В последнее время можно часто услышать призывы расформировать Академию наук. Представим себе на минуту, что они претворены в явь и все научно-исследовательские институты закрыты. Имущество продано, сотрудники распущены. Россия это уже видела после Октябрьской революции. Большевики очень быстро поняли, что с одними рабочими и крестьянами далеко не уедешь. И, уничтожая русскую интеллигенцию царского разлива, сразу стали создавать новую. В результате появилась гигантская структура, не имевшая аналогов в мире, -- Академия наук СССР.

Как случилось, что академия из национальной гордости превратилась в объект иронии и неприязни? Исторически это произошло примерно так. Уважение к науке было у большевиков с момента захвата власти. После успешного взрыва атомной бомбы Сталин решил, что столь же успешно с помощью науки можно решать многие другие вопросы -- как военные, так и имеющие гражданское направление.

Концепции большевиков о руководящей роли партии и личности в истории претворились в структуру, в которой место вождей занимали эксперты, названные академиками, а место народной массы -- рядовые ученые. В вопросах познания истины и ее признания таковой была выстроена табель о рангах: генеральный секретарь ЦК КПСС -- политбюро -- президент Академии наук СССР -- академики -- члены-корреспонденты АН -- доктора наук -- кандидаты наук -- научные сотрудники без ученых степеней -- лаборанты. Согласно советской идеологии никто не имел права проявлять личную заинтересованность в результатах труда, только общественную и бескорыстную. Деньги роли идеологически не играли или якобы не играли.

Поскольку законы природы действительно за деньги купить нельзя, в науке такой подход не был бессмысленным. Каждый сотрудник АН СССР имел практически пожизненную гарантированную работу. В результате возник класс интеллектуалов, для которых познание в широком смысле этого слова стало делом жизни. Более того, ввиду насыщенности Москвы, Петербурга, наукоградов и некоторых других городов людьми, профессией которых было познание мира, а также общественного уважения к интеллектуалам в СССР возникло интеллектуальное поле. Эта интеллектуальная среда, не имевшая аналогов в мире и имевшая колоссальный созидательный потенциал, являлась (наряду с армией и ракетами) визитной карточкой эпохи, начавшейся с полетом в космос первого спутника и Гагарина.

С падением СССР все изменилось. Страна отбросила идеалистические задачи, наука и даже интеллигенция как таковая стали казаться бременем, не соответствующим новой эпохе. Общество вспомнило, что существуют деньги, альтруизм стал ассоциироваться с идиотизмом. В условиях повальной приватизации социалистической собственности и отсутствия финансирования академики, возглавлявшие институты, вынужденно превратились в хозяев государственных предприятий и предпринимателей от науки. Сначала для того, чтобы выжить, а затем и с другими целями директора НИИ стали сдавать помещения фирмам, к науке и технологиям отношения не имеющим, а также предпринимать прочие действия, с декларируемыми целями академии не коррелирующиеся.

Само понятие "академик" также изменилось. Вместо представления об эксперте высшей квалификации оно стало ассоциироваться скорее с администратором, возглавляющим некое хозяйственное учреждение, и распределителем немалых государственных средств. Положа руку на сердце такое мнение, широко распространенное в народе, не является стопроцентно ложным. В результате с точки зрения и правительства, и обывателей Академия наук превратилась в странное учреждение, не приносящее никакой немедленной пользы, то есть с точки зрения современной России вообще никакой. Обещанные в далеком будущем применения фундаментальных результатов к коммерческим технологиям (которыми академия не только никогда не занималась, но заниматься которыми ей было прямо запрещено) и руководство страны, и бизнесмены воспринимают как утопию.

Таким образом, казалось бы, остававшаяся той же самой с шестидесятых годов ХХ века Академия наук эволюционировала. На первый план вышел вопрос, является ли она реформируемой для того, чтобы отвечать современным требованиям, или ее реформировать невозможно. То есть необходимо ли уничтожение РАН как системы, чтобы создать новую структуру, адекватную наступившей эпохе.

Имея в виду все вышесказанное, взглянем на академию беспристрастно, ибо вопросы к РАН, возникающие у государства и общества, в самом деле нешуточные. Перечислим вызывающие наибольшую озабоченность. Прежде всего бросающаяся в глаза возрастная пропасть между маститыми учеными за шестьдесят и аспирантами до тридцати. Тут академия не виновата: страна, освободившаяся от большевизма, просто плюнула на интеллигенцию, практически уничтожив ее. Академия также не виновата в том, что ее помещения опустели: как ни призывай, в стране откатов и переделов собственности никакой деятельный человек, имеющий склонность к созиданию, ничего сделать не сможет: уедет за рубеж или уйдет в другие профессии.

Не виновата Академия наук и в том, что сдает помещения тем, кто платит: в условиях необходимости платить за землю и помещения при одновременно существовавшем до недавнего времени запрете на создание каких-либо технологических фирм у НИИ для выживания просто не было выбора.

Но есть и такие аспекты деятельности академии, в которых повинна только она сама. Академия наук заражена той же болезнью, что и вся страна. Некоторые российские академики стали "народными" и неотличимыми от народа, но не в том смысле, в каком бы хотелось. Наличие научных банд при принятии решений, и при распределении денег (взять хотя бы проблему мнимого выключения компьютеров в новогоднюю ночь 2000 года: очевидная афера, в данном случае прокрученная технократами в США) -- вещь, известная во всем мире, но все же не до такой степени. А ни наука, ни технологии людьми нечистой совести и ущербной морали не создаются: это надо отчетливо понимать.

Другим симптомом того, что внутри академии не все идеально, является то, кого в нее выбирают и кого не выбирают. Хотя выборы в академию по сравнению с тем, что творится на выборах в российские органы власти, кажутся деяниями небожителей-праведников, к сожалению, и они далеко не всегда являются избранием по научным достижениям соискателя и только по ним. И в советские времена, и сегодня в академики, а это титул, подобно олимпийским чемпионам, пожизненный, рвутся сильные мира сего. Что, кстати, может рассматриваться не до конца негативно, ибо является доказательством еще сохранившегося престижа РАН. И в Советском Союзе "академиков по должности" было полным-полно. Пополнение академии VIP-персонами, искусственно выбранными в ученые общенациональной значимости, к сожалению, с падением большевизма не прекратилось. Само избрание в сонм ученых по принципу занимаемой должности (признание крупным ученым потому только, что имярек назначен директором института) -- профанация главного принципа, на котором основана наука. Великими учеными сверху не назначают, так же как невозможно по решению Думы или указом президента учредить "новый" закон природы или отменить "старый".

Сказанное, однако, вовсе не означает, что академию следует закрыть и начать строить новый интеллектуальный мир России с чистого листа, как это в 1917 году сделали коммунисты. Это означает всего лишь, что необходимо, делая минимально возможные изменения, создать максимум условий для соответствия требованиям времени и нравственности. И делать это надо не изнутри академии.

Произнося слова "Российская академия наук", смешивают три функции. Первая -- руководство наукой. Вторая -- признание ученого мировой или общенациональной величиной. И третья -- распределение денежных средств. То же и с термином "академик". Произнося это слово, подразумевают все три значения оного и смешивают все три функции.

В бытность СССР предполагалось как само собой разумеющееся, что назначаемые КПСС директора институтов АН СССР академики -- лучшие по профессии, или в современной терминологии -- эксперты. В значительной мере так и было, но не всегда. К сонму жрецов науки сразу же стали примазываться конформисты, невежды и даже откровенные злодеи. Вспомним хотя бы Трофима Лысенко и разгром биологии, а также планировавшиеся, но не осуществившиеся аналогичные гонения на физиков (квантовую механику) и психологов (психоанализ). Однако в СССР распределение денежных потоков редко приводило к личному обогащению номенклатуры, включая научную, -- за этим следили пристально. В Советском Союзе потоки денег не материализовывались в индивидуальные блага, лишь в привилегии согласно занимаемой должности. Распределение фондов поэтому не имело или почти не имело характера личной заинтересованности.

С падением большевизма академики -- руководители институтов из экспертов превратились в предпринимателей вольно или невольно. В этих условиях соединение трех функций в одних руках стало неконструктивным и очень опасным и для академии, и для науки. Ведь эти три функции на самом деле разные и несовместимые.

Альберт Эйнштейн был вроде бы неплохим ученым, но в администраторы никогда не рвался и на финансовых потоках не сиживал. То же и с великими русскими учеными -- Колмогоровым, Менделеевым...

Главное, что требуется по программе «минимакс» (максимум эффекта при минимуме изменений, пользуясь физической терминологией) для реорганизации РАН, -- разделить эти три функции. Чтобы, произнося слово "академик", не только коллеги-ученые, но и не связанные с наукой граждане знали, что они понимают под этим словом: ученого, внесшего существенный вклад в мировую науку, генерала науки, командующего рядовыми учеными, или распределителя финансовых средств.

Понятие «великий ученый» и даже «крупный ученый» в последние годы в принципе перестало ассоциироваться с членством в РАН. Административный ресурс -- бесспорно, распределение денег -- бесспорно. Но не качество ученого как эксперта. Неудивительно, что к нынешним академикам ни в России, ни за ее рубежами нет особого трепета и даже элементарного уважения. Статус возвращается медленно, а репутация чаще всего никогда.

В условиях, когда избрание в академики статус великого ученого гарантировать не может, нет больше кредита доверия к этому термину.

Чтобы вернуть это доверие, избрание в академики РАН должно означать в первую очередь приобретение статуса эксперта высшей квалификации. Иметь право принимать решения относительно развития науки и технологий так же почетно, как быть депутатом Думы. Именно это право и должно в первую очередь даваться при избрании в академию.

Стипендию уже избранным академикам и членкорам, думается, следует сохранить. Тем более что ее размер приблизительно соответствует зарплате лаборанта на Западе.

Главное изменение в РАН должно касаться принципов и каналов распределения средств. Общее собрание академии должно оценивать состояние развития науки и технологий в мире, определять ключевые направления. Оно может рекомендовать то или иное направление развития науки и технологий в стране, создавать те или иные научно-технологические фонды, определять распределение средств между ними. Но категорически не иметь возможности давать деньги тем или иным людям и коллективам, особенно самим себе.

Повторим еще раз: звание академика должно означать признание высшего экспертного статуса. Академиков по должности быть не должно -- это абсурдно. Совет директоров институтов -- это нормально. Автоматическое избрание академиком после получения должности директора института -- нет. Так же как не должно общее собрание распределять деньги на конкретные научные исследования, этим должны заниматься специальные фонды. Желательно с международным составом экспертов, чтобы уменьшить необъективность до минимально возможных пределов.

Директора институтов должны получать деньги только на текущие нужды, оборудование и на сравнительно скромную зарплату сотрудников. Главные же деньги должны распределяться с помощью грантов. Получивший грант не должен зависеть от директора института при работе над своей темой. Он может распределить его между сотрудниками нескольких институтов и даже перейти в другой институт, как это принято во всем мире. В этих условиях тот, кто получил грант (содержа на него лабораторию или открыв научно-технологическую компанию), может оказаться во всех отношениях успешнее, чем директор-администратор. Так, собственно, и должно быть.

Распределять гранты должны государственные и частные фонды размером от десятков до приблизительно сотни миллионов долларов, но никак не многомиллиардные монстры-госкорпорации типа "Роснано" или "Ростехнологий". При этом член комиссии не имеет права выделить грант самому себе минимум на протяжении трех лет после выхода из комиссии по распределению грантов при том или ином фонде. Разумеется, всегда найдутся лазейки и "перекрестное опыление" грантами, но это уже проблема следующего порядка. Существующая, кстати сказать, всюду.

Кто выиграет и кто проиграет от этих нововведений? Выиграют все сотрудники НИИ, так как их процветание будет зависеть не от дирекции. Выиграют хорошие директора, потому что за проекты, которые ведутся в помещениях института, учреждение будут получать overhead, а также определенный процент со startup технологических фирм с когерентной названию института тематикой (желательно с участием институтских сотрудников) Причем эти фирмы будут работать в стенах академических институтов. Выиграет государство, так как подобная система будет определенно здоровой. Проиграют, кажется, только плохие директора, которые ничего в руководимых ими учреждениях создать не могут.

Статус академика не должен давать индульгенцию на веки вечные, академик не святой католической церкви. Директор научного учреждения -- это тяжкий труд, а не доступ к благам. Сотрудники университетов на Западе очень часто зарабатывают больше, чем директор и ректор. К примеру, если создали фирму, имеющую технологическую перспективу, а тем более производящую конкурентоспособный продукт.

Ряд институтов, такие как Институт русского языка и литературы или Институт востоковедения, вряд ли смогут жить на дотации с грантов столь же успешно, как, скажем, ФИАН. В них следует особенно поощрять сотрудников читать лекции в вузах, не только гуманитарных, но и технических. Это тем более важно, что гармоничное образование для создателей инноваций на мировом уровне необходимо: без него они вечно будут кулибиными, способными подковать блоху, но не создать эту блоху (которая, как известно, могла танцевать до тех пор, пока лесковский Левша не приложил к ней свою "инновационную" руку).

Особо отметим, что увольнять по возрасту сотрудников, которые в академии проработали, скажем, более 25 лет, в России вообще нельзя -- хотя бы по той причине, что это неразумно. За ними надо пожизненно сохранить пропуск и рабочее место. А может быть, и какую-то часть зарплаты или вообще всю. Тем более что зарплата научного сотрудника академии в разы меньше, чем начинающего ученого в любой развитой европейской стране и США. Не только академики должны иметь пожизненные права. Каждый сотрудник академии, отдавший жизнь науке, даже если ему не удалось в ней сделать что-то значительное, должен иметь самое скромное право -- числиться сотрудником академии, приходить на семинары и иметь рабочее место пожизненно.

Можно даже присуждать таким людям титул (который стране ничего не стоит), скажем, рыцаря науки. Или менее громкий, но также вызывающий уважение, например ветеран академии. Дающий право иметь рабочее место, продолжать научный поиск и делиться знанием с молодыми, пока хватит сил. Ведь неформальное общение -- это часть великой российской интеллектуальной культуры, в которой обучение проходит не хуже и уж наверняка самобытнее, чем на формализованных лекциях.

Нужно отчетливо понимать: ядром среднего класса в России должны быть не клерки и не номенклатура, а люди созидания, познания и обучения, как это имеет место во всех индустриально развитых странах. Их надо пестовать и беречь. Присутствие в НИИ сотрудников пенсионного возраста -- даже просто присутствие, атмосфера, которую они создают, по важности и потенциалу сравнимы с самыми доходными статьями бюджета страны.

Атмосфера в институтах Российской академии наук -- это национальное достояние, равного которому нет в мире. Храмы науки -- это прежде всего люди, которые в них работали и работают. Отсюда вывод: интеллектуальное достояние России -- коллективы академических институтов -- надо всесторонне охранять и беречь.

Итак, в РАН следует разделить власть, познание-созидание и денежные потоки. Подобно тому, как разделены судебная, законодательная и исполнительная власть в цивилизованном обществе. Такая программа-минимум, соответствующая здравому смыслу, интересам России и самой академии, необходима и неотложна. Одной этой скромной реорганизации, разумеется, недостаточно для того, чтобы страна стала научно-технологичной сверхдержавой. Но без указанных минимально естественных мер программа инновационного возрождения нации точно не будет выполнена.