Герои новой выпущенной издательством «Время» книги Евгении Пастернак и Андрея Жвалевского -- подростки, только-только выскочившие из детства, пятиклассники, одиннадцатилетние. Живут они в одном городе (белорусском райцентре), но половина персонажей -- в 1980 году, другая -- в 2018-м. Герои главные неведомым и оставшимся необъясненным чудом совершают временную рокировку: пионер (председатель совета отряда) Витя попадает в будущее, носительница ника Синичка (по-человечески -- девочка Оля) -- в прошлое.

Про 1980-й год я знаю довольно много, ибо был тогда не учеником пятого класса, а аспирантом первого года обучения, начинающим историком литературы, каковому самой сутью избранного рода деятельности предписано фиксировать и анализировать символические приметы времени, открывать в примелькавшейся обыденности организующие ее смыслы. Да и мудрено было их не заметить (впрочем, мудрецов хватало) при далеком, но явственном гуле афганской войны и разлюли-малиновом звоне отторгнутой миром, но оттого особенно кичливой и «продвинутой» Олимпиады (то ли Леонидовны -- по Брежневу, то ли Медведевны -- по пухленькому сентиментальному символу), обильно спрыснутой вообще-то чуждой нам (но уже совершенно необходимой!) фантой и прикормленной нарезкой финского сервелата. В эту «прекрасную эпоху» (она же «золотая осень» переразвитого социализма) мне, человеку, в общем, никак не ущемленному, одаренному правом заниматься любимым делом (при «копеечных» выплатах кесарю, вроде балабольства на экзаменах по социально-экономическим дисциплинам, присутствия на ленивых пятиминутках ненависти и ссылок на корифеев всесильного учения в «официальных» опусах -- только в диссертации и пришлось основоположника Коммунистической партии и советского государства единожды процитировать) и зарабатывать приличные деньги (не разгрузкой вагонов и не фарцовкой, а нелегальным преподаванием, именовавшимся репетиторством), жительствовавшему в самом сытом городе великой голодной державы, мне было тошно. Вернее, очень тошно.

Про 2018-й год я не знаю ровным счетом ничего. Как, впрочем, и Пастернак с Жвалевским, рисующие близкое будущее «увеличенным» аналогом данного нам в ощущении настоящего: машин еще больше, краски еще ярче, магазины еще огромнее, компьютеры (и прочая «умная» техника) еще агрессивнее, виртуальность еще «реальнее». Если в рассказе о временах минувших соавторы целенаправленно работают с политическими мотивами («советчина» -- мотор интриги, которая едва не сломала судьбу умному, честному и доброму мальчику), то, заглядывая на десять лет вперед, они будущее государственное устройство и общественные тенденции игнорируют вовсе. Ни воскресшим тоталитаризмом, ни «латиноамериканизацией», ни ярым антагонизмом зажравшихся богатых и опущенных бедных, ни типовыми (проклятыми) вопросами сегодняшнего уклада в их 2018 году и не пахнет. Предполагается, что «в общем и целом» там все в порядке. Без модных антиутопических затей. Вот только наши (не чьи-нибудь!) недавние новорожденные, нынешние младенцы, одиннадцатилетки 2018 года вовсе разучились читать и разговаривать, общаться, играть, веселиться, огорчаться в «реале», а не в «виртуале», говоря грубее и честнее -- чувствовать и думать. Но ровно эта тенденция кажется мне едва ли не самой опасной в том мире, который мы сейчас (не первый уж год) то ли сознательно, то ли по безответственной дури строим (или позволяем строить мерзавцам и дуракам). Ровно от этого (хотя, конечно, не только) тошно жить в нашем сегодня. Вернее, очень тошно.

Странная вещь, непонятная вещь... 1980 год мне отвратителен (мягко сказано), от 2018-го (накачавшего фальшивую мускулатуру 2008-го) нос ворочу, а книга, которая называется «Время всегда хорошее», нравится. Вернее, очень нравится.

Только ли потому, что заглавное речение произносит самый мудрый и добрый персонаж истории Пастернак и Жвалевского? Мальчика исключили из пионеров за то, что он не стал публично клеймить свою бабушку, которая якобы завлекала детишек «в сети религиозного дурмана». (Баба Люба испекла кулич, Женя не спросясь принес его в школу и угостил одноклассников.) Эта самая бабушка и объясняет внуку и девочке, которая -- единственная в классе -- заступилась за ее внука (для Оли-Синички, гостьи из будущего, о чем, впрочем, никто не знает, это было не подвигом, а естественным шагом), что выпавшее им время совсем не плохое. Хотя детишкам в этот момент ой как худо. Оля сумела привести пионерскую стайку к доброте и здравомыслию, но грянул гром из высокой тучи. И еще какой! Детишки ведь полюбили друг друга. (Да, бывает такое и в одиннадцать лет; и, быть может, имеет большее право именоваться любовью, чем то, что ею часто зовут.) А их не только из организации имени людоеда выкинули (шут бы с ней), рассорили с запуганными начальством (и есть чего бояться!) родителями, но и разлучить хотят. А баба Люба свое: про то, как тяжко после войны было, а жили. «И, между прочим, радовались <...> Потому что война кончилась. Потому что не стреляли, не бомбили». (О том, что делала Люба, тогда отнюдь не бабушка и даже еще не мама, в пору войны, читатель тоже узнает. Но позже. И не от бабы Любы.)

Нет, заставляет поверить в парадоксальный заголовок не только прошедшая сквозь ад и сохранившая сердце бабушка. Сумели Оля и Витя выправить «вывихнутые суставы» несхожих времен. Научились разговаривать и читать дети 2018 года (и взрослые вслед за ними). Не исключили Женю из пионеров (как это, если исключили? -- а вот так, читайте, там интересно все устроено), не сломали ему жизнь. И самопожертвование Оли, которой, чтобы спасти любимого, пришлось вернуться в свое яркое время, оказалось вознагражденным. (Опять «как?» -- Да вот так, вы почитайте.) И мужество Вити, который оставил блистающий, при всех оговорках необыкновенно привлекательный для мальчишки, мир, дабы выручить друга, принесло ему счастье. И в обоих эпохах нашлись взрослые люди, знающие, что добро нужно отстаивать сейчас, а не когда ветер переменится.

Да в конце концов в том самом 1980-м, клятом афганско-олимпийском, году были живы (и еще не состарились) мои родители (которых теперь нет), мы с друзьями ночи напролет просиживали, споря об истории и словесности, у меня старшая дочь родилась. А в 2018-м, до которого есть шанс дожить, все мои три дочери будут уже совсем взрослыми. И мало ли что еще будет. Все у нас получится. Если останемся людьми.