В одном из корпусов бывшей трикотажной фабрики «Красное знамя», сооружении для ленинградского авангарда знаковом, открылась двухнедельная выставка «Пространство тишины». Событие любопытно и как смотр молодого актуального искусства, и как повод поразмышлять о сохранении наследия.

На открытии много говорилось о том, как замечательно выставиться в таком замечательном месте. Удовольствие высказывал и Игорь Бурдинский, владелец уникального ансамбля промышленной архитектуры. Новый хозяин намерен превратить конструктивистский шедевр -- силовую подстанцию -- в культурный центр. Логотип предполагаемого центра красуется на афише выставки.

Бурдинский выступил как меценат, предоставив помещение. Инициатива же выставки целиком на совести молодого и успешного куратора Анастасии Шавлоховой. Два года назад она стала одним из соучредителей открытой студии «Сквот непокоренных», чуть позже -- худруком московской галереи «Старт». «Непокоренные» -- преимущественно выпускники Мухинского училища и «Института Про Арте» -- оказались на выставке главными. К ним присоединились несколько звезд петербургской артсцены из поколения постарше, ряд москвичей, гости из Латвии, Казахстана, Франции (выставка проходит при поддержке Французского института). Четыре десятка имен. Плюс почти ежедневные перфомансы, мастер-классы и даже показ мод. Формат, по сути, фестивальный.

Как у любого фестиваля, название-тема не значит почти ничего. «Пространство тишины» -- это прежде всего про давно покинутые, ветшающие грандиозные цехи. Для художников же тишина может быть чем угодно. Не стоит стремиться разглядеть большую идею -- ее просто-напросто нет. Есть ассорти с некоторым количеством хороших работ на фоне массы необязательных изделий. Лаконичны и по-настоящему молчаливы произведения из подручных материалов Евгения Антуфьева и Виталия Пушницкого, питторескно треснувший кафель Петра Швецова. Петр Белый, мастер брутальной фактуры, сотворил нечто деревянное и колючее. Назвал «Взрыв». Для иных тишина -- путь в параллельные измерения: например, психоделические видеоинсталляции Максима Свищева и Сандрийон Беланже. Для Кирилла Шаманова тишина, видимо, заключена в давно им придуманных псевдоматематических уравнениях. Есть вещи откровенно банальные: снимки лунной поверхности (Сережа Луценко), эмбрионы (Антон Хлабов и Катя Ершова), прозрачная надувная голова (группа Recycle), куски сыра на лестничной площадке (Катя Андриянова), детская ракета на фоне звезд (Ростан Тавасиев), мятый пластилин («Рельеф» Влада Кулькова). И т.д. и т.п.

На фабрике сохранилось множество артефактов, и некоторые художники попытались их использовать -- с разной степенью осмысленности. Виктория Илюшкина показывает в комнате с неструктурированным хламом кино. Вероника Рудьева-Рязанцева хозяйственно разложила по аутентичным стеллажам остатки умершего производства: мотки ниток, халаты, перчатки; задокументировала на видео процесс музеефикации, снабдила экспозицию зарисовками найденного. Та же постановочность в «Эпитафии» Ульянова и Ляшко. Инсталляция имитирует заброшенный заводской кабинет с фигурой служащего, покрытой паутиной. На полу цитата из Андрея Платонова в окружении цветов. Тревоги добавляет непрестанно звонящий телефон. Соседний «Набросок» Андрея Кузькина, лауреата последней «Инновации», как будто о том же, но при минимуме усилий гораздо эффектнее. Снова тесная комнатка, снова типичная канцелярская обстановка. Ничего не тронуто -- шкаф, стол, стул, вырезки на стенах. Все завешено полиэтиленом, на котором маркером эскизно намечены силуэты аутентичных вещей, тем самым сокрытых от чрезмерного внимания, света, пыли. Обозначенные, они в то же время удалены в забвение. Одна из наиболее удачных работ -- деликатная и выразительная.

Впервые современные художники оккупировали «Красное знамя» семь лет назад, в рамках международного проекта Emplacements. Тогда целью была именно работа со средой. И сегодня остро осознаешь, что оставшиеся с 80-х постеры, вывески, инструкции порой интереснее новых артобъектов. Вместо того чтобы чутко реагировать на «гений места» уникального здания с богатой историей, большинство выставившихся так или иначе вписались в ставшую общим местом тенденцию «новой серьезности»: возвращение к гуманистическим ценностям, тоска по возвышенному... И вот перед нами этикетки: «Молчание», «Тишина», «Тупик», «Свет без звезды», «Внутренняя архитектура», «Вещественный диалог». Взамен продуманной концепции заигрывание с конъюнктурой. Что касается очередного смотра молодых художников, то мы к таковым уже привыкли и умиляться наличию новой генерации не станем. Многие из молодых за последнее время сгенерировали по нескольку персоналок -- с полным правом их можно рассматривать как состоявшихся художников, без каких бы то ни было скидок и авансов. Звезды шедевров не выдали, скорее почтили присутствием. Хотя, если не придираться, в целом посмотреть есть на что. Думается, придут многие.

Придут и неравнодушные к архитектуре конструктивизма. Выставка расположена в одном из корпусов обширного комплекса, построенного в 1926--1937 годах на основе проекта Эриха Мендельсона, выдающегося немецкого представителя экспрессионизма и функционализма. «На основе» -- потому что не все реализовано в согласии с идеей архитектора. Как и все прогрессивные зодчие того времени, он верил в возможности новой России и с радостью принялся за заказ. Конкурса не было, не все встретили иностранца с распростертыми объятиями, при строительстве что-то исказили, от чего-то отказались вовсе, качество работ оставляло желать лучшего. Не правда ли, типичная для России ситуация? (В Москве подобный случай произошел с гуру мирового модернизма Ле Корбюзье, осчастливившим столицу отличным проектом здания Центросоюза, который, увы, был реализован абы как.) В то же время проект Мендельсона оказал значительное влияние на последующее развитие ленинградского авангарда.

Печально, что сегодня архитектура авангарда -- единственный и чрезвычайно важный вклад России в мировую архитектуру нового времени -- в нашей стране почти никому не нужна. Лишь пару недель назад Совет по сохранению культурного наследия включил главный корпус и цехи фабрики в перечень памятников регионального значения (силовая подстанция получила такой статус в 1988-м). В соответствии с практикой последних лет вопрос о статусе решается при появлении инвестора. На этот раз вопрос решен не в его пользу, однако с формулировкой о «возможном изменении предметов охраны при выявлении их непреодолимой аварийности». То есть интересы инвестора в какой-то момент могут оказаться важнее подлинности зданий. Приезжавшие в прошлом году специалисты из Германии с горящими глазами доказывали, что нужно сохранить все как есть. Российские специалисты утверждают, что железобетон реставрировать невозможно. Разумеется, новодел, на радость инвестору, лучше.

По заказу Игоря Бурдинского британский архитектор Дэвид Чипперфилд выполнил проект развития территории. Проект не предполагает радикальной перестройки зданий, но втискиваемые между ними новые, необходимые как источник средств для научной реставрации силовой подстанции, значительно меняют восприятие комплекса. Петербург всегда гордился ансамблевостью. На Петроградской стороне «Красное знамя» чуть ли не единственный уцелевший ансамбль. Насколько он изменится в ближайшем будущем, не известно пока никому. Выставка, совпавшая с присвоением всему конструктивистскому комплексу статуса памятника, -- небольшое затишье перед будущими спорами.

ФОТО: Фабрика, созданная на основе авангардного проекта Эриха Мендельсона, все-таки лучший экспонат выставки «Пространство тишины»