Вчера президент России Дмитрий Медведев провел совещание по развитию лесного хозяйства, где обсуждалась и ситуация с лесными пожарами. Россия этим летом вступила в настоящую войну с природной стихией. О ходе «боевых действий» и о том, что нужно предпринять, чтобы произошедшее не повторялось раз за разом, о выводах, которые МЧС сделало после летних пожаров и трагедии в пермском клубе «Хромая лошадь», о безопасности школ, добровольчестве и обязательном страховании министр Российской Федерации по чрезвычайным ситуациям Сергей ШОЙГУ рассказал в интервью корреспонденту «Времени новостей» Андрею СУСАРОВУ.

-- Начнем с мирного вопроса. Сергей Кужугетович, только что начался учебный год. Нет ли планов вывести на качественно новый уровень безопасность школ, сделав обязательными какие-то новые технические средства?

-- Работа по повышению уровня противопожарной безопасности в учебных заведениях началась "по-взрослому" лет пять назад, когда мы очень активно стали говорить о том, что средств, выделяемых на безопасность школ, недостаточно. Начинали мы с того, что добились, чтобы целевым назначением выделялся 1 млрд руб. в год. В этом году выделено уже 12 млрд рублей.

Дальше -- надо понимать, что есть вещи, которые можно требовать, и они будут выполнены. А есть вещи, которые сколько ни требуй, выполнены не будут. Например, есть школы, у которых ближайшая пожарная часть за 30 км. Хоть ты ставь там сигнализацию, которая будет передавать сигнал в пожарную часть, хоть не ставь, пожарные все равно приедут через полчаса. И это в лучшем случае, если хорошие дороги. А есть еще деревянные школы, сделанные из сосновых бревен, и их в России много.

То есть мы к учебным заведениям подходим, с одной стороны, очень щепетильно, а с другой -- с полным пониманием, что возможно в этих условиях, а что -- нет. Говорили: да, здесь невозможно поставить систему пожаротушения. Но здесь можно сделать внутреннее оповещение о начале эвакуации. Можно поставить огнетушитель, ящики с песком, багор с ведром в конце концов.

-- Много школ не допустили к работе в этом году?

-- Сейчас мы пришли к результату, когда накануне начала учебного года не приняли 840 школ. Напомню, пять лет назад счет шел на тысячи. Результат есть, но и работы немало.

Должен сказать, что нам очень помогли ваши коллеги, начиная от муниципальных газет и заканчивая федеральными, когда мы начали публиковать черные списки (хотя я их больше склонен называть «огненными» в силу нашей специфики). И оказалось, что это действует сильнее, чем предписания. Этот метод очень эффективен тогда, когда есть выборность органов власти. Потому что человек понимает: это про него написали, про его город, про его район. Что у него в школы детей опасно отдавать, потому что он не решил вопросы безопасности. А ему завтра, послезавтра, через год идти на выборы. Публичный позор действенен.

-- К таким заведениям, как клубы, у вас тоже подход «с полным пониманием»?

-- Нет, другой. Такие события, как в «Хромой лошади» (клуб в Перми, где в декабре 2009 года в результате пожара погибло 156 человек. -- Ред.), являются знаковыми для всех. Там подход должен быть очень жестким. Я не склонен никого выгораживать. Инспектор, который должен был выявить болезни объекта, не замечал их. Или возьмем хозяина этого объекта. Вы можете себе представить, что идете в больницу и платите врачу деньги за то, чтобы он не заметил у вас болезнь? Трудно представить, правда? Здесь платят деньги, чтобы не заметили то, что несет реальную угрозу.

-- Но массового закрытия клубов не видно. Или они в большинстве своем соответствуют требованиям пожарной безопасности?

-- В какой-то части у нас, как всегда, присутствовала кампанейщина, когда закрывали клубы массово (после трагедии в клубе «Хромая лошадь». -- Ред.). Но в большинстве своем они выполнили требования пожарной безопасности.

-- Какие выводы сделаны из трагедии в Перми?

-- Первое. Надеюсь, что до конца года будет принято окончательное решение по исключению двойственности штрафов. Сейчас у инспектора есть выбор: либо на 4 тыс. руб. оштрафовать, либо на 40 тыс. Я вам дал 20 тыс., вы мне выписали штраф на 4 тыс. Сделаем однозначный штраф: вот за такое нарушение виновный должен заплатить вот такую сумму. Не "или -- или", а вот такую! Серьезно повысятся штрафы -- до миллиона рублей -- для юридических лиц, для должностных -- до 50 тыс. рублей.

Второе. Начал действовать закон о техническом регулировании в области пожарной безопасности, который мы готовили почти четыре года. В соответствии с ним мы сейчас декларируем безопасность объекта. То есть хозяин сам выбирает меру защиты своего объекта и его посетителей от пожара и добровольно, например, заявляет: я убрал все деревянные полы, оставил только бетонный. Или: у меня будет на каждом квадратном метре стоять по огнетушителю. Очень хорошо, такой способ защиты тоже приемлем. Мы пришли, посмотрели, стоит, на здоровье. И ушли. Но при этом, подписав и выбрав такой способ защиты, хозяин здания берет на себя ответственность, включая уголовную, за безопасность людей у себя на объекте.

При этом мы сократили количество обязательных норм почти в 100 раз -- их было 150 тыс., осталось 1500. То есть сказать, что мы приходим и требуем невыполнимое, нельзя. Мы предложили нашим коллегам (из других контрольных органов. -- Ред.) делать комплексные проверки вместе, один раз. Я сам был руководителем не одного производства. Вот к тебе сегодня приходит один инспектор, завтра приходит другой, послезавтра третий. И в конце концов наступает такой момент, когда хочешь сказать: все, хватит, ничего больше делать не собираюсь, надоело.

-- Т.е. механизмы для того, чтобы уменьшить коррупционную составляющую в пожарном надзоре, все-таки в России есть?

-- Чем можно убить коррупцию? Да тем, что человек за соответствующие деньги несет соответствующую ответственность. И она не размыта. Вот мы сейчас почти по полной программе задействовали независимый аудит безопасности. Все документы под это приняты, все разрешения есть. И остается один последний элемент -- обязательное страхование гражданской ответственности за причинение вреда в результате пожара (соответствующий законопроект опубликован на официальном сайте МЧС. -- Ред.). Тогда либо страховая компания нанимает этого самого аудитора безопасности, либо собственник объекта. Аудитор определяет, что нужно сделать по пунктам, чтобы объект был не опасен. Дальше страховая компания говорит: извини, у тебя бардак, а при этом дискотеки проходят. Нет, я тебя не застрахую.

Для меня есть еще один очень важный инструмент проверки уровня коррупции -- количество претендентов на должность инспектора пожарного надзора. Лет шесть-семь назад, когда к нам только перешла государственная пожарная служба, мы имели большую очередь. Сегодня у нас на 21 тыс. мест 15 тыс. инспекторов. И я считаю, что этот недокомплект должен быть восполнен за счет того самого аудита безопасности.

-- Каким будет механизм действия закона?

-- Обязательное страхование гражданской ответственности за причинение вреда в результате пожара, мы считаем, должно вводиться в два этапа. Первый -- для всех объектов с массовым пребыванием людей. В первую очередь для таких, как «Хромая лошадь». Соответствующий закон мы подготовили, обсудили со страховым сообществом, с субъектами РФ, с «Опорой России». В ближайшее время планируем, что он будет принят в правительстве, и надеюсь, в осеннюю сессию начнем рассматривать, а максимум в весеннюю он уже будет окончательно принят Думой. И второй этап -- обязательное страхование пожарной ответственности для жилья. Над этой частью надо еще плотно и детально работать. Мы идем по пути, что если это многоквартирный дом, то его будет страховать товарищество собственников жилья, допустим.

-- Недавно президент Дмитрий Медведев говорил, что у нас слабая система страхования (см. «Время новостей» от 31 августа), которая не справляется с возлагаемыми на нее функциями, сама себя дискредитирует сложностью выплат даже по очевидным страховым случаям. Не получится так, что и ваша идея из-за слабости страховщиков окажется дискредитирована?

-- Вполне может быть. Но мы же не можем стоять на месте. Мы должны двигаться вперед и обеспечивать безопасность наших граждан.

Как заставить человека думать о себе? Мы начинали, когда у нас каждый год сгорало жилья примерно с город на 230 тыс. жителей -- с больницами, кинотеатрами, магазинами, ресторанами. Вдумайтесь в эти цифры. Сейчас мы сократили вдвое не только количество пожаров, но и число погибших в них. Когда мы приняли пожарную службу, у нас на пожарах гибло ежегодно около 22 тыс. человек, в прошлом году -- 13 тыс., в этом году (тьфу-тьфу-тьфу, постучу по дереву), думаю, будет еще меньше. Но административный резерв, который применяется для наведения порядка в разных сферах, мы практически исчерпали. Нужны другие механизмы.

-- Например?

-- Давайте разовьем до нужных масштабов добровольчество. Примем закон, в соответствии с которым добровольная пожарная охрана будет обеспечиваться техникой, для нее будут строиться пожарно-спасательные депо, например, за счет страховых компаний. А за счет государства добровольцы получат освобождение, допустим, от социальных налогов -- от пенсионных взносов, за счет государства мы будем позволять им уходить на пенсию на пять лет раньше. В Америке, например, добровольных пожарных в четыре раза больше, чем профессиональных, в Германии -- чуть ли не в шесть раз больше. С одной стороны, это очень уважаемая профессия. А с другой -- она подкреплена заботой государства. Например, их просто так нельзя уволить (с основного места работы. -- Ред.).

В советское время у нас была добровольная пожарная охрана в селах. Не в том виде, как на Западе. Но там были списанные из городов пожарные машины, которые местные механизаторы широкого профиля поддерживали в рабочем состоянии. В 90-х годах количество межпоселковых добровольных пожарных дружин сократилось почти в шесть раз. Естественно, в разы увеличилось количество пожаров и число погибших людей на селе.

-- Восстановить межпоселковую пожарную службу не предполагается?

-- Прошлой осенью мы подготовили закон «О добровольной пожарной охране» (законопроект также размещен на сайте МЧС. -- Ред.). Все согласования он прошел, и в осеннюю сессию будем его вносить в Госдуму. Мы считаем этот закон очень важным, надеюсь, его не выхолостят у коллег в министерствах.

-- Лесные пожары этого лета тоже тушило много добровольцев. Они вам не мешали работать?

-- Я бы сказал о трех видах добровольцев. Первые -- это люди, которые шли защищать собственное жилище. Например, есть поселок Виля в Выксунском районе Нижегородской области. Собирались мужчины, брали бензопилы, топоры, лопаты и шли пилить лес вокруг своих домов. Этот населенный пункт мы дважды были вынуждены эвакуировать, потому что верховой пожар подходил очень близко. Но они возвращались назад, опять брали пилы и продолжали работать. И так было во многих населенных пунктах. Вы знаете, это тот случай, когда беде надо противостоять всем миром.

Вторая часть добровольцев -- это те, чьих руководителей предприятий мы просили выделять людей на тушение пожаров. Мы говорили: «Ребята, понятно, что до ваших предприятий огонь не дойдет и живете вы в центре города. Но дышите вы тем же самым дымом». В итоге многие сами вооружали своих людей шанцевым инструментом и организованно на автобусах, машинах вывозили в леса. Я ценю помощь этих людей. Их тысячи.

И наконец, третья часть -- это те ребята, которые по доброй воле собирались, выезжали в леса. Их было немного, но они тоже нам очень помогли. Допустим, в Вологодской области молодые ребята с повязками стояли на съездах с дорог в леса. Человек подъезжал с банкой шашлыков, с мангалом, с холодным пивом. Они его останавливают и предупреждают, что в лес заезжать нельзя. Запретить разводить огонь и жарить шашлыки они не могут. Но они записали время и номер машины. И если здесь через три, пять часов или завтра будет зафиксирован пожар, то у них будут все данные по заезжавшим в лес. Мера оказалась очень действенной. Человек понимает, что он не прошел незамеченным, не может творить все, что ему в голову придет. Потом их опыт подхватили в других регионах.

-- И каков общий вклад добровольцев в тушение пожаров этим летом?

-- В общей сложности добровольцев было более 20 тыс. человек. И примерно 90% из них -- добровольцы первых двух категорий.

При этом вся группировка вместе с добровольцами составляла 166 тыс. человек. Теперь представьте, что эту армию борцов с огнем надо было кормить, поить, одевать, создать им хотя бы минимальные условия для жизни. По некоторым районам, особенно по торфяникам, работа была организована круглосуточно -- день и ночь. Потому что мы поняли: если будем тушить только днем, то мы никогда не справимся с этим. Всем миром мы с пожарами все-таки справились. До дождей. Это очевидно.

-- Многие этим летом слушали сводки о пожарах, как в свое время сводки с фронта...

-- Представьте, 160 км рукавных линий (из 1400 км, которые мы за это время протянули), более 2600 машин было выведено из строя и восстановлению не подлежит. Их притащили на веревках из лесов: попробивали баки, пожгли скаты, позаклинивало двигатели, потому что они работали круглые сутки.

Самое печальное заключается в том, что эта техника стояла на охране населенных пунктов. Мы ее отправили в леса и там "убили". Сейчас у нас идет большая работа, чтобы перераспределить имеющуюся технику и очень быстро получить новую.

-- Какие основные выводы сделало МЧС по итогам аномального лета-2010?

-- Любая война предусматривает разведку. Пожары -- это как эпидемия. Чем раньше обнаружишь источник и локализуешь его, тем легче. И здесь мы, чрезвычайная служба России, наверное, передоверились тем, кто этим должен заниматься, т.е. лесникам. Рассуждали как -- когда будет тяжело, они скажут, нас позовут. Но позвали нас очень поздно. Точнее, мы сами поняли, что уже надо активно вмешиваться. Потеряли на этом, наверное, три-четыре дня.

Дальше нам потребовалось время для того, чтобы собрать работоспособную и боеспособную группировку. Мы в таком массовом порядке никогда не выходили в леса. И на это ушло еще два дня. Наладили обеспечение наших подразделений топливом, продовольствием. У нас поляки, 150 пожарных, таможню прошли за семь минут! Мы разбили лагеря, обеспечили прямую поставку расходных материалов, пенообразователей, тех же самых рукавов. Сумели за двое суток наладить производство ранцевых огнетушителей и сделали их более 7 тыс. Представьте себе, мы подвозили каждые сутки примерно от 50 до 75 км рукавов, потому что надо было наступать, наступать.

Нужно было выстроить систему приоритетов. То есть, конечно, первый приоритет -- это населенные пункты и жизнь людей. Для вас это очевидно. Казалось бы, для нас это тоже очевидно, это первоочередная задача. Но когда мы видим, что есть объект потенциально опасный (назовем так: по хранению и производству взрывчатых веществ, армейские склады, объекты атомной энергетики или уничтожения химического оружия), то мы понимаем, что последствия могут быть просто страшные. Значит, мы должны были держать большие силы на этих объектах. И есть объекты, которые мы несколько раз отбивали (от пожаров. -- Ред.), отстаивали, снимая туда авиацию и направляя серьезные силы.

Еще мы поняли: если за день не будем тушить пожаров больше, чем возникает, мы никогда не победим. Я отчетливо помню: мы начинали с того, что в первые сутки потушили на два пожара меньше, чем появилось новых. Потом постепенно стали переламывать ситуацию: на 50--60 пожаров тушили больше, чем возникало. Это была война. И я могу еще раз сказать: это был тот случай, когда действительно поднялись всем миром.

-- Президент Дмитрий Медведев обещал устроить «разбор полетов» по итогам летних пожаров. Что надо исправить, чтобы не допустить подобного в будущем?

-- Во-первых, я считаю, надо жестко контролировать те субвенции, которые выделяются на тушение лесных пожаров. Это должны делать, естественно, на федеральном уровне те, кто отвечает за безопасность в лесах. Надзор-то за лесами остался.

Во-вторых, были базы авиалесоохраны. Самолеты у них были не ахти какие, но разведку по крайней мере с них делать было можно. Ни один регион не в состоянии самостоятельно за свой счет содержать такую базу. Поэтому надо делать, наверное, в рамках федеральных округов большие эскадрильи, которые бы содержались, может быть, частично за счет тех самых субвенций (выделяемых "Рослесхозу" на тушение пожаров. -- Ред.). То есть часть этих средств распределять по регионам, как сейчас. А часть направлять в федеральные резервы, чтобы можно было оперативно реагировать.

-- Может, необходимо возложить на МЧС ответственность за тушение лесных пожаров?

-- Это другой производственный процесс. Леса надо сажать, разводить, их надо очищать, следить за рубкой. Это большая серьезная работа. Я уверен, что этим должна заниматься профессиональная лесная охрана. Причем круглый год. Они должны создавать противопожарные водоемы, противопожарные просеки.

-- Но возник пожар, и лесник звонит 01.

-- Вот тогда и должны подключаться федеральные силы, когда ситуация выходит за рамки их ("Рослесхоза". -- Ред.) возможностей. На такие случаи в поддержку тем же самым лесникам и местной власти должны создаваться резервы и быть готовы планы нашего реагирования.

Местные администрации должны выделять средства или организовывать людей на создание противопожарных просек вокруг населенных пунктов. Понимаете, невозможно у каждого дома поставить пожарную машину. Естественно, и федеральная власть должна пройти свой участок пути, которым является закон о добровольной пожарной охране, дооснащение наших подразделений. Очевидно, что у нас в лесах нет современной техники, которая бы позволила в очень короткие сроки локализовать такие крупные пожары. И эта техника должна появиться -- тяжелая инженерная техника. Сейчас это уже делается в Нижегородской области, в Московской. Думаю, что это будет и в других регионах.

-- Если говорить о новой технике, вы довольны работой самолетов-амфибий Бе-200?

-- Есть, например, самолет компании Bombardier Canadair (специально предназначенный для тушения пожаров, выпускаемый с 60-х годов прошлого века. -- Ред.). Он по многим параметрам уступает самолету Бе-200. Экипаж в два раза больше, воды берет в два раза меньше. Бе-200 одной заправки хватает на три с половиной -- четыре часа полета. Этого хватает для того, чтобы сбросить до 600 тонн воды. Бе-200 без трансформации может стать грузовым самолетом, который садится на воду и перевозит груз весом 11 тонн. В течение 45 минут на нем можно установить сиденья, и он станет пассажирским самолетом. Он имеет системы наведения на пламя, аналогичные системам наведения стратегических бомбардировщиков. Наконец, Бе-200 по цене дешевле «Канадэйра».

Эти наши самолеты каждый год побеждают в тендерах на тушение лесных пожаров в Европе. Они использовались в Греции, Португалии, Хорватии, Италии, Турции, на юге Франции, в Черногории, Сербии, Болгарии. Азербайджан их закупил. Но когда мы предлагаем покупать эти самолеты, нас спрашивают: «А сколько этих самолетов вы эксплуатируете? Всего четыре? А почему тогда их стоит покупать?» Очевидно же -- если такая хорошая вещь, почему ты сам ею не пользуешься? Сейчас мы собираемся заказать еще восемь самолетов. Первые два надеемся получить уже в следующем году.

-- Почему официальные сведения о количестве очагов пожаров и затронутых ими площадей в разы отличались от данных американских спутников и независимых экологических организаций?

-- Я возглавляю министерство, которое обязано защищать людей. Это наша обязанность, прописанная во всех законах. Вот говорят, что мы скрывали информацию о количестве пожаров. А для чего мне скрывать, какой смысл? Преувеличивать -- абсолютно понятная цель: чтобы получить больше средств на технику, показать нашу мощь.

Сидели и сочиняли, что там все горит. Так подогрели ситуацию, что у нас тут телефоны раскалились. Я был вынужден собрать всех этих людей, в том числе из уважаемых общественных организаций -- Фонда защиты дикой природы, «Гринписа», посадить их в вертолет, разрешить взять любое оборудование и летать, где скажут. Они везде летали, все сравнить могли.

-- Но ведь они смотрели западные снимки со спутников и говорили, что у нас все горит гораздо сильнее.

-- Самое интересное, что мы работаем с этими же самыми шестью спутниками. Это общеизвестно. Два французских спутника, один израильский, два американских, один наш. Мы снимаем информацию два раза в сутки -- днем и ночью. Еще есть пять спутников, которые выдают нам координаты возгораний с точностью от пяти до 60 метров.

Мы стали использовать эту информацию, когда поняли, что у наших коллег из Агентства лесного хозяйства этой информации просто нет. Чтобы вовремя поймать пожары, мы стали использовать нашу систему, которую создавали для контроля за паводками, чтобы определить, где у нас заторы, на которые надо воздействовать.

-- Так в чем же дело? Это были какие-то другие снимки, фальсификации?

-- У нас есть три блока информации: вся страна, Центральный и Приволжский федеральные округа, как наиболее пожароопасные, где информацию снимали иногда каждые три часа. И третий блок -- это семь субъектов, где был введен режим чрезвычайной ситуации. И все это мы постоянно мониторили, потому что нам это надо для работы, а не для того, чтобы кого-то успокоить.

Дневная информация со спутников содержит информацию обо всех термальных точках, где температура превышает температуру горения. Естественно, это и газовые факелы в Уренгое (в местах добычи нефти в Западной Сибири. -- Ред.), металлургические предприятия, любые высокотемпературные производства. Все это отражается на снимках. С помощью ночного снимка мы отсеиваем еще какое-то количество не относящихся к пожарам точек. А затем каждому пожару даем свой номер. И проверяем по координатам каждую точку на местах. Смотрим: нет, это не пожар, это Новолипецкий металлургический комбинат, цех такой-то. Убираем. Там горит свалка. Убрали. И таким образом остаются только реальные пожары. Это большая аналитическая работа. Говорить, что мне друг Вася с компьютера скачал и там совсем другая ситуация -- это дилетантизм как минимум.

На войне как на войне. Были и свои герои, и предатели, и провокаторы. При желании цифрами можно манипулировать как угодно. Представьте себе, в этой ситуации у нас было 30% ложных вызовов. У нас ресурсы на пределе, мы приезжаем, а тот, кто вызывал, говорит: «Тут по телевизору такое показывают. А вдруг к нам пожар придет? А рядом нет техники».

-- У вас система, созданная совсем для другого, оказалась эффективной и для борьбы с лесными пожарами. А у Рослесхоза ее нет. Так что же делать?

-- У нас есть Национальный центр управления в кризисных ситуациях (НЦУКС). Мы готовы предоставить им ("Рослесхозу". -- Ред.) рабочее место, и не одно, дать весь блок информации. У нас нет ничего секретного. Более того, потребуется им еще какая-то информация, мы будем ее выводить. Не для того государство затратило почти 3,5 млрд руб. на создание этого центра, чтобы завтра кто-то от кого-то что-то скрывал.

В период чрезвычайной ситуации была создана группировка, и в НЦУКС для оперативного управления силами мы собрали представителей Министерства обороны, Министерства внутренних дел, Министерства здравоохранения, Министерства транспорта, РЖД, Министерства связи, «Росавиакосмоса», других ведомств. И все в круглосуточном режиме сидели, меняли друг друга.

-- Как вы относитесь к идее создания самостоятельного федерального органа, который будет заниматься пожарной охраной и тушением пожаров?

-- Это же не тюнинг машине делать. Во всем мире пожарная служба является пожарно-спасательной. Функция тушения пожаров в обычных условиях, не таких, какие были этим летом, занимает из общего рабочего времени 10%. Так и у немцев, и у французов. Дальше у них идет реагирование на дорожно-транспортные происшествия, чего у нас раньше не было. Теперь мы реагируем практически на каждое второе ДТП. Нам что, для ДТП надо создать отдельное подразделение? А не проще ли дооснастить пожарных специальным инструментом, с которым они смогут выезжать на дорожно-транспортные происшествия?

-- Сейчас торфяники собираются заливать водой. Не боитесь через несколько лет столкнуться с тем, что надо будет спасать населенные пункты, города, которые расположены вдоль рек, от наводнений?

-- Но раньше же жили.

-- Заливало. И Москву заливало. Очень сильно.

-- Любой крупный проект требует серьезного анализа и оценки. Я не могу вам однозначно ответить, что да, все будет нормально. Искренне говорю, не могу. Сейчас идет подтопление и одновременно работа над проектом (пока еще проектом) в Московской области планомерного обводнения всех пожароопасных территорий.

Конечно, есть какие-то опасения. Например, 64 тыс. дачных участков на торфяниках. Что с ними будет? Подтопит их или не подтопит?

-- Особая проблема в сильные дожди и в половодье весной.

-- Но вот вы мне задаете этот вопрос. А по сути это же природные ресурсы. В свое время торф активно использовали, затем он стал не нужен. Но ведь любое производство требует консервации. Представим себе, на шельфе добывали, добывали нефть и бросили. Ничего не закрыли и уехали. А нефть себе течет. Или шахты. Закончили работы с этой шахтой, есть план консервации или ее ликвидации. Почему с торфом такого нет? В разряд чрезвычайки не надо все переводить.

-- Ну и последний вопрос. Удалось отдохнуть этим летом?

-- Удалось начать, до пожаров. Я уже об этом забыл. Ну, надеюсь, осень даст возможность отдохнуть. Хотя есть у нас разные предпосылки неблагоприятных природных явлений, которыми являются наводнения, в частности. Боюсь, что могут начаться и оползни, особенно на Северном Кавказе.

Вообще-то я не могу назвать свой отдых экстремальным по сравнению с работой. Да и не хочу доставлять хлопоты своим коллегам. И потом работа в таком ведомстве заставляет заботиться о своей собственной безопасности. Я абсолютно убежден в том, что главное мы должны в голове поменять, в психологии: за нас самих о нашей безопасности вряд ли кто-то позаботится.