«Это ты написал, что «премиальный» период русской литературы кончился?» -- спросил меня коллега. Услышав в ответ: «Нет, не я», улыбнулся и добавил: «Ну так, значит, имярек. Впрочем, не все ли равно. Кто бы ни сказал, а так. Действительно кончился. Что ни измысливай, как ни резвись, хоть на ушах ходи, а неинтересно стало...» Разговор случился во время публичных дебатов, на которых решалась судьба премии НОС, однако, сочиняя отчет об этом достославном мероприятии (см. «Время новостей» от 1 февраля), я об острой и точной реплике моего многоопытного собеседника забыл. Забыл, дав волю язвительности, на которую это интеллектуальное шоу спровоцировало не одного меня, замшелого консерватора, не способного понять, что же все-таки за штука «новая социальность» и с чем ее едят, но и завсегдатаев литературных тусовок совсем иного склада. Вернее, разных складов. Сужу по тому недоуменно-разочарованному гулу, который доминировал на постпремиальном фуршете. Разумеется, кто-то и одобрительно похохатывал, а кто-то вел беседы на совершенно сторонние темы, но какое-то надсадное «не то» в атмосфере витало.

А что, спрашиваю я себя неделю спустя, собственно говоря, нам (мне) не нравится? Кого я хотел бы видеть на пьедестале почета? Почему искреннее желание учредителей премии НОС взбодрить литературную жизнь, внести прежде неслыханные ноты в «премиальный процесс», ошеломить литературное сообщество открытием неведомых избранников навевает какую-то невнятную серо-буро-малиновую тоску?

Да, наверное, потому, что другого не ждем. Потому что ровно такое же ощущение -- типичное не то! -- клубилось на финалах «Большой книги» и Букера (не только последних). Шпыняли (особенно поперву) «Большую книгу» за «номенклатурность», но ведь в общем-то безосновательно: новые имена в ее шорт-листах вспыхивали, а общий список лауреатов выглядит вполне симпатично. И экстравагантных придумок там хватало. Можно упрекать наградные церемонии «Большой книги» в безвкусице, но должно признать: превращать раздачу литературных премий в претендующий на эффектность спектакль (шоу) начали именно там. Кому-то кажется, что делалось это аляповато и помпезно, но меня сейчас интересует не результат (вкусы у всех свои), а установка, тенденция, которую подхватили организаторы НОСа. Работавшие в совершенно ином, чем менеджеры «Большой книги», стилевом ключе, но тоже мало кому потрафившие. Поверять экспертный выбор «народным» (читательское голосование в Сети) тоже начали на «Большой книге». Ну а если искать пионера в сфере всяческого «оживляжа», неотделимого от самовосхвалений и порицания иных, поросших мохом и погрязших в коррупции, премий, то, конечно, это «Национальный бестселлер». Да и какая премия не старается сейчас изо всех сил доказать свою открытость новым веяниям? На каждом букеровском обеде непременно сообщают, что Букер, хоть и гордится своей респектабельностью, но постоянно меняется. И то сказать: лауреатов по стране возят, студенческое голосование параллельно официальному проводят, темных лошадок регулярно в шорт-листы включают, не говоря уж о некоторых ошеломительных награждениях, каковые, впрочем, вспоминать охоты нет.

Да, все премиальные структуры напрягаются до предела. Резво скачут и кипят. То и дело изобретаются новые награды. Реанимируются старые. Как это случилось в конце 2008 года с премией имени Ивана Петровича Белкина, призванной выявить лучшую повесть. Как было ее возрождению не порадоваться? Порадовались. И на первый сезон у меня оптимизма еще хватило. Сейчас идет второй. Объявлен шорт-лист, в котором преобладают свежие имена: Ульяна Гамаюн («Безмолвная жизнь со старым ботинком» -- «Новый мир», №9), Ирина Левитес («Боричев Ток, 10» -- Сахалинское книжное издательство), Фарид Нагим («Теория падений» -- «Дружба народов», №10), Александр Ушаров («Мясо» -- «Зарубежные записки», №1); из известных авторов только Эргали Гер («Кома» -- «Знамя», №9). Не хочу задеть никого из соискателей, по привычке надеюсь, что пропущенные мною повести окажутся достойными многих хвал, всем желаю удачи, но прилива энтузиазма не ощущаю.

Может, все дело в том, что премиальный период кончился? Хорошо бы, коли так. Да что-то сомнительно.