Президент России Дмитрий Медведев вчера подписал принятый обеими палатами парламента закон о возвращении имущества религиозного назначения религиозным организациям. Глава государства, огласив ежегодное послание Федеральному Собранию, провел встречу с патриархом Кириллом в церкви Рождества Богородицы в Большом Кремлевском дворце (этот храм в соответствии с новым законом должен быть передан РПЦ). «Здесь место особое. Пользуясь случаем, хотел проинформировать вас, что мной сегодня подписан закон о возвращении имущества религиозного назначения религиозным организациям. Это серьезный закон, по которому шли достаточно долгие обсуждения и согласования», -- сказал г-н Медведев главе РПЦ. «Документ свидетельствует о том, что страна наша преодолевает тяжелые последствия и восстанавливает справедливость. Только то государство может иметь будущее, которое основывает деятельность на справедливости... Закон является результатом определенных компромиссов, так и должно быть», -- ответил патриарх Кирилл.

Президент Медведев подчеркнул, что закон принят в оптимальной редакции. Однако и после всех обсуждений у закона остаются критики. В статье, подготовленной для «Времени новостей», директор Государственного Эрмитажа, президент Союза музеев России член-корреспондент РАН Михаил ПИОТРОВСКИЙ высказывает серьезные сомнения как в самом законе, так и в той политике, которая привела к его появлению.

Закон о передаче имущества религиозным организациям принят. Прошло немало внепарламентских и непарламентских дискуссий. Есть смысл остановиться на некоторых общих размышлениях с позиций музейного сообщества.

Во-первых, принятие закона показало, что у нас и в верхах и в низах живо трогательное русское чувство сострадания обиженному, желание как-то его компенсировать. Впервые я встретился с живучестью этой традиции в годы активного обсуждения проблем «германской реституции». Тогда многие очень интеллигентные люди искренне хотели отдать немцам все «награбленное» Советским Союзом в побежденной Германии. Опыт показал, что спешить не нужно и что есть реальный рецепт: договориться о том, что жизненно важно для одной стороны больше, чем для другой. Остальное не трогать. Сегодня происходит похожее, а на очереди за состраданием стоят владельцы национализированных зданий и коллекций, за ними --страны, из земель которых происходят многие из музейных коллекций -- Египет, Иран, Украина... Не нужно торопиться.

Во-вторых, мы совсем запутались в словах и терминах. Вовсю звучат слова: «вернуть награбленное», «восстановить справедливость». «Хранителями краденого» оказываются музеи, которые спасли памятники церковного искусства, признав их музейными экспонатами. Остальное погибло либо ушло в частные коллекции. Терминологическая путаница вообще одна из главных бед нашего времени. Слова «сокровища» и «ценности» понимаются исключительно как долларовый эквивалент. Слово «духовность» означает бытовую религиозность. От плохих слов рождаются некрасивые эмоции и решения.

Кстати говоря, передача государственного имущества частным лицам или общественным организациям называется приватизацией. Во многих событиях сегодняшней жизни России музейная интеллигенция (есть еще такая) видит новый виток приватизации и передела собственности. Между тем, если отстраниться от эмоций и корыстных настроений, все вопросы, касающиеся музеев и церковных интересов, можно решить просто, как решали их прежде, когда были и церковные, и светские музеи церковного искусства, частные коллекции и передачи икон из монастырей в музеи, и взаимодействие искусствоведов и священнослужителей. Не нужно только слишком обострять и примитивизировать ситуацию стилистически неизящными словами. Хорошо бы общаться без агрессивной грубости. И еще надо изучать историю каждой вещи, в чьих руках и как она когда-то была на самом деле.

В-третьих. Принятый закон не меняет существующие возможности передачи имущества (ужасное слово), но устанавливает более простой порядок для религиозных организаций. Это означает -- «привилегии». Для организаций культуры это хороший повод продолжить нашу борьбу за привилегии культуры. У культуры (см. Н. Рерих, Д. Лихачев) есть свои права и должны быть свои привилегии -- моральные, налоговые, политические, гражданские, бюджетные и т.д. Церковь показывает нам тут дорогу. Спасибо!

В-четвертых, нас очень огорчает, что дискуссии вокруг закона как-то ненавязчиво примкнули к многолетним рейдерским атакам на музеи. Не очень корректно и очень целенаправленно были использованы материалы проверки, прошедшей во всех музеях России. Прямо накануне обсуждения закона на телевизионных экранах появился весьма оскорбительный фильм о музеях, где итоги проверки были нарочито перемешаны с рассказом о черном рынке антиквариата, одного из главных инициаторов рейдерских атак на музеи. Те же оскорбительные и удивительно неинтеллигентные оценки прозвучали через несколько дней в интервью видных представителей духовенства. Мотив этот мы слышим уже двадцать лет -- музеи не умеют хранить экспонаты, отдайте их тем, кто делает это лучше, -- иностранцам, частным коллекционерам, «черным антикварам», просто богатым любителям антиквариата и т.д.

В связи с этим я вынужден раньше, чем это нужно, протокольно изложить оценку Союза музеев России по итогам проведенной сплошной проверки. Она стала уникальным явлением в мировой музейной практике. Впервые огромный музейный фонд огромной страны полностью зафиксирован. Это оказалось возможным только благодаря применению новейших информационных технологий и инновационных схем их использования. Только теперь возможно создание полного электронного каталога Музейного фонда России, о котором столь долго мечтали и говорили.

Общее количество «непредъявленных» экспонатов, о котором с деланным ужасом говорят многие поставщики «скрытой информации», составляет 0,3% Музейного фонда России. При этом большинство предметов - вещи, имеющие смысл и интерес только в музейном контексте. Реальных розыскных мероприятий заслуживает несколько десятков случаев. Итог ясен: музеи России сохранили общественное достояние в бурях приватизационных атак, во всяком случае много лучше, чем все другие сферы народного достояния. Не дали украсть, не дали приватизировать и потому вызывают злость и ненависть сейчас, в сезон новой охоты на «собственность». Травля вместо спасибо -- жуткий симптом болезни общества.

Та же проверка показала, что на протяжении десятилетий государственный аппарат полностью пренебрегал своими обязанностями по отношению к культурному наследию. С одной стороны, не строились фондохранилища и не создавались должные условия для учета. С другой -- госаппарат с удовольствием запускал руку в музейные хранилища для продаж или подарков нужным людям. С третьей -- розыск украденного профессионально велся только в редких случаях. Мала цена -- дело быстро закрывается.

У музейщиков много претензий к государственному аппарату (это не синоним государства), который грабил их не меньше, чем церковь. Наш счет еще предстоит предъявить.

В-пятых. Этот закон, как и почти все наше новое законодательство, культуре враждебен. Мы очень благодарны профильным комитетам Государственной думы и особенно комитету по культуре за то, что некоторые вопиющие угрозы были временно приостановлены. Наши главные претензии к закону таковы. Он недостаточно сильно признает неприкосновенность музейного, архивного и библиотечного фонда России. На этой неприкосновенности стоят основные права культуры. Закон не оговаривает строгих гарантий предоставления достойных и пригодных для музейного использования инфраструктур тем учреждениям культуры, которые выселятся из зданий, нужных для функционирования церковных инфраструктур.

И наконец. Очень печально, что материальные интересы разных групп «новых богатых» стравливают музейные и церковные инфраструктуры, ставя между ними соблазнительные понятия «собственности», «имущества», «доходов». Это возбуждает гордыню и с одной и с другой стороны. Может быть это и соответствует неким сиюминутным интересам. Но это не соответствует единой миссии Культуры и Церкви. Она едина и родственна, но различна в деталях. Это различие надо уважать.

На протяжении многих десятилетий музеи в нашей стране были почти единственными учреждениями, подчеркивавшими и воспитывавшими уважение к церковной традиции как части нашей культуры. Они будут продолжать делать это и в новых обстоятельствах, неожиданно оказавшихся не лучше советских.