Кто-то сказал, что учителя истории правят миром. Конечно, это сильное преувеличение, как и в любом другом случае, когда находятся претенденты на подобную роль. Тем не менее доля истины в этом утверждении есть. Школа, по всей видимости, единственный общественно-государственный институт, от которого никому не удастся увильнуть. Десять лет -- это срок. Да еще в таком впечатлительном возрасте. А история как раз тот предмет, который напрямую связан с воспитанием.

В последнее время власть вроде бы всерьез озаботилась преподаванием истории, предлагая некоторые обязательные критерии. Собственно, если свести все нововведения к нескольким постулатам, то получится следующее: язык изложения должен быть простым и ясным, «как бабушкины сказки», а содержание -- сбалансированным. А это значит, что школьнику нужно показать, конечно, разные точки зрения, но в первую очередь сформировать у него позитивное отношение к своей стране. Акцент надо делать на патриотическом воспитании -- нам есть чем гордиться. И все это нужно отразить в учебнике истории, вокруг которого накануне учебного года и развернулись жаркие дебаты. Хотя непосредственно для школы это вряд ли самый больной вопрос. Пожалуй, больше он может волновать общество как таковое и профессиональных общественных диагностов, изучающих социально-политическую симптоматику.

Что же касается учителей истории, то они делятся на две категории: на тех, кто считает, что учебник вообще не нужен или по крайней мере необязателен, и на тех, для кого он, напротив, основа основ. Первые отдают предпочтение собственным лекциям и самообразованию учеников, вторые полагают, что именно учебник должен излагать «правильную позицию» и убирать всю «кашу» из головы ученика.

На самом же деле учебник -- это часть декорации, внутри которой происходит действие урока. Это сценическое пространство наполнено по большей части многочисленными призраками истории. Но основных действующих лиц все же двое -- учитель и ученик.

В начале 90-х, когда все были в состоянии опьянения от свободы, во времена моды на вариативность образования, появилась масса авторских программ и учебников, среди которых, мягко говоря, не все отвечали уровню компетентности. Учителя и директора школ сами подняли бучу, чтобы хоть как-то привести все это творчество в цивилизованные рамки, и требовали лицензирования. Что и было сделано. Благодаря чему произошел искусственный отбор, естественный же произвело время: пена сошла, шелуха отпала. Речь тогда шла о понятной борьбе с глупостью и невежеством. И никто, казалось, не замахивался на сам принцип альтернативности образования -- на приведение всего к единому знаменателю. Нынче другое время, и возникает беспокойство: как бы не началась ревизия по типу борьбы с незаконной приватизацией, как бы не произошел откат назад в дореформенное прошлое или рывок вперед в «приснопамятное будущее», где был один учебник, строго выверенный и проверенный на соответствие с генеральной линией.

Власть успокаивает: возврата не будет, уберем только лишнее, оставим «бесспорное», не будем политизировать школу.

Но «бесспорных» вещей в истории не бывает. Никогда нельзя попасть в «чужой урок», никогда нельзя до конца понять чужого человека, чужое время, даже собственную жизнь, оглядываясь назад. Но можно и важно иметь возможность слышать другое время, биение которого по природе своей аритмично, иметь доступ к разным воспоминаниям, мыслям современников и очевидцев. Тогда учитель, по сути, превращается в некого библиотекаря или хранителя древностей, предлагающего разные источники знаний для личного осмысления. Чтобы уже ученик выращивал историю в себе.

И если прошлое недостаточно осмыслено, притом с разных сторон, то будущее ежесекундно становящееся прошлым, только добавляет неразберихи в собственные поступки. Если же прошлое добросовестно проработано, оно становится внутренним голосом будущего и его верным путеводителем.

При этом идея не в том, чтобы превратить школу в дискуссионный клуб, а в том, чтобы давать детям информацию, дозируемую только по количеству и способу приготовления, но не по сути. Ученики должны знать все точки зрения и выбирать свою.

Но так, разумеется, труднее. И опаснее для государства, если оно не готово развиваться по демократическому пути. И у «охранителей прошлого», и у «толкователей президента» найдется масса сторонников среди «педагогического электората», ратующих за то, чтобы выверить единую генеральную позицию, а «если и колебаться, то только с линией партии».

Карл Поппер считал, что существует два вида своеобразного исторического прожектора: один направлен вовнутрь, а другой -- на себя. Таковы нынче и два подхода к преподаванию истории: или внимательно изучать прошлое, не оставляя потаенных, темных уголков, или же слепить в глаза, чтобы каждый раз видеть то, что хочет слепящий.

Создается впечатление, что нам сейчас показывают слишком крупный план. Так, что девяносто процентов картинки оказывается вне поля зрения. Мы действительно хотим снова изучать историю крупного плана? Масштабную историю отдельных личностей, историю под выверенным ракурсом -- чтобы и не против солнца, но и не против шерсти?

В 1930-е годы в СССР сложилась отчасти аналогичная ситуация, когда шел поиск, точнее, выбор правильных учебников для правильного курса. В те годы знаменитый историк Г.Федотов, к тому времени уже эмигрировавший, написал любопытную статью «Александр Невский и Карл Маркс». В ней он, в частности, заявлял: «Официальная Россия, бесспорно, нуждается в оформлении своего национального сознания, но, столь же бесспорно, она не в силах осуществить его. Как склеить обрывки старого марксизма с национализмом новых государственников? Синтез, о котором мечтает Сталин, явно неосуществим. Или, вернее, он осуществим путем полной передвижки всех ценностей. Но на нее у самодержца не хватит ни смелости, ни, может быть, воображения. Когда Ленина надо мирить с Карамзиным, тут воображение отказывается работать... Как не пожалеть тех людей в России -- педагогов, пропагандистов, которые обязаны нести в народ новый синтез -- Маркса и Дмитрия Донского? Что, кроме словесного и притом варварского сочетания имен, способна дать такая попытка? Мы с нетерпением ждем новых советских учебников истории -- давно уже ждем. Но боимся, что не один недостаток бумаги и пресловутая отсталость Наркомпроса мешают отпечатать казенные образцы нового исторического миросозерцания».

Но автор статьи несколько недооценил возможности сталинского режима: для него не было неразрешимых задач и непреодолимых препятствий. Статья Федотова была опубликована за год до появления в 1938 году знаменитого «Краткого курса истории ВКП(б)» под редакцией Сталина--Жданова. И неважно, что люди, по словам того же Федотова, совершенно потеряли способность понимать, что с чем вяжется и что кричит как нестерпимое противоречие: «После звериной недели о Пятакове идиллическая неделя о Пушкине, вчера -- "расстрелять троцкистских собак"; сегодня -- "милость к падшим призывал", то -- самохвальство, то -- передовая о "большевистской скромности». В этой путанице был свой выверенный железный порядок.

Сегодня наша страна снова выбирает, точнее, пытается лечь на курс. Ищет истоки, заглядывает в глубь веков, сверяет часы, чтобы не ошибиться. Пытается «найти связующую нить» и «восстановить цепь событий».

Тот же Федотов откликнулся и на выход первого советского регулярного учебника «Краткий курс истории СССР» под редакцией профессора А.Ф.Шестакова. В своей статье «Как Сталин видит историю России» он писал, что Советы пытаются сделать «из Маркса оруженосца Александра Невского» и «потеснить Пугачева в пользу Грозного». Что ж, Александр Невский -- как символ христианской жертвенности и военной доблести, патриотического служения Отчизне -- останется надолго, если не навсегда, какие бы мифы ни нагромождались вокруг его имени. Но кто же теперь станет его оруженосцем?..