Летом 2008 года президент России Дмитрий Медведев и сенатор Барак Обама, в ту пору кандидат на пост президента США от Демократической партии, выступили с программными внешнеполитическими речами в Берлине.

Оба признали изъяны нынешней системы международных отношений и подчеркнули необходимость создания нового мирового порядка, который имел бы преимущество перед узконациональными интересами государств и ставил бы в центр внимания общие угрозы безопасности. И президент Медведев, и сенатор Обама пообещали укреплять связи между Соединенными Штатами и Россией, а также строить союзы на более широкой основе.

Однако события на Кавказе и финансовый кризис коренным образом изменили характер отношений между Востоком и Западом. Конфликт в Грузии не только усугубил глубокие внутренние противоречия в НАТО, но и обнаружил отсутствие на Западе стратегического видения и понимания цели.

В обозримом будущем Америка останется единственной военной сверхдержавой в мире, но после катастрофы, связанной с Ираком, скандалами вокруг базы Гуантанамо и тюрьмы Абу-Грейб, США и их союзники утратили доверие и моральное право претендовать на мировое лидерство. Поддержка режима Михаила Саакашвили и его безрассудной агрессии еще раз продемонстрировала двойные стандарты и неуважение Североатлантического альянса к подлинной демократии и справедливости.

В свою очередь экономический кризис ознаменовал конец неолиберального «Вашингтонского консенсуса» и доказал неспособность международной структуры, в которой доминирующая роль принадлежит Западу, регулировать мировую финансовую систему, сократить масштабы бедности и неравенства. Крах идеологии свободного предпринимательства и свободного рынка в сочетании с распространением государственного капитализма подстегнет возникновение новых экономических и финансовых центров как в регионе Персидского залива и Юго-Восточной Азии, так и в странах БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай). Мир больше не будет тянуться за Западом. «Атлантическая однополярность» (по выражению Айры Страуса) уже не формирует и не направляет глобальную геополитику и геоэкономику. Утопическая идея однополярного мирового порядка, провозглашенная в «Проекте нового американского века» (Project for a New American Century), потерпела провал.

Парадоксально, но углубление рецессии, которая будет определять как политическую жизнь внутри государств, так и международные отношения, делает достижение договоренностей по панъевразийской безопасности более важной и актуальной задачей, чем когда бы то ни было после «холодной войны». Ведущие страны Евразии объединяет растущий интерес к сотрудничеству в различных сферах -- от экономики, энергетики и экологии до борьбы с сепаратизмом, терроризмом и международной преступностью.

Ведущие структуры в области безопасности и обороны на Востоке и Западе, такие, как НАТО или Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), по отдельности не могут справиться с новой ситуацией. Она характеризуется сложным нелинейным взаимодействием пересекающихся сфер влияния. Это предвещает усугубление угроз и конфликтов по всему евразийскому пространству.

Президентам Медведеву и Обаме предстоит очень важный выбор. Либо каждый из них будет придерживаться стратегического курса своего предшественника, либо они решат строить отношения на новой основе, дабы попытаться избежать дальнейшей конфронтации и столкновений. Если президенты смогут вернуться к идеям, что они наметили в Берлине, будет заложен достаточно серьезный фундамент для всеобъемлющего сообщества безопасности от Ванкувера до Владивостока.

Восток и Запад после событий в Грузии

Реакция на кризис в Грузии показала, насколько сумбурными и устаревшими являются доминирующие взгляды на проблемы европейской безопасности и отношения между Востоком и Западом. Такие термины, как «тоталитаризм», «умиротворение», «империализм» и «новая «холодная война», применялись в отношении сложных событий, которые явно не укладываются в простые клише. Чрезмерное упрощение не лучшая замена трезвого анализа и здравых суждений.

Многие западные политики и аналитики сравнивали действия России на Кавказе с оккупацией нацистами Судетской области в 1938-м или советским вторжением в Финляндию в 1939 году. Исходя из подобных сомнительных сравнений, они осудили поведение США и Европейского союза, нацеленное, по их мнению, на умиротворение растущей агрессивности Москвы.

Те, кто проводит такого рода параллели, живут прошлым, но не знают истории. Новая Россия не либеральная демократия, однако каждый, имеющий хотя бы элементарное представление о советском (или нацистском) режиме, понимает, что обвинения сегодняшнего Кремля в тоталитаризме и агрессивном экспансионизме не выдерживают критики. Неубедительно и утверждение, что Москва стремится к восстановлению Советского Союза. На самом деле в России при двойном правлении премьер-министра Владимира Путина и президента Дмитрия Медведева сочетаются популизм и авторитарный государственный капитализм с выстраиванием неоцаристской системы центральной власти и военной организации.

В свою очередь Россия, регулярно выступая с осуждением западного колониализма и империализма, не признает реалий сегодняшнего дня. В отличие от наполеоновского похода на Москву (1812) или вторжения нацистов в СССР (1941) у Соединенных Штатов и ЕС нет планов аннексии бывших советских сателлитов или колонизации России. Безосновательная паранойя подкрепляется теорией заговора и чувством жертвенности, характерными для многих слоев российской элиты постсоветского периода.

Однако трудно отрицать, что в Америке и «новой Европе» возрастает враждебность по отношению к России. Признанием независимости Косово, расширением НАТО на восток и намерением разместить американскую систему ПРО в соседних с Россией Чехии и Польше Запад нарушил собственное обещание стратегического партнерства с Москвой. Неудивительно, что восприятие этих действий как унижение Кремля и отношение к России как к третьеразрядной стране вызывает возмущение и стремление взять реванш.

Когда амнезия и историческое невежество начинают определять принятие политических решений, локальный кризис приобретает несоизмеримые масштабы. Применение Москвой военной силы в Грузии было явлением совсем не того порядка и масштаба, что подавление советскими войсками венгерского восстания в 1956 году или Пражской весны в 1968-м. События прошлого августа, пожалуй, более уместно сравнить с интервенциями Вашингтона в страны Центральной и Латинской Америки в 1970-х и 1980-х годах. Отличие, конечно, в том, что Белый Дом и Пентагон, как правило, предпринимают упреждающие военные действия и организуют насильственную смену режима, в то время как Кремль до сих пор в основном реагировал на события и ничего не делал для смещения враждебных ему правительств.

Конфликт в Грузии был не столько избыточным ударом возмездия в ответ на безрассудную агрессию Тбилиси, сколько кульминацией словесной войны между Востоком и Западом, которая спровоцировала неразумные действия и довела напряженность до точки кипения.

Но история никогда не повторяется. Последний эпизод противоречий между Востоком и Западом -- это не реинкарнация «холодной войны». Ни США, ни Россия, несмотря на наличие ядерных арсеналов, не угрожают открыто существованию друг друга. И идеология больше не служит разделительным барьером. То, что мы наблюдаем по всему Северному полушарию, -- это скорее националистический протекционистский ответ на глобализацию, усиление (возможно, временное) централизованного бюрократического национального государства за счет мировых финансов свободного рынка и вызывающая тревогу интенсификация постдемократического управленчества (managerialism) и политического популизма (об этом подробно писал Колин Крауч в своей книге 2004 года «После демократии» (Post-Democracy).

Новая линия раздела между Востоком и Западом имеет не военный или идеологический, а геостратегический характер. Подобно Соединенным Штатам и их европейским союзникам, Россия и дружественные ей автократические режимы в Центральной Азии стремятся укрепить и расширить сферу своего политического, экономического и культурного влияния. Мы наблюдаем борьбу соперничающих блоков за трансрегиональную гегемонию на более обширном евразийском пространстве, при этом каждая из великих держав поддерживает государства-клиенты и ведет войну чужими руками.

При таком состоянии дел перед Евразией открывается перспектива обострения конфронтации между великими державами. В попытке расширить свои сферы влияния они провоцируют друг друга и способствуют разжиганию национализма в малых странах -- от Хорватии, Сербии и Косово до Украины, Молдавии и Грузии. Эта тенденция вкупе с угрозой сепаратизма наводит на мысль о возникновении евразийской дуги нестабильности от Балкан через Кавказ к Центральной Азии и дальше.

Евразийская дуга нестабильности

Границы на всем постсоветском пространстве печально известны своей неустойчивостью, тем более что интервенции на Балканах и на Кавказе изменили динамику процессов в пользу отделения регионов от государств. Какими бы законными ни были притязания отделившихся провинций на самоопределение, эти территории не более чем пешки в набирающей силу игре великих держав. Более того, если не будет установлен новый зонт безопасности, вспышки насилия возможны чуть ли не в каждой части Евразии.

После жестокой стычки в Грузии возврат к статус-кво, как того требуют Соединенные Штаты и Европейский союз, нереален и нежелателен. Соглашения о прекращении огня, достигнутые в территориальных конфликтах в начале 1990-х, не положили конец этнической вражде и не предотвратили рецидивы боевых действий. Хуже того, сепаратистские регионы были брошены на произвол судьбы и стали ничейной землей в геополитическом смысле. Незаинтересованность Соединенных Штатов, нерешительность Европы и слабость России ограничили масштаб иностранного вмешательства и сохранили хрупкое перемирие между Востоком и Западом.

Возрожденная Россия полна решимости остановить и повернуть вспять процессы, которые она считает западным экспансионизмом и угрозой национальной безопасности. Речь идет о целой цепочке событий, начиная с войны НАТО против Югославии в 1999-м и вплоть до «цветных революций» в постсоветских странах и действий по расширению альянса на эти государства. Интервенция на Кавказе -- попытка восстановить «естественную сферу влияния» России и защитить то, что Дмитрий Медведев назвал «привилегированными интересами». В ответ США и их партнеры в Центральной и Восточной Европе призывают к сдерживанию и изоляции Москвы -- все во имя просвещенных интересов суверенных государств и ценностей «международного сообщества».

Государственная власть и пределы международного права

Отстаивание интересов «привилегированных» или «просвещенных» грозит нарушить принцип государственного суверенитета, восходящего к Вестфальскому миру (1648). Этот принцип, на который неоднократно ссылалась Россия, безусловно, один из основополагающих в международном праве.

Ставя свои национальные интересы выше интересов соседей, Кремль приблизился к изобретению собственного варианта доктрины Монро. Разница только в том, что Америка склонна считать интересы США синонимом интересов человечества и остального мира, в то время как амбиции Москвы пока не простираются за пределы постсоветского пространства.

Однако существование сфер влияния великих держав подрывает сами основы международной системы, провоцируя постоянную нестабильность и даже войны, которые ведутся чужими руками. Так, еще в 2003 году -- году смены режима в Ираке и Грузии -- представители администрации Джорджа Буша выступили с критикой вестфальской системы, поскольку она создавала предпосылки для соперничества и войн, и выразили стремление заменить ее союзом демократических государств под руководством Соединенных Штатов. Это вдохновило сенатора Джона Маккейна выступить с призывом упразднить ООН, заменив ее «Лигой демократий».

Неоконсервативная идеология, лежащая в основе данного подхода, появилась отнюдь не после 11 сентября 2001-го, она во многом служила основой либерального интервенционизма Билла Клинтона и Тони Блэра во второй половине 1990-х годов. Этот подход не только легитимировал «гуманитарные военные операции» на Балканах, но и привел к фундаментальным изменениям в международном праве, что было закреплено в принципе «Обязанность защищать» (Responsibility to Protect), принятом ООН в 2005-м.

По сути, нет ничего плохого в ограниченной военной интервенции, направленной на предотвращение либо прекращение этнических чисток или геноцида. Однако без верховенства права и наличия соответствующего наднационального органа «Обязанность защищать» (за немногими исключениями) стала в руках великих держав инструментом шантажа, запугивания и избирательного вмешательства.

Если же говорить о более фундаментальных вещах, система международных отношений в ее нынешней конфигурации оказалась «зажатой» в непримиримом противоречии между взаимосвязанными принципами национального суверенитета и территориальной целостности, с одной стороны, и правом наций на самоопределение и «Обязанностью защищать» -- с другой.

В отсутствие авторитетного органа, который выполнял бы роль третейского судьи, но не был бы парализован правом вето отдельных государств, великие державы -- прежде всего США -- присваивают себе прерогативу решать, что законно и легитимно, а что -- нет. Они перестают подчиняться международному праву, в то же время претендуя на роль выразителя и защитника ценностей и принципов мирового сообщества. По этой причине апелляции России к международному праву бесполезны и вряд ли способны предотвратить или смягчить столкновение между противоборствующими и пересекающимися сферами влияния и интересов.

Главная проблема международного права состоит в том, что оно, по сути, не может ограничивать власть государств. Суверенитет является монополией государства, только оно обладает правом принимать решение о «состоянии исключения» (state of exception) -- временной приостановке действия закона ради защиты этого закона от внешних угроз и врагов (как доказали такие исследователи, как Карл Шмитт и позднее Джорджио Агамбен).

Сегодня система межгосударственных отношений основывается на примате суверенитета национального государства над наднациональным правом. В результате создается почва для насильственных действий, а функцию урегулирования берет на себя суверенное государство на основании своей монополии на применение силы (как утверждал Макс Вебер).

Глобализация и гражданское общество в определенной степени ослабили центральную власть и сделали понятие «государственный суверенитет» более расплывчатым. Но экономический хаос в очередной раз укрепил власть государства при столкновении с рынком за счет промежуточных институтов и местных сообществ. Важное значение имеет то обстоятельство, что такие угрозы безопасности, как исламский терроризм или трансграничная преступность, использовались государствами в качестве предлога для усиления исполнительной власти в ущерб контролю со стороны власти законодательной и судебной. Подобно транснациональным рынкам, транснациональные угрозы безопасности не привели к образованию транснациональных структур, объединяющих национальные суверенитеты для защиты сообществ.

Недостатки соглашений по евразийской безопасности

Если международное право не может ограничить власть суверенных государств, единственной альтернативой конфликту великих держав будет объединение суверенитетов и создание общих структур безопасности. Ни одна из существующих организаций не способна разрешать территориальные споры, минимизировать угрозу распространения конфликтов и обеспечить их долгосрочное политическое урегулирование.

НАТО, в частности, не хватает стройной концептуальной основы. Созданная для обеспечения гарантий коллективной безопасности в обмен на ограничение национального суверенитета, она трансформировалась в союз для нападения, который проводит «гуманитарную военную операцию» на Балканах и силой обращает Афганистан в «демократическую веру». Совет Россия--НАТО не более чем говорильня, призванная успокоить Москву и обеспечить видимость евроатлантического сотрудничества. Расширение альянса на восток послужило фактором раскола и дестабилизации в Грузии и на Украине.

Москва рассчитывает, что Шанхайская организация сотрудничества выступит в роли конкурента Североатлантического альянса, особенно когда Запад сталкивается с неутихающими мятежами в Афганистане и ростом сопротивления пакистанских боевиков. Государства -- члены ШОС, такие, как Россия и Китай, оказывая помощь НАТО в Афганистане, надеются добиться международного признания этой организации. Кремль также рассчитывает укрепить связи между ШОС и Организацией Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) -- военным союзом России, Белоруссии, Армении, Казахстана, Таджикистана, Киргизии и Узбекистана. Но союзы, в которых участвует Россия, ограничены по масштабу и сфере деятельности. Ни ШОС, ни ОДКБ не предусматривают объединения суверенитета их членов.

Евросоюз -- единственная структура, в которой суверенитет ограничен и разделяется государствами-членами, а власть рассредоточена. Это растущая гражданская сила и самая крупная торговая единица в Евразии. Однако геополитический вес ЕС не соответствует его наднациональному характеру и экономическому влиянию. С момента принятия в 1991 году общей внешней политики и политики в области безопасности Европейский союз так и не выработал общей геостратегической концепции и не создал необходимого военного потенциала. Серьезные разногласия существуют по вопросу отношений с Россией: Великобритания и «новая Европа» выступают против стратегического партнерства с Россией, а Италия, Франция и Германия -- за. Как Брюссель может надеяться на сотрудничество с Москвой и предложить достойную доверия альтернативу НАТО, не имея единой восточной политики?

ОБСЕ, в которую входят 56 государств, расположенных от Ванкувера до Владивостока, безусловно, единственный по-настоящему многосторонний форум, который занимается разрешением конфликтов и осуществляет миссии на Кавказе и в других регионах Евразии. Однако отсутствие у этой организации политических полномочий, а также независимых средств серьезно подрывает ее эффективность.

План Медведева

В своей берлинской речи 5 июня 2008 года Дмитрий Медведев призвал по-новому осмыслить процесс расширения евроатлантического сообщества, которое на взаимоприемлемых условиях включало бы Россию. Барак Обама, выступая там же 24 июля, выразил стремление преодолеть разногласия между Востоком и Западом и построить новый мировой порядок на основе всеобщих ценностей.

Критически настроенные наблюдатели скажут, что все это пустые слова, поскольку панъевропейское сообщество безопасности в XXI веке -- это утопия, а пути, которыми идут Восток и Запад, будут и впредь расходиться. Однако без общей структуры, основанной на новых правилах, которые распространялись бы и на Россию (а также, возможно, на Китай и некоторые страны Центральной Азии), трансрегиональные угрозы на евразийском пространстве, такие, как терроризм или сепаратизм, и проблемы приграничной безопасности, подобные картелям организованной преступности, лишь усугубятся. Администрация Обамы уже признала, что США не способны решить глобальные проблемы в одиночку, и Америке придется устанавливать новые отношения партнерства, чтобы противостоять общим угрозам. Появляется уникальное «окно» возможностей для разработки новой доктрины и структуры безопасности.

Все основные концепции безопасности, выработанные после окончания «холодной войны», имеют теоретические изъяны, а в геополитическом плане они устарели. Мировой порядок, основанный на многостороннем сотрудничестве и безграничной глобализации, который сформировался после 1989--1990 годов, потерпел фиаско в Сомали, Руанде и на Балканах. Унилатерализм, который Соединенные Штаты взяли на вооружение после 11 сентября, и попытки «обратить в демократию» силой провалились в Ираке и Афганистане, а несколько позже -- в Грузии. «Глобальная война против терроризма», объединившая на короткое время Россию и атлантическое сообщество, имела чисто тактический характер при отсутствии геостратегической основы.

Евроатлантический договор о безопасности в том виде, как он представлялся при подписании Парижской хартии для новой Европы (1990), мог бы стать отправной точкой для создания панъевропейского «сообщества безопасности» (Карл Дойч), если бы не наступивший «момент однополярности» (Чарльз Краутхаммер), который помешал подлинному сближению Востока и Запада. Теперь, когда стало ясно, что «атлантическая однополярность» не обеспечила эффективный и надежный зонт безопасности даже для Запада и его новых союзников, ощущается настоятельная потребность заменить западный унилатерализм под эгидой Вашингтона панъевразийскими соглашениями.

Дмитрий Медведев неоднократно предлагал коллегам из евроатлантического сообщества заключить Договор о европейской безопасности. План Медведева, который окрестили «Хельсинки-2», безусловно, составлен по образцу Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), которое в свое время давало надежную основу для взаимодействия между Востоком и Западом. И хотя в определенный момент ОБСЕ (преемник СБСЕ) стала маргинализироваться, сравнимой платформы не удалось создать ни Совету Россия--НАТО, ни институтам стратегического партнерства Европейского союза и Москвы.

Говоря о новой системе безопасности, в частности во время выступления в Эвиане (ноябрь 2008-го), президент Дмитрий Медведев делает упор на международное право. Однако, принимая во внимание существующую напряженность и усугубляющиеся концептуальные противоречия, нужно фундаментальное переосмысление международной правовой системы. Если бы в процессе выработки европейского Договора о безопасности удалось согласовать пересмотренный набор принципов, кодифицирующих общий суверенитет, это стало бы серьезным вкладом в реформу международного права. И в определенной степени послужило бы развитием в евразийском измерении идеи постнациональной политической структуры Европейского союза.

Основное препятствие для реализации идей президента Дмитрия Медведева, помимо определенной непоследовательности положений самой инициативы, -- это отсутствие политической воли у лидеров Евросоюза и США. Ясно, что Медведев стремится изменить условия дискуссий по будущему европейской безопасности и перенести их из НАТО в новую организацию, куда Россия войдет как один из основателей. Это неприемлемо для большинства стран ЕС и практически для всех членов Североатлантического блока.

Пока НАТО настроено на дальнейшее продвижение на восток, а Европейскому союзу не хватает логически выстроенной геостратегической концепции, Дмитрий Медведев не добьется значимых результатов на многостороннем уровне. Поэтому российское руководство, вероятно, попытается обеспечить двустороннюю поддержку своей инициативе среди таких крупных европейских стран, как Франция, Германия, Италия и Испания. Но самой сложной и безотлагательной задачей будет убедить администрацию Барака Обамы серьезно отнестись к предложению России. Нужна «дорожная карта», которая описывает реальный процесс от статус-кво до новых соглашений по панъевразийской безопасности.

Как попасть отсюда туда и не угодить в капкан?

Если ничего не предпринимать, дальнейшее отчуждение между Востоком и Западом неизбежно, как и продолжение конфронтации и конфликтов, которые будут вестись чужими руками. Ни полная интеграция России в Североатлантический альянс, ни ее окружение членами НАТО не представляются реалистичными или желательными.

Предстоит выбор между изоляцией и сотрудничеством на взаимоприемлемых условиях. Западному сообществу необходимо предоставить России права равного соучредителя объединенной структуры, которая займется разработкой принципов и механизмов новой доктрины безопасности. В обмен на это Запад имеет основания потребовать от Москвы окончательного политического урегулирования нерешенных территориальных конфликтов в Европе.

Первым шагом должно стать создание американо-российской комиссии на высоком уровне, призванной переосмыслить двусторонние отношения. Основываясь на Декларации о стратегических рамках, которая была принята в апреле 2008-го тогдашними президентами Владимиром Путиным и Джорджем Бушем, такая комиссия могла бы признать заинтересованность обеих стран в решении проблем безопасности на евразийском пространстве и координировать совместную деятельность по борьбе с наиболее безотлагательными угрозами. Улучшение американо-российских отношений -- непременное условие для создания всеобъемлющей структуры евразийской безопасности.

Вторым шагом будет созыв конференции по безопасности с участием США, России, Европейского союза, возможно, Китая, регионов, стремящихся к отделению, и государств, в состав которых они входили. Участники такого форума обсудят и разработают новые механизмы предотвращения и урегулирования кризисов. Напрашивается обсуждение критериев отношения к непризнанным государствам и обязательных для всех правил военного взаимодействия в случаях проявления сепаратизма.

В случае успеха этот форум мог бы постепенно превратиться в панъевразийское сообщество безопасности. Одна из конкретных целей -- разработка новых концепций и стратегии действий в условиях коллизии между национальным суверенитетом и территориальной целостностью, с одной стороны, и правом наций на самоопределение и «Обязанностью защищать» -- с другой. В случае достаточной политической поддержки со стороны основных государств такое сообщество может учредить постоянный совет безопасности и организовать регулярные встречи на уровне министров для обмена информацией и опытом, контроля за выполнением мирных соглашений и политических договоренностей, а также для работы по контролю над вооружениями и сокращением численности ядерных боеголовок.

Западные политики и наблюдатели, конечно, скажут, что действовать таким образом значит угодить в ловушку, расставленную Россией. Безусловно, Кремль настойчиво продвигает идею создания коллективной структуры, с тем чтобы прекратить расширение НАТО, заблокировать размещение американской ПРО, привлечь Китай для ослабления влияния Запада, а также навязать нейтралитет Украине, Молдавии и Грузии. Но в рамках многостороннего форума, основанного на прочных двусторонних отношениях, Москва вряд ли сможет единолично диктовать условия.

На заре XXI века Восток и Запад мыслят категориями XIX столетия: сферы влияния поделены между великими державами для решения проблем безопасности, которые не были урегулированы организациями прошлого века. Эти организации либо провоцируют раскол (как НАТО), либо сами расколоты (как ООН и Евросоюз), либо просто слабы (как ОБСЕ и Совет Европы). Неудивительно, что вспышки насилия и войны возникают с пугающей частотой.

Сейчас, когда связи между Востоком и Западом находятся на самом низком уровне с 1986 года, президент Обама и президент Медведев имеют возможность изменить динамику развития событий и начать строить американо-российские отношения на новом фундаменте. Пересматривая существующие договоренности в области безопасности на более широком европейском и евразийском пространстве, США и Россия могли бы закрепить прогресс в двусторонних отношениях и распространить его на своих союзников и партнеров в Европе и Центральной Азии. В рамках всеобъемлющей панъевразийской структуры государствам и организациям следует объединиться для выработки новых концепций и стратегий, чтобы адаптировать нормы международного права к новому геополитическому «созвездию». Необходимы и новые способы сочетания глобальных принципов с практикой на местах.

От политической воли и мужества руководства США и России зависит воплощение их общего видения многополярного и многостороннего порядка в реальность общих институтов и конкретный политический курс. Речь идет о новой доктрине безопасности. Лучше названия, чем Берлинская доктрина, не придумаешь. Берлин был символом войны, раздела между Востоком и Западом, и именно он призван стать символом мира, который останется единым.

Адриан ПАБСТ,

научный сотрудник кафедры исследований в области теологии и религии Центра теологии и философии, Ноттингемский университет

Полностью будет опубликовано в журнале «Россия в глобальной политике»