На исходе 2008 года кавказская политика России -- это материя, смертельно надоевшая большинству россиян. Для граждан нашей страны, если верить социологам, Кавказ, как собственно российский, так и зарубежный (Грузия, Армения, Азербайджан), становится с течением времени все более чужой землей. Ни всплеск интереса мирового сообщества к событиям в Грузии, Абхазии и Южной Осетии в августе этого года, ни продолжающееся ликование федеральных телеканалов и строителей-подрядчиков по поводу зимней Олимпиады в Сочи в 20014 году не смогли изменить такого положения вещей. Войну с Грузией, согласно свежему опросу фонда "Общественное мнение", главным событием года назвали лишь 7% россиян.

Приходится признать, что для большинства россиян кавказская тема существует в основном в контексте миграции из кавказских стран и регионов во внутренние области страны, населенные традиционно в основном этническими русскими, которые склонны оценивать количество гостей как избыточное, а их способность адаптироваться к социальным и культурным нормам больших городов как крайне низкую. Новости с Кавказа по телевизору вызвали некое подобие вялой эйфории, когда это были новости о движении российской танковой колонны в Южную Осетию, но когда они снова стали рутинной вереницей сводок об обстрелах и подрывах в Ингушетии и Дагестане, вернулась ставшая уже привычной апатия.

Сытые годы

Между тем подводить итоги 2008 года на Кавказе сложнее, чем это было в 2007-м и в 2006-м. В 2004 -- 2005 годах, когда почти один за другим случились убийство первого после войны пророссийского президента Чечни Ахмата Кадырова (май 2004-го), налет боевиков на Ингушетию (июнь 2004-го), Беслан (сентябрь 2004-го), волнения в Черкесске (осень 2004-го), атака боевиков на Нальчик (октябрь 2005-го), казалось, что Россия проходит так называемую «точку бифуркации», в которой будущая судьба ее северокавказских владений могла оказаться под вопросом. Эту точку Россия прошла относительно успешно. По-видимому, можно считать, что свою положительную роль в этом процессе сыграли три фактора: деньги, кадры и Чечня.

В постсоветский период в республиках Северного Кавказа сформировались прочные элитные группы главным образом этнического характера -- то есть осетинские в Осетии, ингушские в Ингушетии, аварские, даргинские и кумыкские в Дагестане, карачаевские в Карачаево-Черкесии и кабардинские в Кабардино-Балкарии. Эти элиты, по сути дела, «проели» весь «экономический базис», доставшийся им по наследству от советской инфраструктуры. Разумеется, крушению инфраструктуры во многом способствовали такие объективные факторы, как общий коллапс сложной интегрированной экономики Союза, цепочка локальных конфликтов, а также массовый отъезд из региона образованных и высококвалифицированных русских. Но то, что осталось, благополучно «съели» местные власти. К середине, а тем более к концу 1990-х северокавказские регионы уже прочно сидели на дотациях из федерального бюджета, которые в основном как губкой впитывались местными этнократами, пока большинство населения либо разъезжалось по России, либо оставалось без работы и средств к существованию. Позитивные сдвиги в экономике страны в 2000-е годы в сторону общего роста доходов населения немного смягчили это удавку на шее кавказского населения. Уже лишние 150--200 долл. в месяц, заработанные братом или отцом где-нибудь в Курске, позволяли семьям в республиках свести концы с концами и пореже думать о прямом пути, по которому в рай попадают шахиды, или о том, чтобы поискать земной справедливости с автоматом в руках.

К тому же Москва вроде бы дала понять, что склонна более внимательно относиться к подбору кавказских кадров. Через полгода после того, как Владимир Путин в ответ на злодеяние террористов в Беслане отменил выборность региональных губернаторов и ввел их утверждение законодательным собранием, на Кавказе начались замены. Президента Северной Осетии Александра Дзасохова сменил Таймураз Мамсуров, главу Госсовета Дагестана Магомедали Магомедова -- президент Муху Алиев, президента Кабардино-Балкарии Валерия Кокова -- Арсен Каноков, а президента Адыгеи Хазрета Совмена -- Асланчерий Тхакушинов. Каждый новый назначенец воспринимался большинством местного населения как «варяг», призванный руководством страны, чтобы честно «княжить и владеть», сражаясь с гидрой клановых и коррупционных связей. Это рождало определенные надежды на перемены к лучшему. Значительная часть этих надежд к сегодняшнему моменту, к сожалению, утеряна.

Третьим умиротворяющим обстоятельством была Чечня. Какими бы ни были издержки «чеченизации», означавшей не только элегантную передачу ответственности за происходящее в Чечне с плеч Москвы на плечи местной элиты, сформированной войной, но и постепенную утрату Москвой реального контроля над этой территорией. Но главный результат -- мир. Во всяком случае, в Чечне стали убивать гораздо меньше, чем прежде, и затихший локальный конфликт перестал быть пропеллером, гнавшим по всему региону волны диверсионной войны -- вместе с избыточным оружием, избыточным боевым опытом и избыточной ненавистью к федеральной власти.

Новый поворот

Работу полномочного представителя президента в Южном федеральном округе Дмитрия Козака в 2004--2007 годах сравнивали с действиями пожарной команды. Ему не много времени приходилось проводить в своем кабинете в Ростове -- критические ситуации вспыхивали то тут, то там, и полпред носился по Кавказу, лично вступал в переговоры с людьми, добивался замены губернаторов. И гасил пожары. Когда в конце 2007 года г-на Козака сменил Григорий Рапота, стало принято считать, что период полувоенной чрезвычайщины в основном прошел и пора заниматься инвестициями в развитие.

В добровольно-принудительном порядке приглашать крупный бизнес делать инвестиции в неспокойные и бедные республики Кавказа, чтобы они стали спокойнее и богаче, начал еще г-н Козак. При г-не Рапоте появились весьма стройные инвестиционные программы и ряд амбициозных проектов типа расширения дорожного строительства в горной и предгорной зоне и воссоздания сети «подскоковых» гражданских аэропортов. Чтобы жители Кавказа, суть граждане России, не томились сутками в душных автобусах, мучительно пересекающих межреспубликанские блокпосты, а могли, к примеру, сесть на самолет в Майкопе, совершить промежуточную посадку в Минеральных Водах или Владикавказе и через пару часов приземлиться в Махачкале.

Но разразился кризис, и стало не до амбициозных программ развития юга, а скачок бедности и безработицы подтолкнул новую молодежь на проповеди радикальных имамов. Но сменился президент в Москве -- и начались колебания кадровой политики на Кавказе. Но поссорились друг с другом лидеры новой, послевоенной Чечни -- и стало ясно, сколь непрочна установленная там стабильность. Но случилась война в Грузии -- и ожила увядшая было идея этнического сепаратизма, который в 1990-е годы цвел на Северном Кавказе целым соцветием движений.

Текучее полпредство

Григорий Рапота не успел даже толком осмотреться в должности, как его сменил новый президентский полпред Владимир Устинов. Бывший генеральный прокурор и экс-министр юстиции пока никак не обозначил своих полпредских приоритетов. Но жители Кавказа уже сильно сомневаются, что Ростов при г-не Устинове сможет сохранить относительно высокую управленческую эффективность с относительно низким уровнем коррупции, которая была свойственна региону при г-не Козаке. Трудно сказать, связана ли замена г-на Рапоты на г-на Устинова со сменой первого лица в стране -- в мае 2008 года Дмитрий Медведев официально сменил Владимира Путина в кресле президента РФ, -- но Кремль, во всяком случае, снова считает себя вправе рассматривать критически важное южное полпредство как "теплое место" работы почетных отставников. Г-н Козак, которого во всех без исключения горных республиках считали лучшим полпредом на юге за всю историю института федеральных округов, «переброшен» курировать подготовку Олимпийских игр в Сочи в 2014 году. Оптимистам кажется, что сама география предопределяет сохранность его интереса к происходящему в южных провинциях. Пессимисты же полагают, что горы проблем предолимпийского Сочи не меньше самого большого Кавказского хребта и даже такому политическому менеджеру, как Козак, будет не под силу блюсти одновременно олимпийскую стройку и семь расположенных по соседству самых экзотических республик Российской Федерации.

Карачаево-Черкессия: мирный грек

Дмитрий Медведев тем временем продолжил начатую еще Владимиром Путиным и Дмитрием Козаком череду кадровых замен в кавказских республиках. В августе 2008 года наконец покинул свою должность президент Карачаево-Черкесии Мустафа Батдыев, избранный в 2003 году с небольшим перевесом относительно своего соперника и предшественника Владимира Семенова. Сам г-н Семенов из карачаевской политики после поражения ушел, но его сторонники объединили усилия с третьим фаворитом выборов 2003 года -- верховным судьей республики Исламом Бурлаковым. Эта сильная оппозиция несколько лет блокировала муниципалитет Черкесска и часть регионального парламента.

Когда в 2004 году семеро молодых карачаевских предпринимателей были убиты на даче зятя г-на Батдыева, Алия Каитова, который не без успеха старался поставить под свой контроль максимально возможную часть экономических активов Карачаево-Черкесии, огромная толпа карачаевцев, предводимая матерями убитых и воодушевляемая оппозиционерами, штурмовала батдыевскую резиденцию. Хотя зятя, притом уже бывшего, г-на Каитова осудили, этот случай жерновом повис на политической репутации президента республики. И до конца своего конституционного срока он, по сути, был лишен возможности нормально исполнять свои обязанности.

Владимир Путин весьма резко отзывался о происходящем в КЧР и произносил гневные слова о сращивании местной бюрократии с криминалом, но ситуация не менялась до 2008 года. Наконец верховный судья-оппозиционер был уволен, а непопулярного президента сменил бывший судья Конституционного суда Борис Эбзеев, который поклялся, что станет подбирать себе команду не по принципу кровного или этнического родства, а по критериям профессионализма.

Г-н Эбзеев, которого эксперты не без основания назвали первым губернатором из кадрового актива Дмитрия Медведева, немедленно исполнил свое во всех отношениях похвальное обещание в весьма экзотичной форме. Премьером КЧР был назначен грек Борис Кайшев. Кадровые перестановки происходили в августе, как раз на фоне военных действий в Грузии и дипломатического признания Россией Абхазии и Южной Осетии. Этнические абхазы культурно и лингвистически связаны с народами Северного Кавказа, относящими себя к черкесам, -- с абазинами, черкесами, кабардинцами, адыгами, шапсугами и некоторыми менее многочисленными группами. Торжество абхазского самоопределения на фоне назначения грека в правительство Карачаево-Черкесии, где черкесов около 10% и пост премьера традиционно остается именно за черкесами по неформальному правилу административных квот, вызвало к жизни националистический Черкесский конгресс, казавшийся ушедшим в прошлое со смертью видного черкесского политика и предпринимателя Станислава Дерева. Во главе конгресса стал бывший премьер КЧР черкес Алик Карданов, от которого никто совершенно не ожидал готовности вести людей на уличные манифестации и восстанавливать связи с сохраняющейся в регионе карачаевской оппозицией.

Ингушетия: новая надежда

Вторая кадровая замена произошла в конце октября в Ингушетии -- весть об отставке президента Мурата Зязикова республика встретила пальбой в воздух и танцами до утра. Республиканский парламент утвердил в должности предложенного Дмитрием Медведевым Юнус-Бека Евкурова меньше чем через сутки после того, как эта фамилия прозвучала из уст главы государства.

У г-на Евкурова незавидное наследство. Регион на границе с Чечней, которую, кстати, предстоит официально провести на карте и по земле до намеченных на будущий год муниципальных выборов в обеих вайнахских республиках. Память о вооруженном конфликте с Северной Осетией в 1992 году, от которого до сих пор остаются беженцы. Подпольная сеть вооруженных исламских фундаменталистов, воюющих с властью, кто бы ее ни представлял -- федеральная армия, Зязиков или Евкуров. И гражданское население, которое не склонно доверять власти, потому что, воюя с боевиками, власть сильно задевает это самое гражданское население.

Пока Юнус-Бек Евкуров, путь которого можно сравнить с движением по тропинке в болотной топи, делает осторожные и продуманные шаги, корректируя состав республиканской администрации, мирясь с оппозицией, обещая упорядочить спецоперации силовиков, вернуть оставшихся беженцев в Пригородный район Осетии и не допустить слияния с Чечней. Но если у г-на Евкурова не будет внутренней и внешней поддержки, он неизбежно разочарует своих соплеменников и превратится в "переиздание" Мурата Зязикова, при котором Ингушетия продолжит сползание к полномасштабной локальной войне. Парадокс в том, что внутри Ингушетии в борьбе с ростом исламского фундаментализма он может опереться только на ингушский национализм. И вкупе с его попытками вернуть в политический актив команду первого президента Ингушетии Руслана Аушева неизбежность такой ориентации заранее вызывает раздражение у тех, кто должен поддерживать нового руководителя извне, -- у Москвы. Москва, судя по всему, сыта по горло повышенной политической самостоятельностью другого северокавказского лидера -- президента Чечни Рамзана Кадырова. С одной стороны, ясно, что вывести Ингушетию из наметившегося замкнутого цикла кризиса может только хотя бы частичное превращение г-на Евкурова в лидера кадыровского образца, но с другой -- допускать такое превращение тоже не хотелось бы, потому что оно будет означать сокращение федерального контроля над территорией, как его стремятся понимать в Москве. Поэтому и велик риск «переиздания Зязикова». Чего не следовало бы допускать, учитывая, что именно Ингушетия, помнящая свою давнюю обиду на осетин, была в августе 2008 года первым регионом Северного Кавказа, где после признания Южной Осетии был вслух задан вопрос: почему изъятия из принципа территориальной целостности в пользу принципа самоопределения этнической группы допустимы для осетин и абхазов в Грузии, но недопустимы для ингушей и, к примеру, чеченцев в России.

Чечня: раскол элиты

Назначение нового президента в Ингушетии произошло через несколько недель после того, как в Москве 22 августа был застрелен чеченский политик Руслан Ямадаев -- ранее генерал сепаратистских вооруженных сил, перешедший на сторону России вместе с Ахматом Кадыровым осенью 1999 года и ставший в дальнейшем одним из руководителей чеченской «Единой России». В 2003--2007 годах Руслан Ямадаев был депутатом Госдумы, тогда как его брат, Сулим, все это время продолжал командовать батальоном спецназа Минобороны «Восток», сформированным из этнических чеченцев. «Восток» воевал с боевиками в Чечне, выполнял миротворческую миссию в Южной Осетии и охранял российских военных инженеров в Ливане. В августе 2008 года «Восток» был на острие атаки российской армии на занятый грузинскими военными Цхинвали.

«Восток» очень не нравился Рамзану Кадырову, потому что к середине 2008 года оставался единственным чеченским подразделением, которое контролировалось не им, а российским командованием. Поэтому уже после того, как «Восток» воевал в Южной Осетии, президент Чечни выдвинул тяжелые уголовные обвинения против его командира и добился расформирования части. Само собой, в таком контексте смерть Руслана Ямадаева, доводившегося комбату «Востока» родным братом, многие связали с Рамзаном Кадыровым -- хотя официальное следствие не продвинулось пока ни в этом, ни в каком-либо ином направлении. Смерть Руслана Ямадаева напомнила о гибели другого профедерального чеченца -- Мовлади Байсарова, который был в 2006 году застрелен кадыровскими милиционерами «при задержании» на Ленинском проспекте в Москве. Г-н Байсаров, правда, был гораздо менее значим, чем Руслан Ямадаев, по уровню своего влияния в Чечне, военной силе и политическому опыту. Но теперь Грозный добивается задержания бывшего командира «Востока».

Кто бы ни стоял за смертью Руслана Ямадаева, очевидно, что конфликт двух мощных семей, ставших не так давно несущим скелетом новой, послевоенной Чечни, в которой именно «перековавшиеся сепаратисты» играют первые скрипки, расколол эту новую элиту. Ямадаевы -- просто самый громкий, но не единственный случай, когда командиры из окружения Кадырова-отца оскорбленными уходят от сына. Этот раскол внутри элиты -- свидетельство того, что влияние и популярность Рамзана Кадырова если не падает, то, по крайней мере, больше не растет.

Между тем нынешняя чеченская стабильность базировалась во многом именно на личной популярности лидера. А эта популярность, в свою очередь, была в значительной мере связана с ролью, которую играл во взаимоотношениях Москвы и Чечни Владимир Путин, пока он был президентом. Нынешняя ситуация «политического тандема» в Москве держит региональные элиты в некотором недоумении -- на местах все еще не до конца понимают, куда должны вести те нити личной лояльности, которые последние восемь лет тянулись именно к Владимиру Путину. Северный Кавказ в этом смысле не исключение, просто в силу особенностей местного темперамента административная путаница сравнительно более часто выливается в стрельбу.