Возможно ли в музейной экспозиции умудриться передать суть соблазна, обаяния и морока моды: ее пресыщенное желание «коснуться до всего слегка», задействовав все пять чувств -- зрение, слух, осязание, обоняние, вкус? Возможно! Только требуется преодолеть традиционный формат музейной презентации со всеми подобающими правилами: хронологическим принципом инсталляции материалов, нарративностью и строгой иерархией экспонатов по системе большей или меньшей «шедевральности». Отрадно, что ГМИИ имени А.С. Пушкина решился на эксперимент и принял подготовленную Домом Chanel выставку, посвященную творчеству гениальной авантюристки мира кутюр Коко (Габриэль) Шанель. Выставка оказалась образцово-показательным примером того, как сегодня полагается делать модные экспозиции о пограничных с изоискусством территориях. В частности, модные выставки о моде.

Ароматы «Шанель №5» встречали посетителей при входе в зал. Они стали «вентичелли» -- ветерками-спутниками по элегантной экспозиции, именно что навеянной сложной и неуловимой, не поддающейся формальной логике, но пленительной в своей колкой точности игрой ассоциаций. Известный международный куратор современного искусства Жан-Луи Фроман облачил Белый зал ГМИИ в белое складчатое пальто. Эффектно задрапированный зал с правильной подсветкой, стройными колоннами в белых рукавах и изящными колористическими инкрустациями выглядит настоящим модником. Посетитель двигается в складках этого белого пальто и разгадывает предложенные мсье Фроманом тончайшие визуальные ребусы и шарады. Экспозиция разделена на несколько частей. Каждая посвящена фирменному ингредиенту стиля Коко Шанель. Первая, упакованная в белые складки часть -- «Черное». Созданное Габриэль Шанель в 1926 году черное платье совершило революционный переворот в представлении о «комильфо» в одежде. Шанель отменила траурную функцию черного и заставила поверить в универсальное его значение. Звезды кино транслировали новую моду, и сегодня черный цвет -- цвет марки Шанель. В «черном» разделе соседствуют живописные геометрические композиции Родченко с белыми конструкциями на черном фоне, выполненные в 2005 году неоновые спирали Маттье Мерсье, фотографии кинозвезд в черных платьях от Шанель с каскадом жемчужин на шее. «Черное» оттеняется «Красным». Алая губная помада -- и Шанель ассоциируется с понятием «страсть», толкуемым куда как широко: от галантных сцен неорококо (картина Тома Кутюра «Ужин после маскарада») до запечатленных на древнерусских иконах в алых тонах святых и благоухающего творения 1981 года Фабриса Ибера, в котором губной помадой на дереве воспроизведен «Красный квадрат» Малевича.

Раздел «Венеции» слепит плавящимся золотом. Коко Шанель проектировала ювелирные украшения в стиле сокровищ, хранящихся в соборе Сан-Марко. Венецию она считала своей духовной родиной. Лев был ее зодиакальным знаком. Свою квартиру Габриэль стилизовала под барокко с зеркалами в позолоченных рамах и другой зеркально-золотой роскошью. Пожалуй, именно в этом разделе наиболее сильна трагическая интонация «модной» темы: само название «Венеции» во множественном числе будто стирает, нивелирует экзистенциальную ценность имени. Нет ничего, что нельзя поставить на поток, растиражировать, сделать предметом потребления. Все так, по законам моды. В «Венециях» жутковато соседствуют кемповая золоченая рама Джеффа Кунса с аляповатыми барочными завитками под названием «Христос и агнец» и древние иконы, церковное облачение из собрания Музеев Московского Кремля.

«Почвоведение» как источник алхимического коктейля моды от Шанель инспирировало две темы: «Пески» (трикотаж) и «Твид». Бельевая ткань, как пески на пляжах в Биаррице (где был первый Дом моды Шанель), мягкая и теплая. Она свободна, естественна, легка. И очень демократична. Визуальной параллелью ей служат на выставке работы Пабло Пикассо и впервые показанный благодаря участию ГМИИ ларионовский портрет Игоря Стравинского (1911 год, лондонское частное собрание). Стиль «Твид» родился вследствие английских впечатлений Коко. Шерсть для британского мужского костюма со старых времен промывалась в воде речки Твид. Отсюда название. Коко поменяла половую принадлежность твида, придумав изящный женский костюм с окантовкой и накладными карманами. Ее твид столь же фактурен, напоен воздухом, шикарно ворсист, как колорит попавших в экспозицию из лондонской галереи Тейт пейзажей Джона Констебля или лежащий между ними объект 2006 года Дидье Марселя: сделанная из коричневой акриловой смолы скульптура «Вспаханное поле». И снова опасный темы поворот -- зал, где соседствуют фарфоровые скульптуры советских зомби Гриши Брускина, серии «Джеки в голубом» Энди Уорхола и восемнадцать полосок из белого хлопка на полотне под названием «Когда живопись создает стену» Даниэля Бюрена. Непременная в высокой моде серийность деформирует, сводит на нет ценность индивидуального образа.

Выбранный мсье Фроманом ассоциативный сценарий презентации удивительно современно раскрывает тему бытия искусства в нашем мире, где восприятие дискретно, а панацея -- соблазн поспеть за ветреной модой -- спродюсирована обществом потребления. Аналог такой придуманной с артистическим блеском и в то же время безжалостной в отдельных репликах экспозиции мне довелось видеть два года назад на бельгийском фестивале «Европалия». Тогда бельгийская торговая марка «Вандеворст» придумала выставку, на которой наглядно демонстрировалось, как разные идеологии (от самодержавной до советской) обслуживают общество потребления и узаконивают свои отношения посредством интеграции в систему моды. Тоже восхищала непредсказуемая и свободная ассоциативная связь всего со всем. Если же учесть, что подобная ассоциативная идея «далековатых сближений» определила сценарий только что прошедшего принципиального для современного искусства фестиваля «Документа» в Касселе, придется признать, что «нелинейный» способ работы с архивом культуры становится мощным трендом современной художественной жизни.