Уже почти месяц не утихают споры вокруг памятника генералу Алексею Ермолову (1772--1861), который открыт в Минеральных Водах. Идея памятника возникла у местного отделения Терского казачьего войска, представители которого утверждают, что заручились согласием в том числе и общин различных кавказских народов, проживающих в этом курортном городе. Зато власти Чечни, похоже, восприняли установку памятника как оскорбление, нанесенное всем горцам: практически все грозненские чиновники уже высказались в том смысле, что увековечение Ермолова -- примерно то же, что увековечение Адольфа Гитлера, что памятники тиранам и завоевателям обычно сносят и что именно такая участь постигнет новый монумент в Минводах.

Терские казаки демонтировать памятник отказываются принципиально, но готовы из соображений политической корректности рассмотреть возможность установки памятника имаму Шамилю (1797--1871), долгое время бывшему лидером кавказского сопротивления Российской империи. Конфликт вокруг памятников весьма наглядно демонстрирует, как непросто обстоят в современной России дела с общей историей и общей идентичностью граждан страны, принадлежащих к разным этническим группам. Даже в тех регионах, где они, как на Кавказе, за долгие века в равной мере пропитали своей кровью землю, которую обрабатывали или оспаривали друг у друга.

Алексей Петрович Ермолов прошел от начала до конца все наполеоновские войны, включая Бородинское сражение, и уже одним этим вполне заслуживает памятника. Но известен он главным образом тем, что в течение десятилетия, с 1816 по 1827 год, командовал Кавказским корпусом императорской армии. Он положил начало систематическим мероприятиям, направленным на покорение тех провинций, которые сейчас являются российским Северным Кавказом. Цель эта для России была второстепенной, гораздо более важными считались владения за Главным Кавказским хребтом, где империя стремительно расширила свое присутствие в конце XVIII -- начале XIX века, подчинив себе практически все земли, составляющие теперь Грузию, Армению и Азербайджан. Но быстро стало ясно, что обеспечить полноценную и безопасную коммуникацию с закавказскими владениями не удастся, пока северные склоны гор принадлежат горцам. Горцы были недовольны русской казачьей и крестьянской колонизацией Притеречья и Прикубанья, нападали на станицы, дороги и крепости, вовсю сотрудничали с Турцией, по отношению к которой некоторые племена считались вассалами.

Ермолов отказался от принятой его предшественниками политики фактического подкупа горских владельцев и целых обществ, перешел к планомерным акциям устрашения, наказывая карательными рейдами любую попытку горцев напасть на русские поселения и постепенно убеждая их в необходимости покориться. Кавказ Ермолов воспринимал как крепость, которую необходимо взять по правилам регулярной осады -- чтобы избежать больших потерь при штурме. Именно при Ермолове началась знаменитая рубка леса, во многих местах до неузнаваемости преобразившая ландшафт региона. Лес был идеальным прикрытием для горцев, которые могли атаковать из засады. Сводя лес, командование создавало пространство для действий артиллерии и пехоты, которым горцы противостоять не могли.

Ермолов сделал очень многое для совершенствования военного и гражданского управления в крае, хотя понятно, что методы его во многих случаях нельзя было назвать гуманными. Племенам, не желавшим изъявить покорность, предлагалось, по сути, освободить территорию, а несогласных во многих случаях ждала показательная расправа, жестокость которой не раз вызывала даже недовольство просвещенного императора Александра I. В 1827 году после первых не вполне удачных шагов кавказского командующего в начавшейся войне с Персией император Николай I отозвал его с Кавказа. Но последующий опыт показал, что Россия не может добиться поставленной цели иначе, как вернувшись к жесткой до жестокости ермоловской тактике. Большая Кавказская война закончилась в 1864 году, когда воинственные черкесские народы западной части гор были либо выселены на равнину, либо обречены на изгнание в братскую по вере Турцию, либо физически уничтожены. В Чечне то, что сейчас назвали бы «активной фазой боевых действий», закончилось несколько раньше -- сдачей имама Шамиля в 1859 году.

Но именно руководство современной Чечни, которое продемонстрировало свой вкус к увековечению разнообразных страниц истории, переименовав проспект Победы в центре Грозного в проспект имени Владимира Путина, настаивает на демонтаже памятника Ермолову. Спектр аргументов раскинулся от исторических до демографических. Если верить чеченскому уполномоченному по правам человека Нурди Нухажиеву, Чечня с гораздо большим удовольствием увидела бы в Минводах памятник любым другим генералам Кавказской войны, в честь которых чеченцы даже называли детей: Сипсо -- в честь Николая Павловича Слепцова, убитого в 1851 году в бою с чеченцами, или Паскоч -- в честь Ивана Федоровича Паскевича, сменившего Ермолова в должности командующего на Кавказе. Именем же Ермолова -- Ярмол, как сообщает чеченский омбудсмен, в его краях долго было принято пугать детей или называть собак, отличавшихся особенной злобой.

Г-н Нухажиев напомнил, что генерал Ермолов часто именовал чеченцев «разбойниками» и «злодеями». Он считает, что открытие памятника провоцирует рознь между живущими в России народами и, таким образом, на руку ее врагам. Его абсолютно не смущает, что Минеральные Воды находятся далеко за пределами Чечни, -- в своем открытом письме, опубликованном на официальном сайте президента республики, он указывает на изменение демографического баланса на Кавказе и в прилегающих к нему регионах в пользу представителей горских народов.

Похоже, как раз это демографическое смещение и актуализировало историческую память русскоязычных жителей Ставрополья: внимание к фигуре Ермолова сработало как своего рода защитный механизм. Тот, кто запомнился одним как злодей и завоеватель, для других остается героем и защитником. Значительная часть русских, вынужденных в 1990-е годы фактически бежать с территории Чечни, Ингушетии и других кавказских республик, отказывается воспринимать призывы региональных лидеров вернуться к местам прежнего проживания и готова сделать это лишь при условии воссоздания Терской и Сунженской казачьих линий -- то есть элементов кордонной системы, существовавшей и усовершенствованной при Ермолове. Хотя очевидно, что такая реконструкция невозможна в силу целого ряда политических, экономических и тех же демографических причин, любое напоминание о грозной некогда Кавказской линии вызывает негодование северокавказских этнократических элит. Которые в то же самое время охотно расходуют бюджетные средства на празднование весьма призрачных дат 420- или 450-летия «добрососедских отношений с Россией» (вариант Чечни) и «добровольного вхождения в ее состав» (вариант Кабардино-Балкарии).