В Москве, в кинотеатре «Художественный», только что закончился фестиваль «Венеция--Москва», представивший шесть фильмов новейшей волны итальянского кино, фотовыставку «Итальянское кино в кадре и за кадром» и мастер-класс Марко Мюллера, директора Венецианского кинофестиваля и одного из самых авторитетных кинематографистов Европы.

Марко Мюллер, интеллектуал, синефил, китаист, специалист по антропологии и экзотическому кино, как бы подытожил нынешнюю фестивальную программу. Почти сплошь состоящую из новых авторов, почти не известных российскому зрителю: г-н Мюллер, правда, в ходе лекции все время спрашивал, знакомы ли нам имена Пазолини и Висконти, чьи традиции якобы наследуют и укрепляют молодые итальянские режиссеры. На что зал дружно скандировал, что, мол, знакомы и еще как знакомы, к вящему удовольствию маэстро, постаравшемуся в своей лекции объединить традиции и новаторство. В зале, однако, витал дух сомнения: правда, никто не осмелился задать г-ну Мюллеру сакраментальный вопрос, почему, дескать, молодые итальянские режиссеры не в силах удержать почти ренессансную мощь послевоенного итальянского кино. Предвидя это недоумение, г-н Мюллер (надо сказать, не без блеска и теоретически обоснованно) протянул нить от прошлого к будущему, от Висконти с Пазолини до Балди, Бертолуччи и Белоккио. Настаивая на этих, как он выразился, «трех «Б» как на фундаменте современного итальянского кино. Правда, двоим из этих трех «Б», Бертолуччи и Белоккио, почти 70, что, как заверил нас г-н Мюллер, не мешает им оставаться на гребне волны. Мол, они и есть мерило всего для совсем юных -- скажем, Миели, Капотонди или Никкьярели, чьи фильмы как раз и привезли в эти дни в Москву.

С другой стороны, слушая г-на Мюллера, не можешь отвлечься от трюизма, что, мол, «большое видится на расстоянье»: находясь глубоко внутри итальянского кинопроцесса и теоретически обосновывая свой собственный взгляд на историю итальянского кино, Мюллер, как мне кажется, недооценивает таких универсальных авторов, как Феллини и Висконти. Подобно нашим критикам-коммунистам эпохи застоя, он, грубо говоря, ставит на неореализм и «документализм»: до такой степени, что одному из присутствовавших на лекции киноманов даже пришлось вступиться за Висконти.

Между тем, отбирая фильмы для Мостры (так итальянцы называют Венецианский кинофестиваль), г-н Мюллер обнаруживает -- почти всегда -- отменный вкус и способность разглядеть в новичке откуда-нибудь из Бангладеш будущего гения и провозвестника новой кинематографической эры. Так было, скажем, с Апичатпонгом Вирасетакулом, второй фильм которого, «Тропическую лихорадку», он решил сам продюсировать.

Точно также он когда-то зорко высмотрел среди унылого советского мейнстрима гениальные картины, постепенно сформировав уникальную программу «Неизвестное советское кино», показанную на «фестивале миллионеров» в Локарно, директором которого он тогда был.

Сегодня он руководит одним из трех крупнейших кинофестивалей мира, и Мостра удерживает это звание не в последнюю очередь благодаря эрудиции, вкусу, умелому администрированию и, скажем так, въедливости Марко Мюллера.

Кстати, немного зная русский (вообще-то он владеет 18 языками, включая два диалекта китайского), во время мастер-класса он требовал от своей переводчицы точного соответствия его итальянским выражениям, при том что порой пользуется очень сложной терминологией и редкими словами. Переводчицу он, впрочем, выбрал себе под стать: его помощница, бывшая москвичка Алена Шумакова, отборщик Мостры, даст фору любому синхронисту, ибо не только знает своего начальника вдоль и поперек, но и блестяще владеет, скажем, структуралистской терминологией.

Вообще такого типа интеллектуалы -- теоретики, историки кино, полиглоты -- редкость в высоких кругах фестивальной администрации. Как правило, функционеры -- и у нас, и у них -- не могут похвастаться такими обширными знаниями, причем не только в области кино. И, таким образом, не способны, подобно Марко Мюллеру, наладить настоящий культурный контакт с другими странами. Лекция, прочитанная Марко Мюллером, из числа таких акций «культурного сотрудничества» (если выражаться официальным языком).

Между прочим, видимо, тоскуя по интеллектуальному общению, Мюллер и в предместьях Рима открыл клуб, уговорив своего друга Марко Белоккио купить для этого небольшой дом.

Если современная ситуация всеобщей занятости и разобщенности не предполагает естественного возникновения мест, подобных парижским кафе 20-х, нужно, по-видимому, создавать их искусственно. Как сделал это клуб «Сине Фантом», пригласивший Мюллера провести мастер-класс в одном из залов кинотеатра «Пионер», площадки, которая постепенно превращается в киноклуб, место для дискуссий и встреч.