоганы и убогие лозунги. Этими лозунгами пользуются чувствующие свое интеллектуальное превосходство над «архаичными» текстами культуры хорошо образованные «креативные чуваки», с упоением сводящие счеты со всем, что мешает им вписаться в новый мейнстрим и ощущать себя своими внутри нового российского социума, нашими среди «наших». Раздражать может и старушка Европа, и музеи, и петербуржский прононс -- все то, что великий музыкант Давид Герингас назвал как-то замечательным словом «рафинеск». Этот рафинеск у образованных перебежчиков в стан мейнстрима вызывает прямо-таки животную ненависть. Ведь догадываются же, что именно в нем та сила чуткости, тихой детализации мира, что сокрушит сфабрикованный культурный эрзац с его брендами, трендами и мейнстримом.

Да уже сокрушает. В театре Елены Камбуровой прошел творческий вечер Андрея Хржановского. Был представлен архив творчества режиссера за 40 лет -- от мультипликационного фильма «Стеклянная гармоника», пролежавшего на полке добрую половину срока, до фильма «Полтора кота», посвященного Иосифу Бродскому. И убеждаешься, что сотворенный мастером мир абсолютно равноценен миру титанов эпохи Возрождения. Чуткость к различным языкам и кодам культуры феноменальная. Впечатление, что Хржановский принимает культуру чем-то вроде кровеносной системы со сложнейшими переплетениями вен, сосудиков, капиллярчиков. Забота о каждом из них гарантирует здоровье всего организма. Всем моделям мышления мультипликатор Андрей Хржановский предпочитает ассоциативный. Говорит, что мультипликация схожа с поэзией. Только поэзия летает. А мультипликация работает прыжками. Сразу в начале вечера режиссер привел пример таких прыжков. Спросил сперва: какое сегодня число? Оказалось, 29 февраля. Последний день зимы. «Помните? «Ричард III» Шекспира: «Зима тревоги нашей позади. К нам с сыном Йорка лето возвратилось!» Кто сделал цитату названием своего романа? Точно, Джон Стейнбек. А как он начинается, помните: «Когда золотое апрельское утро разбудило Мэри Хоули, она повернулась к мужу и увидела, что он растянул рот мизинцами, изображая лягушку». Вот такие вам прыжки. Невероятные сближения и детали насыщают все творения Хржановского. В запрещенной «Стеклянной гармонике» он сотрудничал с классиками неофициального искусства Юрием Соболевым и Юло Соостером, композитором Альфредом Шнитке. Мультфильмы по Пушкину, рисунки которого Хржановский просматривал тысячами и оживлял (включая дожди и стволы берез из черновых строк), озвучивали Юрский и Смоктуновский. А за роялем был Шнитке. Режиссер рассказывает, что пристальное изучение рисунков Пушкина подтвердило: многие гении работают в режиме цейтнота. И проговариваются об этом самые забавные детали. «Ведь на рукописи Периодической таблицы Менделеева были обнаружены следы колбасы. Времени на перекус не было! А на рукописи Пушкина я увидел след от стакана с чаем. И он в мультфильме немедленно превратился в луну». И еще столь же головокружительная пространственно-временная пантомима явлена в шедеврах «английской серии» («Королевский бутерброд», «Дом, который построил Джек»), фильмах по сценарию Тонино Гуэрры, рисункам Феллини, рисункам Бродского. В новом фильме повествование ведется от морды любимого кота поэта. Поэт и кот постоянно уступают друг другу экран. Параллельно звучат стихи, письма, эссе Бродского. А фотоколлажи комбинируются с документальными фильмами, те, в свою очередь, с художественными, последние -- с ожившими рисунками Бродского. Кстати, сам образ кровеносной системы культуры, что выпестовал в своем творчестве Хржановский, ассоциируется у меня с наследием школы Павла Филонова, воспитанником которой был отец мультипликатора, артист, художник, музыкант Юрий Хржановский. Разъятие и сборка Вселенной по законам корпускулярно-волнового движения, видимая пульсация ее кровеносных сосудов -- быть может, именно этот монтажный принцип искусства Филонова и стал подсознательным стимулом «всемирной отзывчивости» Андрея Юрьевича.

Сторонники закупорки сосудов культуры массмедийной дрянью, мейнстримным вторсырьем (особенно киношным) до сих пор держат Хржановского на правах арестанта. Режиссер признался, что «Стеклянная гармоника» существует в четырех копиях. На DVD этот и многие другие мультфильмы режиссера выпущены не в России, а в Нью-Йорке. Оттуда он их и привез для своего вечера. Потому картинка была украшена английскими субтитрами.

Все-таки победа «массовиков-затейников» и примкнувших к ним «чисто российских» культурменеджеров пиррова. Через два дня после прошедшего в театре Елены Камбуровой вечера Хржановского в самом центре Москвы, в Гагаринском переулке собрались те, кому идея восстановления чутких топосов культуры по-прежнему дорога. В подвале столетнего дома-юбиляра под номером 35 открылась московско-лондонская галерея Ravenscourt. Ее руководители Максим Боксер и Елизавета Мешквичева решили реабилитировать жанр особняковых собраний старой Москвы. Тем более место выбрано правильное. В Гагаринском проходили знаменитые Лопатинские среды -- вечера в особняке семьи Лопатиных с жаркими филологическими, научными, артистическими диспутами. В «тучковом» доме неподалеку собирал друзей Герцен. Летопись района украшают и знаменитые Аксаковские субботы, кружок Станкевича, встречи в доме Загоскина. Прибавьте открытие в конце XIX века в соседнем Староконюшенном частного музея западноевропейской живописи Дмитрия Щукина. И оцените, что по соседству с новой галереей тоже в столетнем здании расположен старенький, теперь уже закрытый хозяйственный магазин, в котором в начале XX века была керосиновая лавка -- та самая, над которой пролетала булгаковская Маргарита. Теперь поймете, почему первым гостем новой галереи стала выставка Ирины Затуловской -- художницы, собирающей археологию культурной памяти. На отслужившие вещи, металлические и деревянные доски, тряпичные лоскутики Затуловская наносит иероглифы -- следы артефактов прошлого, портреты и знаки. На кирпичах и штукатурке подворотни дома посетителей встречают идущие в галерею Ларионов, Малевич, Матисс, Татлин. Внутри галереи, в уютном зале, обустроенном по проекту Александра Константинова, висят украшенные наивной живописью ставни, части кровли, детали дверей и панно с фигурками, вышитыми на грубой холстине. Вещички иллюстрируют предметный мир «свободного романа» «Евгений Онегин». Ими же проиллюстрирован роскошный, специально выпущенный к открытию галереи издательством ART-LIBRIS фолиант -- повторение прижизненного издания «Онегина» 1837 года. Работы Ирины Затуловской сигналят о фрагментах траченного временем и небрежением культурного ландшафта. Символично, что связать детали Затуловской с топосом самого романа помог голос пришедшего на вернисаж, живущего в этом же доме (!) Сергея Юрского, его грандиозное исполнение глав пушкинского шедевра.

И помимо Пушкина Юрский читал других великих героев «керосинового дружества»: Мандельштама, Пастернака. А завершил «Подсвечником» Бродского, где есть принципиальные строки: «Наверно, тем искусство и берет, /что только уточняет, а не врет, / поскольку основной его закон, /бесспорно, независимость деталей». И пусть склонные к благородной детализации текстов культуры пока ютятся по крохотным залам и подвалам. Катакомбное время когда-нибудь кончится. Надежда живет.