Многих читателей введет в недоумение подзаголовок статьи: «Лотрек в Третьяковке». С чего бы это? Француз в музее русского искусства? Куратор организованной при содействии ОАО Банка ВТБ, фонда Леонарда Джанадды выставки Екатерина Селезнева объясняет гастроль изящно: привезенные литографии (гравюры на камне) Тулуз-Лотрека, числом 81, хранятся в Библиотеке национального института истории искусства Франции. Туда они попали по завещанию Жака Дусе, человека эпохи ар-нуво, кутюрье, мецената, современника Тулуз-Лотрека. Дусе был таким же помешанным на коллекционировании родного ему искусства, как Павел Третьяков. Подобно Павлу Михайловичу свое собрание Дусе завещал государству. Так что дружеский визит коллекции единомышленника Третьякова можно интерпретировать как повод еще раз вспомнить особенности рождения московской коллекции. Примечательно и то, что формирование собрания Третьяковки изобиловало многими, вычеркнутыми впоследствии советской идеологией, деталями. Оказывается, работа Лотрека в московской галерее присутствовала уже в начале XX века. Один из первых коллекционеров французского искусства в России Михаил Абрамович Морозов завещал свое собрание именно Третьяковке. И с 1910 по 1925 год лист Тулуз-Лотрека на тему яркой монмартрской жизни числился в третьяковских фондах. А во второй половине -- конце 1920-х годов советская власть начала реформу перераспределения музейных фондов, и западная коллекция Михаила Морозова из галереи ушла.

Как воспринимаются эстампы Тулуз-Лотрека внутри российского художественного мифа, в ассоциативных связях с хрестоматией истории искусства России? С кем удается наладить общение? Кого из «наших» Лотрек окликает? Кому подмигивает?

Анри де Тулуз-Лотрек увековечил цветную кутерьму богемной монмартрской жизни. В афишах, эскизах, приглашениях запечатлел завсегдатаев Монмартра: шансоньеток, кабаретных танцовщиц, музыкантов, проституток, сутенеров, художников в остроумно схваченных мизансценах. Во всю эту мельтешню впечатлений, чуждую всякой серьезности как этической, так и эстетической, Лотрек был беззаветно влюблен. И ни в коем случае ничего не обличал, не высмеивал. Скорее, подшучивал. Обладая гениальным даром собрать цветную взвесь, пыльцу впечатлений, он имитировал в «тяжелой» литографской технике эффекты сиюминутных каллиграфических росчерков карандашом или виртуозных акварельных свечений. С шиком и упоением он будто пародировал возможности разных техник ради улавливания атмосферических мимолетностей жизни Монмартра. Виртуознейшим пародистом явил себя Лотрек и в режиссуре самих пластических скетчей. Мир предметов подражает миру людей. Мир людей видится в шутовском зеркале басен и метафор с говорящими зверушками. На афише фотографа Сеско наведенный на танцовщицу Мулен-Руж объектив недвусмысленно ассоциируется с фаллосом. Переусердствовавший на поле сексуальных битв маленький и совсем не юный «Усталый Эрос» со сломанной ногой (!) напоминает слетевшую с карниза Нотр-Дам печальную химеру. Предметики (мебель, зеркальца, бинокли, веера) будто подхихикивают над своими хозяевами, принимая живейшее участие в режиссуре самых двусмысленных мизансцен. А стремительно нарисованные и отпечатанные Лотреком изображения цирковых зверей (гарцующие лошади, толстопопые похотливые мопсики) очень даже внятно намекают на свои родственные отношения с завсегдатаями монмартрских кварталов.

Екатерина Селезнева российский ответ пародийному дару Лотрека назвала совершенно точно -- Павел Федотов. Именно он еще в гоголевское время заставил любовно выпестованный в своих картинах мир вещей лицедействовать и комиковать, подшучивать над своими хозяевами, пародировать их. Даже включил в этот травестийный ряд саму историю мирового искусства. Как пересмешник Лотрек Федотову конгениален. Однако есть одна разница. Мир Федотова -- чувственный, полнокровный, фактурный. Мир Тулуз-Лотрека эфемерный, призрачный. При всем своем пересмешничестве он беззащитен и нежен. Это все же сон, иллюзия. Она вот-вот исчезнет, рассеется. Судьба уготовила Тулуз-Лотреку быть вечным наблюдателем чужого праздника. Калека с рождения, дистанцию между собой и жизнью он обнажил в своем искусстве. И, казалось бы, несовместимое с фривольными сюжетами настроение высокой меланхолии роднит искусство Тулуз-Лотрека с творчеством Виктора Борисова-Мусатова, мастера, преодолевавшего свою физическую немощь в ткачестве живописных гобеленов о недостижимой мечте.