Идея Учредительного собрания возникла в России еще в период революции 1905 года, становясь все более популярной по мере ослабления монархии. Несмотря на падение царского престижа, ни одна из влиятельных политических сил не рисковала брать власть в свои руки без народной санкции.

Из теоретического вопрос смены власти перешел в плоскость практическую в начале марта 1917 года, когда Николай II отрекся от престола в пользу брата Михаила, а тот, не приняв столь ответственный дар, оставил его на откуп Учредительному собранию. Наступил период междувластия. Любое правительство имело статус временного, включая большевистское. Легитимную же власть на постоянной основе можно было получить только из рук Учредительного собрания, выборы которого состоялись в конце года. Проиграв их и разогнав собрание 5--6 января 1918 года, большевики узурпировали власть в России.

«Высокопатриотический поступок»

Созыв Учредительного собрания стал «лозунгом момента» почти сразу после начала Февральской революции. Особенно желали этого представители левых партий -- эсеров и меньшевиков, -- в силу особенностей избирательного законодательства не имевших сильных позиций в IV Думе, зато изрядно поднявших свой авторитет в ходе свержения самодержавия.

Кадеты, признанные лидеры либерального лагеря, существенно больше были обеспокоены проблемой преемственности новой власти. Называя Николая II «старым деспотом», они не могли отрицать того факта, что он оставался законным носителем государственной власти. Поэтому для либеральных поборников законности было крайне важно обозначить правопреемство правительства, рожденного революцией. Хотя бы потому, что только такой мандат, с точки зрения кадетов, давал революционному правительству право на масштабные реформы. Чтобы избежать вакуума власти, сторонники Павла Милюкова предлагали немедленно установить конституционную монархию.

Николай II отрекся, передав власть младшему брату -- Михаилу. Однако тот, посовещавшись с членами Государственной думы, отказался от престола в пользу Учредительного собрания. «Ваше Высочество, вы благородный человек, и я всегда отныне буду заявлять это. Ваш поступок оценит история, он высокопатриотичен и обнаруживает вашу любовь к родине», -- патетически заявил по этому поводу Александр Керенский.

Став фактом реальной жизни, идея Учредительного собрания на самом деле изрядно запутала ситуацию. Во-первых, представления о собрании у всех заинтересованных сторон были весьма и весьма смутными. К тому же любая власть до его появления могла считаться только временной, подготовительной, а значит, весьма скованной в своих действиях. «Высокопатриотичный поступок» обернулся тем, что на несколько следующих месяцев страна оказалась погруженной в хаос многовластия, которое, по сути, ничем не отличается от безвластия.

Шаг назад или два вперед?

На фоне других партий, в один голос называвших будущее Учредительное собрание «хозяином земли русской», перефразируя известную «самоидентификацию» Николая II, резко выделялась позиция большевиков. Еще до революции созыв собрания входил в программу-минимум их партии, однако в знаменитых «Апрельских тезисах», объявленных после возвращения на родину, Ленин объявил, что России нужна «не парламентарная республика, -- это было бы шагом назад, -- а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху». Правда, это громкое заявление против «учредиловки» не мешало ему и его соратникам обвинять «буржуазию» в затягивании созыва собрания. Таким образом, большевики, с одной стороны, усиленно продвигали требование передачи всей власти Советам, но не забывали при этом набирать политические очки, эксплуатируя популярный все еще лозунг созыва Учредительного собрания.

Нельзя сказать, что обвинения в адрес Временного правительства в проволочке с выборами в собрание были совсем уж безосновательны. Еще 3 марта 1917 года оно объявило среди своих приоритетных задач «немедленную подготовку к созыву на началах всеобщего, равного, тайного и прямого голосования Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны». Но на практике все оказалось сложнее. Дело чуть не зашло в тупик по причине традиционной «демократической процедуры». Новые лидеры страны хотели сделать собрание таким, чтобы его законность не вызывала никаких сомнений. А для этого необходимо было тщательно проработать избирательный закон. Председатель созданного 25 марта Особого совещания по разработке проекта Положения о выборах в Учредительное собрание кадет Кокошкин сформулировал кредо совещания: «Работа должна быть быстрой, но не должна быть торопливой». Однако благие намерения либеральных правоведов привели к весьма печальным для страны последствиям.

Еще до начала работы совещания председатель Временного правительства князь Львов высказался в том духе, что составление списков избирателей -- операция столь же грандиозная, как и всеобщая перепись, и тяжелое положение на фронтах только осложняло эту работу. Не одну неделю члены совещания ожесточенно спорили о возрастном цензе для участия в выборах. Несколько дней ушло на то, чтобы решить не слишком принципиальный, по признанию самих участников совещания, вопрос об участии в выборах представителей царствовавшего дома. Много дней прошло в горячих дискуссиях об избирательном праве для дезертиров и лиц, бывших в заключении.

Члены совещания словно бы забыли, что живут в стране, расползавшейся по швам, где все эти вопросы были отнюдь не первоочередными. Увлекшись частностями, совещание невольно оттягивало появление легитимной власти. Стремясь сделать собрание максимально демократичным, учесть интересы всех групп населения, оно создало в итоге избирательный закон, наиболее демократичный из всех существовавших тогда в мире. Однако случилось это на рубеже лета и осени 1917 года, когда страна жила уже совсем другими чаяниями и власть стремительно уплывала из рук Временного правительства.

Временное правительство большевиков

Провал выступления генерала Корнилова в конце августа, случившийся не в последнюю очередь благодаря сопротивлению близких к большевикам рабочих, вновь вывел партию Ленина на политическую авансцену. Глава Временного правительства Керенский, обратившийся к большевикам за помощью в подавлении мятежа, довольно быстро понял, какого опасного джинна он выпустил из бутылки. Единственным выходом было как можно скорее легитимизировать собственную власть. Сделать это могло лишь Учредительное собрание.

Однако с Положением о выборах удалось определиться окончательно только к концу сентября, а значит, времени у Керенского на его подготовку было катастрофически мало, да и понимания, как проводить выборы в условиях войны, за прошедшие месяцы не прибавилось.

В этой ситуации министр-председатель Керенский решился на то, чтобы наконец нарушить принципы формальной законности, и 1 сентября 1917 года провозгласил Россию республикой. По всей видимости, это волевое и популярное в народе решение серьезно напугало большевиков, тут же напомнивших о том, что помимо «Всей власти Советам» они все еще требуют созыва Учредительного собрания. Причем Ленин объявил, что его партия готова на коалицию с эсерами и меньшевиками, лишь бы собрание было созвано «без новых оттяжек или даже в более короткий срок».

Однако страхи большевиков относительно легитимизации власти Керенского оказались необоснованными. Потому что за провозглашением республики никаких радикальных шагов по переустройству жизни страны не последовало. Это позволило «ленинской гвардии» довольно легко взять власть в свои руки в октябре 1917 года и продолжить развивать свою «диалектику» относительно «учредиловки», как стали к тому времени презрительно именовать будущего «хозяина земли русской».

В чем же заключалась эта «диалектика»? Большевики оказались в довольно щекотливой ситуации. «Мы полтора месяца работали и трубили о том, чтобы обеспечить созыв Учредительного собрания», -- напоминал Ленину Бухарин. И действительно, изо дня в день они не уставали заявлять, что «меньшевики и эсеры помогают буржуазии сорвать Учредительное собрание». Но после захвата власти большевики больше не нуждались ни в каком «учреждении» новой страны -- с этой функцией могли справиться контролируемые ими и левыми эсерами Советы. Однако Ленину не удалось сразу, с наскока отвергнуть идею «учредиловки». Пришлось уступить, и уже на следующий день «Правда» провозглашала: «Товарищи, вы своей кровью обеспечили хозяина земли русской -- Всероссийского Учредительного собрания». Совнарком даже «горячо благодарил» созданную еще Временным правительством комиссию по созыву за то, что она решила «возобновить свои занятия». Более того, декретом от 26 октября было провозглашено создание Временного рабочего и крестьянского правительства «для управления страной впредь до созыва Учредительного собрания».

Первые недели Советская власть провела, по словам историка-эмигранта Сергея Мельгунова, «ощущая свое полное бессилие в смольненской цитадели». Противники большевиков, да и многие из самих советских лидеров, воспринимали Октябрьскую революцию не более чем очередной вехой на пути к Учредительному собранию. Победа сторонников Ленина внешне не изменила привычный за последние месяцы ход политической жизни, проходившей под знаком подготовки к собранию. И 12 ноября состоялись выборы. «Эта уступчивость, -- писал тот же Мельгунов, -- усыпляла общественное сознание».

И, судя по итогам выборов, избиратели действительно еще не успели понять, в какой стране очутились. За большевиков проголосовали всего только 11 млн человек, то есть около 22,5%, а убедительную победу одержали эсеры, получившие голоса 19 млн россиян, то есть 39,5%, и другие левые партии, в общей сложности набравшие еще около 8,5 млн голосов, то есть 18%. В Учредительном собрании эсеры вместе с их союзниками получили около 400 мест, а большевики с левыми эсерами -- не более 200. Иначе как поражением большевиков такие итоги назвать трудно. Однако у Ленина уже было готово объяснение. Он напомнил, что в Москве и Петрограде, а равно и в других центральных районах страны его партию поддержала почти половина избирателей. Эти округа объявлялись наиболее «прогрессивными» с точки зрения общественного развития, и именно на этом основании большевики могли считать себя победителями. Правда, игнорировалось то обстоятельство, что, хотя по стране кадеты получили не более 4,5% голосов, в столицах за них проголосовали около трети избирателей, что позволило им стать в этих регионах второй по популярности партией. Понятно, почему с наибольшей ожесточенностью большевики затем обрушились именно на кадетов, -- они могли создать Ленину и его соратникам проблемы в центре страны.

«Голоса из загробного мира»

Не сумев сразу убедить соратников в необходимости отказа от «учредиловки», лидер большевиков продолжал методично проводить мысль о невозможности мириться с «буржуазной оппозицией» в стране Советов. «Десятки раз в день, -- писал Троцкий, -- он твердил об этой исторической необходимости жестокого революционного террора». Особых возражений не последовало, и уже в начале ноября пошли разговоры о том, что «нам придется разогнать Учредительное собрание штыками».

В ответ прозвучали слова эсеровского лидера В. Чернова: «Если кто-то посягнет на Учредительное собрание, он заставит нас вспомнить о старых методах борьбы с насилием, с теми, кто навязывает народу свою волю». Но это были только слова. Причем они даже помогли большевикам, ведь у тех появился лишний повод обвинить своих противников в развязывании гражданской войны. И результаты выборов в Петрограде, где большевики получили около 40% голосов, убедили их в прочности своих позиций в столице, а это, как показал русский революционный опыт, и есть залог успеха.

Стремясь развить его, большевики фактически объявили «охоту на ведьм»: всякий противник их власти автоматически заносился в разряд «поджигателей» войны. Главным для большевиков было обозначить свою власть как окончательную, не нуждающуюся ни в каком больше «учреждении». По сути, Ленин и большевики сделали то, что социалисты не дали сделать кадетам,-- учредить власть без Учредительного собрания.

Но поскольку выборы все же были проведены, то встал вопрос непосредственно о созыве собрания. В этой ситуации большевики, у которых в руках уже был «административный ресурс», решили им в полной мере воспользоваться. 23 ноября были арестованы кадеты из числа членов комиссии по созыву Учредительного собрания. Через несколько дней они, правда, были освобождены, однако с Урицким, назначенным комиссаром комиссии с правом назначения новых членов, комиссия работать отказалась. После чего была окончательно распущена. Низложенное еще в октябре и укрывшееся в подполье Временное правительство попыталось как-то повлиять на ситуацию. Оно назначило свою дату созыва Учредительного собрания -- 28 ноября, попытавшись перехватить инициативу у большевиков, которые с этим еще не определились. Этот призыв последних лидеров небольшевистской власти Мельгунов назвал «голосом из загробного мира». «Это был не призыв к борьбе, -- писал он, -- это была жалоба на отсутствие поддержки, самооправдание в бездействии».

Впрочем, на загробный зов откликнулось около 10 тыс. человек, вышедших 28 ноября на демонстрацию в поддержку Учредительного собрания. Демонстрация напугала большевиков, которые заранее вызвали с фронта подкрепление для защиты Совнаркома. Но, как водится, противники Советов были куда менее решительны, чем опасались соратники Ленина. Все, на что они оказались способны, -- это прорваться в Таврический дворец и потребовать освобождения трех арестованных депутатов-кадетов. Ничего не добившись, они ограничились декларацией, объявившей заключенных свободными. «Бездейственные слова протеста, -- с горечью писал один из арестованных, А. Шингарев, -- формула, гласящая, что мы -- заключенные -- свободны, звучат иронией».

Этой «иронией», а также призывом не подчиняться комиссарам и закончилось выступление антибольшевистской оппозиции. Зато большевики воспользовались им на полную катушку, объявив его попыткой заговора. В тот же день был издан декрет об аресте противников революции, объявивший кадетов «врагами народа» и постановивший передавать их революционным трибуналам. Оппозиционеры, собиравшиеся «саботировать власть» и добиться ее свержения «без репрессий», на практике дождались лишь того, что маховик этих репрессий на них и обрушился.

«Потерянный день»

20 декабря 1917 года Совнарком назначил первое заседание Учредительного собрания на 5 января следующего года. Следующие две недели большевистские лидеры не уставали подчеркивать, что в стране установлена советская власть и «учредиловке» остается только принять этот факт. «Учредительное собрание нынешнего состава на целую эпоху отстало от развития событий и в гораздо большей степени отражает буржуазную революцию, чем рабочую и крестьянскую Октябрьскую революцию», -- говорилось в одном из заявлений ВЦИК.

Тем не менее большевики подготовились к Учредительному собранию основательно. Зимний день, 5 января 1918 года, который Ленин назовет впоследствии «потерянным», начался жарко: в ходе столкновений с вооруженными большевиками погибло 12 демонстрантов. К часу дня Ленин уже был в Таврическом дворце, через два с половиной часа после закрытого совещания с членами большевистской фракции он вошел в правительственную ложу зала заседаний, чтобы присутствовать на открытии собрания. «Это ужасно! -- писал он -- Из среды живых людей попасть в общество трупов, дышать трупным запахом, слушать тех же старых мумий, Чернова и Церетели, это нечто нестерпимое».

По парламентской традиции открыть заседание должен был старейший депутат -- С.П. Швецов. Однако его председательство длилось буквально несколько мгновений. Сразу после того, как Швецов объявил заседание Учредительного собрания открытым, его оттеснил председатель ВЦИК Свердлов, огласивший заранее заготовленную «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и предложивший избрать председателя. Выбор пал на лидера эсеров В. Чернова. «Я заклинал найти другого кандидата, -- вспоминал Керенский, -- пусть менее известного и менее талантливого, но обладающего большей силой воли».

Впрочем, едва ли даже такой человек спас бы «учредиловку». После того как собрание большинством голосов отказалось даже рассматривать предложенную «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа»», большевики, оказавшиеся в меньшинстве, потребовали разойтись на совещание по фракциям. Вернувшись, они выступили с заявлением, составленным Лениным. Заканчивалось оно так: «Не желая ни минуты прикрывать преступления врагов трудового народа, мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать советской власти окончательное решение вопроса об отношении к контрреволюционной части Учредительного собрания».

После ухода большевиков и последовавших за ними левых эсеров Учредительное собрание приняло постановление о государственном строе России: «Именем народов, государство Российское составляющих, Всероссийское Учредительное собрание постановляет: Государство Российское провозглашается Российской Федеративной Демократической республикой, объединяющей в неразрывном союзе народы и области, в установленных федеральной конституцией пределах, суверенные (так в оригинале. -- Ред.)».

Существовать этой России оставалось всего несколько часов. На балконах революционные матросы грозили выступавшим расправой, что, впрочем, не помешало работе. Около четырех часов утра матрос Железняков, начальник караула Таврического дворца, вошел в зал и объявил Чернову, что по распоряжению наркома по морским делам Дыбенко депутаты должны покинуть зал, так как уже поздно и караул устал. Один из руководителей собрания попытался было заявить, что никакая усталость не сможет помешать Учредительному собранию рассматривать закон о земле. Однако его коллеги, испугавшись, что в зале будет потушен свет, объявили перерыв «до двенадцати часов завтрашнего дня». Той же ночью ВЦИК постановил распустить «учредиловку», а на следующее утро Таврический дворец был оцеплен войсками. Учредительное собрание так и не возобновило работу.

Жертвы разгона «учредиловки»

Любопытно, что, узнав о распоряжении Дыбенко, Ленин отдал приказ «не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания и, свободно выпуская всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов». Сам роспуск благодаря этому обошелся без жертв. События первого и единственного дня истории «учредиловки» убедили Ленина в том, что его члены едва ли представляют серьезную опасность для большевистской власти.

Двоевластие закончилось.

Вечером 6 января 1918 года, через несколько часов после разгона Учредительного собрания, бывших кадетских министров Шингарева и Кокошкина, избранных, но не присутствовавших на заседании из-за того, что они находились под стражей в Петропавловской крепости, перевели в Мариинскую больницу в отдельную палату под охрану солдат-большевиков. Поздно ночью к палате подошли несколько матросов и объявили, что они сменяют караул. Через несколько минут они закололи экс-министров штыками. Кровавая расправа, учиненная пьяными матросами, возмутила даже Ленина, потребовавшего немедленно наказать виновных.

В опубликованной 9 января статье Максим Горький сравнил разгон Учредительного собрания с Кровавым воскресеньем 1905 года. Заканчивалась она так: «Я спрашиваю у народных комиссаров, среди которых должны быть порядочные и разумные люди: понимают ли они, что, надевая петлю на свои шеи, они неизбежно удавят всю русскую демократию, погубят все завоевания республики? Понимают ли они это? Или они думают: или мы -- власть, или пускай все и всё погибнет?»

Вряд ли они это понимали. Или просто думали о другом, о насущном -- об укреплении своей вертикали власти. 18 января Ленин написал проект декларации об устранении в советском законодательстве ссылок на Учредительное собрание. После роспуска собрания и окончательного утверждения советской власти большевики могли наконец жить без оглядки на прошлое, в частности на свою старую программу.

Через несколько лет, уже в эмиграции, Чернов напишет: «Октябрьской революции не было. Был октябрьский переворот. Он был преддверием драпирующейся в красные цвета, но самой доподлинной контрреволюции».

Разгон же в январе 1918 года Учредительного собрания означал окончательный крах иллюзий в отношении демократического развития страны и полную узурпацию власти. В этих условиях гражданская война с ее неисчислимыми жертвами становилась неизбежной.