Не успел фестиваль «Черешневый лес» насладиться одной мхатовской премьерой, а тут на пятки наступает вторая. И не какая-нибудь, а тяжелая артиллерия: «Женитьба Фигаро», где в ролях Фигаро и Сюзанны Сергей Безруков и Ирина Пегова, а графа с женой играют Олег Табаков с Мариной Зудиной. Поставил «Фигаро» Константин Богомолов, режиссер, в последнее время весьма обласканный и привечаемый Табаковым, очень нуждающимся в молодых и энергичных постановщиках. Впрочем, 33-летний Богомолов, человек действительно интеллигентный (за его плечами кроме режиссерского еще и филологическое образование) и амбициозный, пока как режиссер более обещает, чем реализует. Его постановки часто обнаруживают мышление скорее филологическое, чем театральное, а парадоксальные ходы и сценические шутки интереснее выглядят в пересказе, чем на сцене, где они кажутся искусственными. Первая постановка в Художественном театре, да еще такой чудесной «самоигральной» пьесы, к тому же со звездами, на большой сцене и с богатой сценографией, могла бы стать прорывом, каким-то новым поворотом возможностей. Увы, не получилось.

«Безумный день, или Женитьба Фигаро» так же, как и предыдущая премьера МХТ -- «Пиквикский клуб», легендарное название для Художественного театра. Эту восхитительную комедию Бомарше в 1927 году ставил Станиславский, причем среди главных качеств этого спектакля была его стремительность. Как писал Вадим Гаевский: «Художественный театр, прославившийся своими паузами, показывал пятиактный спектакль без пауз, спектакль, в котором паузы были невозможны, губительны для главных персонажей. Медлить с ответом было нельзя ни Фигаро, ни Сюзанне. Находчивость была их единственным оружием. Быстрота ума -- самым счастливым даром». Кажется, главной мыслью режиссера в новой постановке было как можно дальше уйти от того великого спектакля. И прежде всего затормозить действие.

Действие протекает в каком-то условном Версале с лесенками и фонтанами (художник Лариса Ломакина), в постоянной дымке, которая то сгущается, то проясняется, как будто за время «безумного дня» десять раз встает и заходит солнце. В этом тумане томные и медлительные персонажи, прихотливо разбросанные по сцене в пышных костюмах Александра Васильева, судя по всему, должны выглядеть героями картин Ватто или Фрагонара. И если в прошлой премьере МХТ -- «Пиквикском клубе» -- все время хотелось как-то замедлить действие и приглушить звук, то здесь, наоборот, все время ищешь кнопку, которая бы увеличила скорость и прибавила звук: актеры так печально шелестят, что многих почти совсем не слышно.

Вообще есть ощущение, что режиссер в этом спектакле специально строил постановку «от противного» -- лишь бы не так, как принято и привычно, лишь бы ни в чем не совпадать с классической версией, полной стремительной и победной веселости, как в известной постановке с Андреем Мироновым. Само по себе желание не идти на поводу у традиции можно только приветствовать, но только нужно же как-то объяснить, зачем, ради чего все это? Режиссер сильно сократил и перекроил, а заодно и дописал пьесу, он начинает спектакль с монолога Фигаро -- того мрачного воспоминания обо всех своих несчастьях, что в оригинальном варианте пьесы звучит ближе к концу, когда герой думает, что Сюзанна ему изменила. В начале спектакля пока нет причин для печали, но Фигаро-Безруков заранее выглядит унылым и в рассказе о своей нескладной судьбе неожиданно почти цитирует Пушкина: «Черт догадал меня родиться в Испании с умом и талантом!» Так в этом, что ли, дело? Строго говоря, «Фигаро в слезах» мы уже видели -- два с половиной года назад Кирилл Серебренников поставил такого сильно осовремененного Бомарше, где Фигаро с уязвленным самолюбием играл Евгений Миронов. Теперь эту карту разыгрывает Безруков: в нем, правда, меньше раздражения и злости, а больше усталости, но, кажется, его тоже не так волнует женитьба, как проблемы с начальством, то есть графом. (Кстати, в том самом первом монологе, когда, рассказывая, как граф позвал его к себе служить, Безруков голосом Табакова-Матроскина произносит: «Старик, ты мне помог...» -- это очень смешно.)

Дальше, как и сказано, все происходит медленно и печально, будто из спектакля выкачали силы. Ритм задает церемонная музыка Альбинони и падающие редкими каплями звуки Кейджа (в программке он почему-то игриво назван Джонни Кейджем, как звезда боевых искусств). Сценические шутки вроде сценок со слугами просцениума, изображающими «фауну» (надев головные уборы в виде оленьих голов или лебедей), или суеты вокруг барочной кабинки-сортира, где стоит кресло с дыркой, ни энергии, ни юмора спектаклю не прибавляют. То же самое происходит и с артистами, хотя вся команда этого спектакля -- мхатовские звезды первой величины. Рядом с редко улыбающимся Безруковым почти не слышно прежде звонкую Ирину Пегову, которая к тому же упакована в объемные платья -- они не слишком ей идут и превращают прелестную актрису в толстуху. Табаков тоже как-то притих, а главное, режиссер решительно никак не объясняет, почему на роль графа Альмавивы -- традиционно ровесника и соперника Фигаро -- он назначил 70-летнего актера, что, разумеется, совершенно меняет расстановку сил.

Графиня (Марина Зудина) надувает губки и ведет себя, как манерная школьная красавица, изъясняясь в пэтэушном стиле: «Ой, да ладно, Сюзон, щас прям». Судья (Виталий Егоров) тибрит все, что попадает ему в руки, Базиль (Борис Плотников) томничает и поет романсы. Для каждого из актеров что-то придумано по мелочи, но для чего, почему -- не понять. Особенно длинной оказывается история Марселины -- Ольги Барнет, которая поначалу выглядит комической старухой, притязающей на молодого Фигаро, на суд она уже приходит трагической вдовой в черном, со слезой пускаясь в те самые обличительные монологи против мужчин, что обычно при постановках вымарывают. Затем она уже в иронической сцене идет топиться в садовом бассейне, неся над головой могильную плиту, а потом сидит в рубашке и чепчике тихой алкоголичкой и, хихикая, прикладывается к бутылке, наблюдая за событиями вокруг.

Одновременно с появлением множества необъяснимых деталей из сюжета вместе с сокращенным текстом уходит множество нюансов, без которых история безумного дня выглядит куда грубее. Ведь, согласитесь, если в конце Фигаро под маской Розины не узнает свою Сюзанну, но все равно не только берется за «графиней» ухлестывать, но и, судя по тому, как потом застегивает штаны, кое-чего добивается -- это другое дело. Это не лукавое наказание обманщицы, это измена в день свадьбы. Но к финалу вязкого действия, длящегося больше трех часов, на такие вещи уже почти не реагируешь. Из комедии Бомарше на сцене Художественного театра парадоксальным образом получился спектакль без свойств, невнятное действо, глядя которое, все время пытаешься и не можешь объяснить себе его логику. В самую последнюю минуту представления, после того как граф обнаруживает, что его обманули и вместо Сюзанны с ним в беседке была его собственная жена, Фигаро, подскочив к «начальству», торжествующе спрашивает: «Ваше сиятельство, когда в Лондон?» Тот ворчит: «Поживем -- увидим». И тогда, отчаявшись, думаешь: так, может, в этом все дело, может, все страдания оттого, что Фигаро просто рвался в загранкомандировку?