Решивший экранизировать первые романы Юлиана Семенова о легендарном Исаеве, Штирлице -- «Бриллианты для диктатуры пролетариата» и «Пароль не нужен» Сергей УРСУЛЯК шел на двойной риск. После очевидного фиаско проекта канала «Россия», раскрасившего культовый сериал Татьяны Лиозновой, любая попытка художественными средствами «прикоснуться» к легендарному герою вызывала раздражение и воспринималась как профанация. Юность Штирлица материя тем более тонкая, что сравнивать ее предстояло как бы с эталоном -- Штирлицем взрослым. Совсем абстрагироваться от «Семнадцати мгновений...» значило отказаться от логичной сюжетной преемственности. Слишком приблизиться, скопировав стилистику и метод, -- дать повод к упрекам во вторичности. Урсуляку к тому же предстояло состязаться и с собственным «рекордом» -- «Ликвидацией». Пригласив актеров, занятых в том фильме, -- Бориса Каморзина, Константина Лавроненко, Михаила Пореченкова, Ксению Раппопорт, Полину Агурееву, режиссер не побоялся резко изменить их амплуа. И не ошибся. Как не ошибся, решив все-таки рискнуть.

-- Вы довольны премьерой и реакцией на нее?

-- Самое страшное, когда все проходит в тишине, а здесь все обсуждают, причем с разными интонациями. Аудитория уменьшилась в течение просмотра: «отвалились» те, кто не перенес сравнения с «Семнадцатью мгновениями весны», и те, для кого положительный герой из ЧК неприемлем. Мне важно было заявить о своей позиции.

-- Какой?

-- Нужно признать и принять свое прошлое. Не чувствовать себя в той, революционной истории ни победителем, ни проигравшим. Иначе, когда одна половина страны требует покаяния от другой, а эта другая настаивает на своей правоте, конфронтация продолжается. Нужно принять данность и разбираться. Вот я и попробовал. Права на узурпацию правоты нет ни у кого из нас. И распространенная ныне аналогия с фашистской Германией неверна: там нацисты были у власти короткий исторический период, тринадцать лет, и участвовавшее в войне, во внутреннем терроре поколение не успело уйти: то есть были конкретные люди, конкретное поколение, конкретная часть общества, которой следовало признать вину за национальную катастрофу и каяться.

-- А подавляющее большинство -- те, кто голосовал за приход к власти фашистов, -- по-вашему, покаяться не должно? В Германии, кстати, думают иначе.

-- Пусть так. Но это был короткий временной срез. А у нас за 70 лет просто не могло остаться непричастных и незапятнанных. Вот поэтому всем вместе нужно разбираться. И фильм я делал не о правых и виноватых, а об участвующих.

-- Граф Воронцов в вашем фильме говорит: «Если бы кухарки и лакеи не умели бы мечтать, у нас не было бы революции». Вы согласны?

-- Да. Революция -- это мечта недополучивших, недооцененных. Потому наша страна всегда готова к революции и гражданской войне: процент недооцененных слишком велик. Жажда справедливости любой ценой -- опасная вещь.

-- Вам интересна гражданская война или психология людей, действующих во время такой войны?

-- Мне интересна психология. И мне крайне важно поменять акценты. В последние лет пятнадцать акценты столь же неправдивы и максималистичны, как это было в советское время. Только раньше белые были упырями, а теперь -- красные. Там и там неправда. Не было изначальной правоты ни у кого. И неправоты тоже не было. Во всяком случае, мне так кажется. Хотя я работаю на поле беллетристики, а не истории.

-- Но герои-то ваши носят исторические фамилии и действуют внутри исторических событий?

-- Да, хотя для большинства зрителей персонаж Блюхер, скажем, не менее вымышленный, чем Исаев. И все-таки мы старались не уходить от исторической канвы, даже исторические справки голосом Николая Губенко за кадром давали о том, что произошло с тем или иным персонажем через 10--15 лет.

-- Исаев априори положителен -- благодаря «Семнадцати мгновениям весны». Но мотивация действий вашего молодого героя неясна, он, как сам и говорит, «разбирается». В чем?

-- Максим Исаев -- это псевдоним, «легенда», под которой действует советский разведчик Всеволод Владимиров. Так вот Владимиров разобрался: он за Россию.

-- И Гиацинтов за Россию, и братья Меркуловы, и атаман Семенов. Только Исаев за советскую, а они -- нет.

-- Совершенно верно, у них разные представления о России. Ярко выраженная мотивация нужна была тогда, за красных пошли только Бокий и Исаев, а за белых пошли все остальные. Мы же рассматриваем историческую ситуацию, когда за красных и белых пошло практически одинаковое количество людей. В том-то и сложность, мне хотелось понять, почему так получилось. В революцию на стороне красных пошли те, кто считал, что по-старому нельзя, и решил, что большевики -- это выход. И вот я, Исаев, начинаю работать и, постепенно погружаясь в ситуацию, осознаю, что те, кого я выбрал, вовсе не лучше других. Но я уже дал слово, я в системе, так сказать. Но у меня другая задача. И если я уйду, то на место придет худший. Как мы себе говорим, когда мы не согласны с курсом нашего телеканала, нашей газеты.

-- Некоторые уходят.

-- Некоторые уходят... Исаев -- Владимиров разбирается в себе, должен разбираться -- слишком много неоднозначного вокруг него.

-- Образ молодого Исаева -- хорошего качества цифровая фотография. А Штирлиц, пользуясь словами другого вашего героя, картина маслом.

-- Я доволен работой Даниила Страхова, он смог из достаточно аморфного образа создать характер. Исаев у Семенова -- это нечто, там мало материала для роли. Нечто трудно играть. Это не выявленческая роль. Понимаете, Штирлиц старше, опытнее, и он, как ни парадоксально, в выигрышной ситуации. Там ведь все ясно -- он борется с фашизмом. И, кроме того, «Семнадцать мгновений...» -- один из лучших романов. А «Бриллианты для диктатуры пролетариата» первый.

-- Если обойтись без эвфемизмов, вы считаете, что худший. Отчего ж со сценарием не поработали?

-- Поработали. Образ создан, и вовсе не копия Штирлица, хотя есть типажное совпадение и совпадение индивидуальностей. Для меня Страхов убедителен.

-- Гиацинтов, которого замечательно сыграл Борис Каморзин, по-моему, главная удача фильма. Если говорить о «параллельных рядах», то Гиацинтов в «Исаеве» -- это Мюллер в «Семнадцати мгновениях...». По убедительности и глубине Исаев проигрывает, а Штирлиц у Мюллера выигрывает. И у Гиацинтова же учится.

-- Это нормально, что молодой Исаев учится у Гиацинтова. Потому, например, мы и ввели в текст Гиацинтова узнаваемую реплику: «Всегда запоминается последняя фраза». Это потом ведь Штирлицу пригодилось (улыбается).

-- А вы за красных или за белых?

-- Если бы я ответил однозначно, не нужно было бы снимать фильм.