«Переход» Владимира Панкова, сделанный в Центре драматургии и режиссуры (играют его сейчас в Театриуме на Серпуховке) -- это два десятка зарисовок городского дна. Несколько молодых драматургов написали монологи бомжей, проституток и наркодилеров; сюжетная сцепка -- все они так или иначе оказываются в подземном переходе. Рамкой стали исполненные двенадцатилетним мальцом глубокомысленные рассуждения о том, что такое «переход» (в экзистенциальном плане). Мальчик ходит по сцене, периодически фальшиво играет на флейте и всматривается в жизнь ангельскими глазами. Жанр определен как SounDrama -- это такой вид театра, где «звук и драматическое искусство выступают равноправно главными действующими лицами».

Наблюдаемая жизнь, разумеется, ужасна. Иной она быть не может -- ведь это вариации на тему «легко ли быть молодым?». До «легко ли быть человеком вообще» проблема не расширяется; речь о том, как трудно существовать молодежи, если мир так -- и вот так, и вот этак -- плох. По классической подростковой логике претензии выставляются именно и только миру, а не себе. (Сладострастное обращение двух героинь в зал: «Вы в основной своей массе полуграмотные хамы с мозгами, полными Петросяна»; вывод: чего ж вы -- взрослые -- от нас ждете-то?)

Некоторые истории занятны, некоторые занудны, некоторые вполне человечны. Самый длинный из монологов (по крайней мере он кажется таковым) -- речь наркодилера. Актер, которому досталась роль (в программке исполнители отдельных эпизодов не обозначены, это, видимо, принципиальный ход -- предлагается воспринимать целиком ансамбль), одет и загримирован под символ «Макдоналдса» -- того пластикового дядю, что сидит на скамеечке в некоторых фастфудах. Позаимствовав манеры и интонации у Филиппа Киркорова, он битых полчаса пытается быть страшным и смешным одновременно. Бьющая красочность сорта «вырви глаз» на фоне серых и темных нарядов других персонажей понятна -- она транслирует тот эффект «прорыва из серости будней», что воспевают поклонники химических радостей. Хорошо, поняли, пошли дальше... а дальше спектакль полчаса топчется на месте, пока нам не втолкуют значение всех сленговых словечек, используемых дилером и его клиентами. Никогда, надо сказать, не страдала от того, что эта лексика была мне незнакома.

Девушки, изображающие проституток на Ленинградке, делают это с наигрышем, говорящим, вероятно, о совершеннейшем незнании предмета (к счастью для них, разумеется). Письмо, которое одна из них пишет Путину после того, как ее беременную подругу замучили менты, звучит сконструированно-фальшиво (люди дна редко бывают так наивны -- наивные не выживают). Интонация сконструированности и фальши чуть глохнет в истории про двух бомжей, дравшихся на потеху публике в переходе (так им подавали больше), -- потому что история хорошо разыграна; совсем она исчезает в истории про «бомбилу»-азербайджанца (незаконный таксист говорит с акцентом, рассказывая про двух опасных клиентов, подсевших в машину, -- акцент пропадает, когда монолог становится «внутренним», что очень точно). Постановщик старается не забыть всех-всех-всех и сказать про самое-самое актуальное -- но уже доступное широким массам (так почти позабывший про реальный мир персонаж, пропадающий в Сети, торчит не где-нибудь, а в «Живом журнале»). Конечно, некий военный человек требует, чтобы всех студентов сдали в солдаты, а какой-то олигарх (в юности певший в переходе! -- оцените фантазию!) заказывает мелодекламацию гимна СССР.

И вот тут -- лучший момент спектакля, его финал. Сначала с текстом Михалкова поиграют от души -- прочтут, чередуя строчки и слова из разных версий. А потом как грянет музыка, как выйдет человек на середину и как запоет это самое -- про победу коммунизма из брежневских времен, нисколько не скорректированное. Народ в зале рефлекторно начинает вставать. И две девицы, хихикающие и жующие резинку -- это они ради прикола, и бизнесмен лет двадцати пяти в недешевом костюме -- этот всерьез, челюсть вздернута, кулаки напряжены, и вот там подальше -- еще пара из тех самых, которым так трудно жить. Ну пусть человек пятьдесят из огромного зала встали -- тоже немало. То есть режиссер, сообщивший всем окружающим поколениям, что он о них думает, своей целевой аудитории тоже смачно высказался в лицо, откровенно ее спровоцировав. Значит, некоторая рефлексия все же присутствует. Не безнадежен.