Дженнифер Хигдон. Концерт для ударных и оркестра (LPO). В книге «Маэстро, шедевры и безумие» Норман Лебрехт высмеивает оркестры, открывшие в новом тысячелетии собственные звукозаписывающие лейблы. То, что среди них лучшие из лучших -- Лондонский симфонический, амстердамский Консертгебау, оркестры Баварского радио и Мариинского театра, -- не мешает автору иронизировать над «неубедительными» записями. Чем сильнее Лебрехт сетует на то, что бескорыстное служение классической музыке убила погоня за прибылью, тем удивительнее читать его деловитые рассуждения об экономической невыгодности записей, которые оркестры производят сами. Мало того, что многие из них неплохо продаются; коммерческая составляющая здесь отнюдь не главная. Записи эти делаются в том числе для будущего, о чем Лебрехт умалчивает, предпочитая оплакивать утраченный идеализм. Как знать, не войдут ли иные из них в историю.

По крайней мере одна среди подобных записей недавно получила «Грэмми» -- речь о концерте Дженнифер Хигдон для ударных и оркестра, отмеченном как «лучшее произведение современной классики». Сочинение, записанное и изданное Лондонским филармоническим оркестром, одно из немногих в своем жанре, существенно расширяет представление как о возможностях ударных инструментов, так и о том, что мы считаем современной классикой, если принимаем это понятие вообще. Больше всего эта музыка похожа на опусы если не Леонарда Бернстайна, то его последователя Марка-Энтони Тернеджа, продолжающего бодро соединять классику с джазом. За пультом оркестра, который возглавляет наш соотечественник Владимир Юровский, стоит Марин Олсоп -- одна из наиболее успешных женщин-дирижеров нашего времени, которую называли «Исполнителем года» авторитетные журналы «Граммофон» и «Музыкальная Америка». Солист -- Колин Карри, один из лучших ударников мира, играющий одну премьеру за другой. На диске представлены также Камерная симфония Томаса Адеса и «Признание Айсобел Гауди» Джеймса Макмиллана -- две визитных карточки важнейших композиторов современной Англии. Вся программа звучит захватывающе, и «неубедительной» ее можно назвать лишь в очень плохом настроении.

Сергей Прокофьев. На страже мира. Пиковая дама (Chandos). «Возводится дом небывалый/ В просторной Советской стране./ И ты под лесами не балуй,/ Наемник, зовущий к войне! <...>/ Могучим и дружным усильем/ Рассеет тревогу Земля./ Так смерть разлетается пылью/ От залпа с бортов корабля!» Стихи, которые сегодня трудно читать без улыбки, связаны с двумя великими именами русской культуры ХХ века. Написал их Самуил Маршак специально для оратории Сергея Прокофьева «На страже мира». Значение патриотических кантат и ораторий в творчестве Прокофьева недооценено, хотя в этих жанрах он, работая по заказу, создавал такие же шедевры, как и тогда, когда писал от души. Помимо широко известного «Александра Невского», это великолепная «Здравица» к 60-летию Сталина и грандиозная «Кантата к 20-летию Октября» для двух смешанных хоров, симфонического и военного оркестров, оркестра аккордеонов и шумовых инструментов. «Кантата» и по сей день остается загадкой: ее можно трактовать и как верноподданническое, и как антисоветское произведение. Чего стоит пролог, где фраза Маркса «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтоб изменить его» в исполнении хора подвергается безжалостной деконструкции! А ленинские слова «Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки» ложатся на музыку ничуть не хуже стихов Маршака.

«На страже мира» -- последнее сочинение Прокофьев в этом жанре; оно появилось через полтора года после того, как композитора критиковали за формализм, и принесло ему Сталинскую премию. Двойного дна, как в «Здравице» или «Кантате», здесь нет, однако рядом с такими опусами позднего Прокофьева, как Седьмая симфония или балет «Сказ о каменном цветке», оратория звучит достойно. Прежде ее записывали лишь дважды; новую и, возможно, лучшую запись сделал маэстро Неэме Ярви -- выходец из Эстонии, ныне дирижер мирового класса. Как и его российский коллега Геннадий Рождественский, он записал почти всего Прокофьева, зарекомендовав себя как один из лучших его интерпретаторов. «Оберегают жизнь твою/ И родину и дом/ Твои друзья в любом краю/ Их больше с каждым днем./ Они дорогу преградят/ Войне на всей земле,/ Ведет их лучший друг ребят,/ А он живет в Кремле!» Режут ли слух эти слова, прославляющие тирана? Оказывается, нет, если они положены на чудесную музыку.

Диск открывают фрагменты звуковой дорожки к фильму Михаила Ромма «Пиковая дама». Параллельно Прокофьев работал над другими пушкинскими сочинениями -- писал музыку к спектаклям «Борис Годунов» и «Евгений Онегин». Однако в 1937 году, когда отмечались столетие со дня смерти Пушкина и 20-летие Октября, новаторские инициативы были не ко двору -- спектакли Мейерхольда и Таирова не увидели сцены, съемки фильма запретили. Не прозвучала и «Октябрьская кантата» -- в столе оказались четыре прокофьевские работы. Фрагменты их позже всплывали в других его сочинениях -- так, одна из тем «Пиковой дамы» вошла в Восьмую фортепианную сонату, а другая -- в Пятую симфонию. Запись анонсирована как премьерная, хотя за несколько лет до Ярви свою версию сюиты записал Михаил Юровский.