Новая «Турандот» в Дойче Опер -- это крепкий и хорошо продуманный спектакль, не имеющий с оперой Пуччини ничего общего. Сквозная линяя развития сюжета, придуманного режиссером, швейцарцем Лоренцо Фьорони, проходит через все действие, не оставляя смысловых пустот и темных мест. Но линяя эта жирная и донельзя прямая. В самой загадочной опере Пуччини с самой нетривиальной музыкой все подчинено одной, не самой свежей, мысли. Зрителям настойчиво и многословно объясняют, что Турандот -- это диктатор в юбке, полоумная и властолюбивая тиранка.

Как и большинство известных диктаторов, Турандот любит театр. Более того, она сама дает представление с загадыванием загадок. Претендент на ее руку также играет на сцене «до полной гибели всерьез». Ряженые министры Пинг, Панг и Понг подыгрывают своей повелительнице. Публику сгоняют в зал охранники с дубинками. А свита Императора Китая, напоминающая то ли членов политбюро Румынии, то ли Европейского парламента в Брюсселе, наблюдает за действом из центральной, «царской» ложи. В этой же ложе, укрытая от взглядов простолюдинов длинной черной вуалью и окруженная телохранителями, впервые предстает Калафу сама Турандот. Этот выход весьма эффектен.

Вообще, самое удачное в этом спектакле не то, что происходит на сцене, а то, чего зритель не видит; не то, о чем поют, а то, о чем молчат. Зрителю позволяют только догадываться о том, что творится за сплошным задником. Туда исчезает сама Турандот, там, озаряемая огромной луной, находится опочивальня принцессы, где она видит беспокойные и сказочные сны, и туда же, в таинственный потусторонний мир закулисья, уводят обреченного на смерть неудачливого жениха. Контраст между атмосферой общественного энтузиазма на авансцене и мутными, кровавыми делами, совершаемыми где-то за сценой, придает этой плоской постановке неожиданный объем. Странные ритуалы над обезглавленным телом принца Персии, вокруг которого кружат китайские девушки, -- то ли придворные Турандот, то ли богини смерти, на миг создают зловещее настроение, разрушающее бытовой образ спектакля.

Во втором действии таких удачных прорывов в иное измерение нет почти вовсе. Допрос Лиу превращается в публичное истязание, а после ее тело на канате подвешивают над сценой, где оно и остается до конца спектакля, не привлекая особого внимания зрителей. По-настоящему в глаза бросается то, что в воздухе нелепо повисает также любовный дуэт Калафа и Турандот, вовсе несрежиссированный, оставленный на откуп певцам. Да и «Нессун дорма», ради которой слушаешь эту оперу, поется непонятно о чем и непонятно для чего в этом царстве теней, тоталитаризма и тоски.

Пение в таком спектакле, конечно, второстепенно и, конечно, таким и оказывается. Горячее всех публика принимает наших бывших соотечественников, грузина Паату Бурчуладзе (Тимур) и молдаванку Инну Лось (Лиу).

Пение Марко Берти (Калаф), не вызвавшее у немцев большого одобрения, мне, напротив, показалось самым ярким моментом этого спектакля. В мире умозрительных идей сила голоса и итальянская красота тембра, пусть и не несущая в себе глубокой мысли, что-то да значат.

Американку Лизе Линдстром, певшую Турандот, немцы называли открытием этого спектакля. Но это открытие едва ли можно назвать благозвучным. Безусловно, сильный и резкий голос, очень при этом некрасивый в среднем регистре, как нельзя более подходит для образа Турандот именно в этой продукции. Мне показалось, что Линдстром могла бы стать идеальной певицей не для итальянского, а для немецкого репертуара. Это, должно быть, интуитивно почувствовала немецкая аудитория, столь высоко оценившая певицу.

Финал оперы (редакция Альфано, дирижер Пинхас Шейнберг) поставлен режиссером с залихватской решительностью. Властолюбивая Турандот пронзает кинжалом Императора Китая, крошечного и почти комедийного тенора Петера Мауса, старичка с тоненьким голоском и трясущимися ручками. Точно так же со своим отцом поступает и новоиспеченный правитель Калаф. Можно сказать, что главная загадка «Турандот» -- логичное решение финала оперы, который Пуччини не успел дописать -- так и осталась неразгаданной режиссером. Зато он прекрасно показал, какая кара ждет того, кто загадки не отгадает.