Последние несколько лет проходят в поисках позитива. Ищут-ищут, найти не могут. Большие начальники на телевидении, маленькие люди в публике, серьезные деятели культуры, журналисты, критики, авторы и потребители ищут положительного героя, положительный пример, позитивный настрой. Хватит, говорят они, нам чернухи, надоело смотреть на плохое, пусть будут недостатки, но отдельные, пусть критика, но конструктивная, и не надо нам этого западничества, этого малодушия, этого выискивания всего мерзкого, страшного, что, безусловно, в жизни есть, но в искусстве должно знать свое место.

По их мнению, современные художники то ли впрямую за западные деньги, то ли просто от недомыслия, то ли в надежде на скорую от этого прибыль нарочно, следуя моде, изображают жизнь безнадежной и ужасной. Они просто не умеют видеть ее красоту, эти апологеты современного искусства. Или не хотят, не заинтересованы. И их надо увлечь изображением честных ментов, благородных воинов, прозорливых руководителей, великодушных докторов, умных и талантливых учителей. Разве таких нет? А Великая Отечественная война? Разве не победил советский народ, вдохновленный великим кормчим? А полководцы прошлого? Разве не пример для молодежи Суворов, Нахимов, Александр Невский? Почему надо все видеть в черных красках, изображать каких-то придурков, не умеющих выразить свои чувства, разве вокруг мало прекрасных, добрых и хороших людей?

Конечно, во всем виноват Даниил Дондурей, социолог, главный редактор журнала «Искусство кино». Это он много лет назад принялся со всех доступных ему трибун говорить о том, что российское телевидение должно заняться модернизацией сознания граждан, и утверждал, что этот проклятый ящик формирует взгляд населения на окружающий мир как ничто другое. Ему и поверили. И стали наполнять эфир позитивом. И мир, как мы узнаем из новостей, начинает исправляться. Вот уже несколько лет, если судить по новостным программам, страна вовсе не разваливается, население не дичает, не спивается и не погрязает в коррупции. Напротив, мы живем в нормальной и даже вполне удобной стране, где почти нет безработицы, наркомании, беззакония, где торжествуют разум и справедливость, а отдельные недостатки в виде стихийных бедствий немедленно исправляются городскими службами.

Да, Дондурей совсем не этот метод имел в виду, но наши сторонники быстрых и конкретных решений сочли, что раз так велика роль массмедиа, то грех не воспользоваться ее волшебной силой. И, что важно, еще немного увеличить свои возможности, приспособив к делу искусство, и прежде всего кино, которое до сих пор важнейшее средство в деле создания иллюзий.

Тут обычно вспоминают Голливуд и великую американскую мечту, которую, по их мнению, кинематограф не только создал, но и наполнил ее ветром паруса всей Америки, вытянув страну из Великой депрессии. Хотя, если честно, все это глупости -- человечеству сон золотой навязать невозможно. Да если внимательно посмотреть на американскую историю кино, не было в ней никакой волшебной сказки, поднявшей дух народа. Вот дух народа да, был. Не весь еще в гудок ушел, несмотря на Великую депрессию.

Самая дурацкая иллюзия наших в разных местах засевших мечтателей заключается в том, что, по их мнению, идеал можно сочинить, изобрести, потом воплотить в персонаже и, предъявив населению, впаять ему в качестве его собственных вожделений. Так вот это неправда, грубое заблуждение. Ничего нельзя придумать, если этого нет в реальности, увы.

Если население поголовно мечтает жить как на Западе, а работать как в России, если родители уверены, что для своих детей нельзя придумать ничего лучше, кроме отправки их на жительство в Европу, если со взятками нам удобнее и экономичнее, если первой автоматической реакцией на все у нас является дать в морду, то искусство это непременно отразит. Но не прямо, а именно так, как оно это делает, -- отсутствием идеалов, ощущением безнадежности, апатией и депрессией.

Был в XIX веке в России такой писатель -- Дмитрий Григорович. Такие депрессивные писал повести, что впору вешаться. Взять хоть «Антона Горемыку» -- историю исправного, умного и доброго крестьянина, доведенного до полного разорения, безнадеги, нищеты, да еще и оболганного, ограбленного и посаженного в тюрьму за преступление, которого не совершал. А каким успехом пользовалась! Писателя даже назвали «благотворным весенним дождем, выпавшим на ниву русской литературы...» Все потому, что читателям было ясно, отчего так ужасно положение Антона: от того, что он крепостной, зависимый от равнодушного помещика, спихнувшего все попечение о людях на злого и корыстного управляющего.

И вот на этой простой энергии страна въехала в свое будущее, для сотен тысяч Антонов обернувшихся куда страшнее, чем мог себе вообразить Григорович.

А ведь именно в это время в России идея о прямом воздействии литературы на общество была особо популярна. Но и тогда литература ничего не изобретала, она усиливала или артикулировала то, что зрело в народе. Как оказалось, путь был неверен, но он, во-первых, был, а во-вторых, в него действительно верили.

Как верили в коммунистическое завтра в Советской России (это сейчас кажется, что никто не верил, неправда, верили, еще как, и на этой вере строилась пропаганда, а когда верить перестали, все и рухнуло). Как верили немцы в победу великой Германии, на чем и строилась культурная политика Геббельса. То есть вначале все-таки были идеалы, пусть и ложные, а уж потом начиналась их эксплуатация.

Гуманисты верили в человека, просветители -- в силу разума, романтики -- в силу воображения, революционеры -- в возможность насилием переделать мир. Кончилось время веры -- началась деконструкция, но и тут находились и до сих пор находятся люди, которые, страдая и сомневаясь, верят в стойкость, в силу любви, в благо терпения, в ценность личности, но если они разделяют свою веру не с большинством граждан, а с немногими, их книги, спектакли и фильмы остаются достоянием немногочисленной избранной публики.

Сегодня многим нашим креативщикам кажется, что если хорошенько подумать, то решение придет и можно будет создать образ, а то и целиком произведение, которое окажется способно поднять дух народа, вдохновить нацию, собрать молодежь. Особенно их интересует молодежь, новое поколение электората, развязно демонстрирующее полное равнодушие что к выборам, что к партиям, что к армии, служить в которой им решительно и очевидно не хочется... Внимание этих несмышленых молодых становится вожделенной целью для идеологов. Любит молодежь зрелище в кино -- давайте дадим ей зрелищ, в 3D снимем фильм про военные подвиги дедов, подкрасив и завив их до полной неузнаваемости. Какую музыку предпочитаете? Мы в любую завернем Волкодава, Котовского, Колчака -- что пожелаете, лишь бы увлеклись, воодушевились, отождествили бы себя с героями...

Вот только никак не выходит. Молодые люди ходят на «Аватара», смотрят и читают «Властелина колец», «Гарри Поттера», даже «Муми-тролля», находя во всех этих произведениях позитивные идеалы и примеры для подражания. Эти чужие кумиры кажутся им понятнее и убедительнее доморощенных гомункулусов. Потому что за ними стоит искренняя вера их творцов в определенные ценности.

Для того чтобы национальное искусство предложило свой способ гармонизации мира, свое объяснение происходящему, свою версию светлого будущего, все это должно быть у национального сознания, которое не рождается, увы, коллективным усилием и даже индивидуальным желанием. И все попытки, как бы их ни финансировали, обречены на поражение до тех пор, пока не появится в реальной жизни что-то более серьезное, чем желание сохранить любой ценой собственное благополучие. Пока не появятся общие цели, не появится и общество, а без него никакого массового искусства быть не может, только грубые массовые имитации.

Хочется только пожелать нам всем, чтобы эта общая цель, если ей все-таки суждено появиться, оказалась соразмерной человеку и не придавила его со всего маху, как это случилось с идеями коммунизма и нацизма.