Фестиваль «Новый европейский театр» закрылся спектаклем «Час, когда мы ничего не знали друг о друге», про который организаторы предупреждали заранее: идти обязательно надо. Тем более что после гастролей в Москве эту совместную постановку труппы австрийского театра в городе Грац и Компании Будапештского театра играть больше не будут -- прожив более года и пропутешествовав по множеству европейских фестивалей, спектакль сходит со сцены.

Неутомимые просветители и пропагандисты европейских театральных ценностей Марина Давыдова и Роман Должанский, постоянно воюющие с российскими ленью и отсутствием любопытства (в последнее время при участии Фонда Прохорова), приемом спектакля на этот раз остались довольны. Конечно, говорят они, в Европе актерам играть легче -- там публика реагирует куда более эмоционально и точно, но и зрители, собравшиеся в на удивление удобном зале областного Дома искусств в Кузьминках, в большинстве были настроены позитивно, смеялись и хлопали.

Хотя спектакль молодого венгерского режиссера Виктора Бодо, хорошо известного в Европе, но никогда еще не появлявшегося в России, довольно необычен для отечественной традиции. В нем вообще нет сюжета, историй, совсем нет слов -- полтора десятка актеров изображают спонтанную и анархичную жизнь людей большого города, возможно полную смысла, но смысла, скрытого от наблюдателей. Под музыку (помимо фонограмм играют сидящие на сцене музыканты) персонажи хаотично двигаются по сцене, открытой во всю немаленькую глубину, так, что получается как будто улица, вдоль которой выстроились кафе, офисы, музей, больница... Внутрь этих помещений публика может заглянуть с помощью видеокамеры, которую обслуживает юркая съемочная группа. Изображение передается на большой экран, и тогда зрители могут прочитать письмо (дружелюбно написанное по-русски), что держит в руках немолодая женщина, или увидеть, как чиновницу заваливает ворох входящих-исходящих, или обнаружить в чемодане у молодой красотки пачки денег, или разглядеть, как сопротивляется докторше умирающий пациент... Есть смешные сцены, есть занятные (например, в музее современного искусства каждый посетитель, заглянувший в черную дыру на картине, получает разное впечатление -- кто поцелуй, а кто удар по физиономии), а есть и совершенно непонятные... Никакого снисхождения к зрителю, никаких объяснений, более того, попытки выстроить какие-то связи между событиями авторы спектакля обрывают немилосердно. Любые ассоциации целиком на совести зрителя.

Механизм перетекающего действия выстроен безупречно. Форма спектакля на диво отчетлива и совершенна: движение не прерывается ни на миг, постоянно превращаясь и меняя регистры, выдавая то почти бытовую картинку, то полную абракадабру... Кинематографический монтаж уже становится общим местом в современном театре, но тут завораживает не прием, а лихость его использования. Кстати, в прошлом у Виктора Бодо не только актерская слава, но и несколько опытов в качестве кинорежиссера. Например, он принимал участие в киноальманахе венгерской «новой волны», собранном под руководством классика Милоша Янчо, -- «Возвращение Икаруса».

К сожалению, полному восторгу мешает одно -- привычная для европейского искусства констатация безнадежности у нас наталкивается на сильную внутреннюю потребность в чуде, в утешении, возможно даже в наставлении. Изъятие не только всякой иерархии смыслов, но и вообще любых объяснений воспринимается как когнитивный диссонанс, приводящий к очевидному дискомфорту. Вот спектакли латыша Алвиса Херманиса пользуются у нас большим успехом -- как ни беспощаден он к человеческой плоти, его картина энтропии материального мира всегда смягчена теплым чувством сострадания, которое он как никто умеет извлекать из зрителя.

Стерильно жесткая модель информационно перенасыщенного, но не связанного в единое целое современного бытия, продемонстрированная Виктором Бодо и его актерами, может отторгать именно отказом от любых болеутоляющих.

Впрочем, технократическая карусель дегуманизированного человечества у Бодо все-таки не слишком шокирует -- не взывая ни к чувству зрителя, ни к его разуму, он предлагает отличную механическую игрушку, сделанную с отменной фантазией, и поистине неистощим на выдумку. Что каким-то образом все же обнадеживает.