Исполнение собственного долга иногда приводит к историческому и личному поражению -- об этом рассказывает книга Ханны Арендт. И в этой связи остается только призывать к повышению уровня политической рефлексии, как это делают Александр Пятигорский и Олег Алексеев. А Максим Макарычев в биографии Фиделя Кастро демонстрирует, чего может добиться политик, находящийся в идеальной интеллектуальной форме.

Анатомия трагедии

Ханна Арендт. Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме. -- М.: Европа, 2008.

Адольф Эйхман --для тех, кто запамятовал, -- это заведующий отделом гестапо IV-В-4, ответственным за «окончательное решение еврейского вопроса». После падения Рейха ему удалось укрыться в Аргентине, но в 1960 году Эйхман был в обход норм международного права схвачен израильской разведкой и доставлен в Иерусалим, где спустя два года его повесили по приговору суда.

Ханна Арендт -- одна из наиболее влиятельных политических философов ХХ века, ученица Мартина Хайдеггера и Карла Ясперса, еврейка, покинувшая Германию в 1933 году. Ход процесса по делу Адольфа Эйхмана она освещала для журнала New Yorker, а уже к 1963 году по горячим следам выпустила документальную книгу, в скором времени признанную классической, -- именно ее мы сегодня, с почти полувековым запозданием, и представляем отечественному читателю.

Беглое сопоставление судеб автора и героя вроде бы провоцирует на то, чтобы ожидать от книги обличений в адрес устроителей холокоста, но «благородного гнева» здесь нет и в помине. Вместо этого Ханна Арендт критикует устроителей процесса, дотошно разбираясь в аргументах обвинения и защиты. Не вынося окончательных вердиктов, она вскрывает возникавшие в ходе суда над Эйхманом преувеличения, подмены понятий и прямые фальсификации.

Однако в центре внимания автора сам обвиняемый: история его личного и, так сказать, профессионального становления. «Банальность зла», подзаголовок книги, в русском издании вынесенный на первый план, -- это ключ к пониманию главной интуиции Ханны Арендт. Интуиции о том, что нацистский режим при всей кошмарности им совершенного держался не за счет инфернальной энергии, а, как раз напротив, благодаря бюрократической бесцветности главных исполнителей. А для того, чтобы невообразимое стало обыденностью, должен был предварительно произойти переворот сознания: по формуле автора, «в Третьем рейхе зло утратило тот признак, по которому большинство людей его распознает, -- оно перестало быть искушением».

Читателю «Эйхмана в Иерусалиме» предоставляется возможность шаг за шагом проследить историю вариантов «решения еврейского вопроса», параллельно фиксируя то, что при этом происходило в головах самих «решающих». И, как следствие, жизнеописание не слишком удачливого немецкого карьериста, по воле судьбы оказавшегося в эпицентре одной из величайших трагедий ХХ века, но так и не сумевшего за ворохом своих рутинных обязанностей разглядеть трагедию, говорит сегодняшнему человеку не меньше, чем все музеи холокоста.

Конец всего абсолютного

Александр Пятигорский, Олег Алексеев. Размышляя о политике. -- М.: Новое издательство, 2008.

В прошлом году мы уже представляли книгу лондонского профессора Алексея Пятигорского «Что такое политическая философия» и тогда же посетовали на некоторую ее сумбурность -- впрочем, это было обусловлено самим жанром издания, включавшего практически неотредактированную стенограмму московских лекций автора. Для того чтобы привести высказанные на тех лекциях соображения в систему, потребовалось привлечь соавтора -- специалиста по корпоративной политике и участника Московского методологического кружка Олега Алексеева.

Яснее, о чем идет речь, действительно стало -- но, с нашей стороны, было бы невежливым тут же не предупредить, что разбираться в тончайших интеллектуальных "па" этих размашистых размышлений о политике возьмется далеко не каждый. Соответственно, и книгу эту можно рекомендовать читателям, как минимум неплохо представляющим себе, что такое феноменология. Иначе, кроме фиги, в ней ничего не разглядишь. Хотя, если уж по большому счету, она и является этой самой фигой, выставленной в адрес бытового здравого смысла, склонного рассуждать о политике, но не отягощенного при этом заботой о точности собственного мышления.

Главный пафос авторов состоит как раз в том, что наши способы говорить о сегодняшней политической реальности вязнут в мыслительных категориях вчерашнего дня. Каковых они выделяют четыре: «абсолютная власть», «абсолютное государство», «абсолютная революция» и «абсолютная война». Новое время вынуждает к поиску новых способов политической рефлексии, и Пятигорский с Алексеевым пытаются то ли продемонстрировать, как она могла бы выглядеть, то ли подтолкнуть читателя-единомышленника к собственной рефлексии, то ли зафиксировать уже происходящие помимо их воли сдвиги.

Трудно не согласиться с тем, например, что идея войны лишилась ореола абсолютной категории, когда свою абсолютность утратил сам феномен национального государства, а война воспринимается как конгломерат идущих в разных уголках земли локальных войн. С другой стороны, поразмыслив, понимаешь, что размывание абсолютности произошло прежде всего в головах лондонских профессоров и московских методологов, а, скажем, жителей Абхазии и Южной Осетии этот рефлексивный сдвиг вряд ли коснулся.

Так или иначе, книга вполне может подтолкнуть кропотливого (это качество ему очень понадобится!) читателя к собственному мышлению. А для чего это мышление вообще нужно, авторы отвечают на первой же странице: только тот, кто к нему способен, будет не только объектом, но и субъектом политической ситуации -- тем, кто ее «создает, поддерживает и воспроизводит». Тем самым Александр Пятигорский и Олег Алексеев тонко намекают на то, что их книгу можно считать своего рода философским напутствием начинающим общественным деятелям. Ну так от «методологов» другого ожидать и не приходилось!

Жизнь героя

Максим Макарычев. Фидель Кастро. -- М.: Молодая гвардия. (ЖЗЛ: Биография продолжается).

Фидель Алехандро Кастро Рус -- это, конечно, настоящий феномен политической воли и политического мышления, человек, чей опыт многолетнего противостояния Соединенным Штатам приобретает в России все большую актуальность. Как минимум заинтересованность. Его жизнь и деятельность -- пример того, как на отдельно взятом острове практически в одиночку можно противостоять глобальному капиталу и длительное время наперекор господствующей конъюнктуре осуществлять собственный политический проект.

Возразить здесь нечего, но книга журналиста-международника, спецкора «Российской газеты» Максима Макарычева превращается в самую настоящую агиографию. Елейные интонации пронизывают ее начиная с первых страниц, в которых рассказывается о детстве Фиделя -- разумеется, полном предвестий его будущих свершений. В ход идут и карибская магия как один из вариантов объяснения «заговоренности» команданте (как известно, на него было совершено около 700 покушений), и астрологические данные. Впоследствии, рассказывая о мирных и ратных подвигах своего героя, автор начинает напоминать спортивного фаната, страстно болеющего за своего героя: «Фидель был разъярен тем обстоятельством...», «Фиделя же лучше было не дразнить» и т.п.

Но фактографию Максим Макарычев передает честно и подробно, иногда опираясь на малоизвестные архивные материалы и личные воспоминания участников описываемых событий. А несомненным украшением книги является богатая подборка черно-белых фотоиллюстраций.