Этому спектаклю Театра.doc предшествовала поездка авторов в Норильск и сбор материала -- знакомство и разговоры с ВИЧ-инфицированными в благотворительном фонде «Кризисный центр социально-психологической помощи «69-я параллель» (помощь в подготовке спектакля оказана Институтом культурной политики в рамках международной программы «Культурные аспекты профилактики и борьбы с распространением ВИЧ/СПИДа», проводимой при поддержке Бюро ЮНЕСКО в Москве и Фонда Михаила Прохорова).

По следам поездки драматург Юрий Клавдиев написал пьесу «Заполярная правда», а режиссер Георг Жено, бескорыстный и последовательный адепт документального театра, ее поставил. Премьера состоялась в Болгарии на международном театральном фестивале «Осенние театральные встречи» в Пазарджике. А теперь спектакль можно увидеть на маленькой сцене Театра.doc в Трехпрудном переулке.

При входе зрителей грозно предупреждают, чтобы, рассаживаясь, сумки ставили под стулья («ради вашей же безопасности»), и это предполагает свободное перемещение актеров по всему пространству. Стулья расставлены не как обычно в ряд, а произвольно по всему маленькому залу, и можно оказаться спиной или боком к соседу. Когда действие начинается, полностью гаснет свет (ах да, полярная ночь!) и женский голос начинает монолог.

Герои -- изгои, отвергнутые обществом, они существуют среди нас (расшифровка метафоры нестандартно устроенного зрительного зала), но они не с нами, они другие. А дальше авторы убеждают публику в том, что такие же. Так же хотят любви, тепла и понимания, так же не виноваты в том, что несчастливы и одиноки.

Однако, как выясняется по ходу спектакля, наличие смертельной болезни все-таки делает их особенными. Неизбежность гибели оказывается катализатором истинных чувств, и несчастные жертвы СПИДа постигают главный смысл жизни, который, понятно, есть любовь к ближнему своему. А если есть любовь, то есть и сила, и вера, которая движет горами, или уж во всяком случае преображает жизнь героев.

Все это вроде и гуманно, но уж очень общо. Судьбы ВИЧ-инфицированных героев не конкретны, а актеры, играющие в полутьме, стеснены в средствах выразительности. Им остается, в сущности, только текст, но с ним как раз самые большие проблемы. Документальности, то есть того, что могло бы придать живую убедительность персонажам и их историям, нет, зато есть пафос. «ВИЧ мирит нас со смертью. ВИЧ меняет нашу жизнь. Почти всегда -- к лучшему. Мирятся враги. «Завязывают» наркоманы. Люди пересматривают всю свою жизнь и составляют новые планы -- реальные, с учетом того, что жить им всего ничего» -- так звучит декларация. Но театр зачастую оказывается мудрее замысла, и сценическое действие с легкостью обнажает все погрешности плохо продуманных сентенций.

В сюжете, сочиненном Юрием Клавдиевым, все развивается, по меткому замечанию одного критика, как в сказке «Теремок». Стоит заброшенный домик где-то в условных темных дебрях, и туда постепенно собираются разные персонажи. Девушка, романтическая поклонница интеллектуального чтения и ханки, с выспренними монологами о былой дружбе... Юный онанист-иеговист, мечтающий о женском теле... Реальный пацан, занятый разборками... Девочка-ромашка с цветком и окнами на север, мечтающая провести урок мира со своими новыми знакомцами... Но если в «Теремке» намерения героев сталкиваются с законами реальности, в результате чего и происходит разрешение конфликта -- домик разваливается, не справившись с нагрузкой, то в пьесе Клавдиева нет никаких препятствий буйно и свободно развившейся фантазии. Герои не подчиняются никаким законам -- ни социальным, ни физическим, ни психологическим, ни просто здравому смыслу. Даже речь их, разбегаясь по всему спектру лингвистических возможностей, никак участников не характеризует... И в этом абсолютном произволе драматурга безнадежно растворяется драматизм материала. Виртуальным и почти невидимым, условным героям невозможно сочувствовать, да, в сущности, и незачем, ведь «ВИЧ мирит нас со смертью. ВИЧ меняет нашу жизнь. Почти всегда -- к лучшему!»

Честно говоря, я убеждена, что ни Юрий Клавдиев, ни тем более Георг Жено ни в коем случае не имели в виду, что получить ВИЧ -- это хорошо. Но сказали что-то в этом роде -- и именно потому, что не слишком вдумывались в истинное содержание заранее сочиненного сюжета. Приехав в Норильск, узнали какие-то локальные подробности, а общий смысл уже заранее в голове держали, приспособив собранный материал к намеченному плану. Получилась инфантильная и путаная история, вызывающая скорее недоумение.

Когда сюжет спектакля исчерпан и героиня уже выкрикнула свой финальный пафосный монолог, актеры вдруг объявляют перерыв, во время которого угощают публику чаем с печеньем и рассказывают фривольные анекдоты... До тех пор, пока кто-нибудь из «своих» зрителей не встанет и не уйдет, тем самым дав знак остальным: «Чего сидите, мол, кино-то давно уже кончилось...»

Прием не новый, но интересный, провоцирующий публику на рефлексию о границах театральной реальности и условности, о своем участии в эксперименте, разделившем людей на тех, кто свободно перемещается (актеры), и тех, кто привязан к месту (зрители), о различии между теми, кто скован молчанием, и теми, кому позволено говорить... В общем, можно было бы в связи с этим обдумать и саму ситуацию с ВИЧ, незаметно, но безвозвратно разделяющем людей, и условность разделений вообще... Но спектакль в целом не дает никаких к этому оснований, оставаясь весьма поверхностным и приблизительным упражнением на актуальную тему...

В принципе об этом можно было бы и не упоминать вовсе, как о вполне позволительной неудаче театра, если бы не драматург Юрий Клавдиев, чья звезда сегодня на самом старте: в Москве поставлено или готовится к постановке несколько его пьес, вышел сборник, публикуются интервью. У молодого автора интересная внешность и яркая биография, им активно интересуются глянцевые журналы, его приглашают на ТВ, в нем много энергии, артистизма и своеобразного обаяния. В сущности, документальный театр ему не слишком нужен -- его лирический герой он сам, и окружающая жизнь, судя по всему, Клавдиеву не слишком интересна, его занимает собственный мир и собственные возможности. Но вот документальному театру, на мой взгляд, точно не нужен Клавдиев. Просто потому, что этот вид театра требует от своих приверженцев куда более скромного и внимательного отношения к окружающим, вопросительного, а не утвердительного.

Мир в общем-то не имеет готовых ответов ни на один вопрос, даже в самых очевидных истинах всегда найдется место каким-то неожиданным нюансам, наличие которых делает их не совсем однозначными. Документальный театр в нашем, российском варианте изначально слегка сопротивлялся публицистической прямоте своего западного прародителя, в лучших своих проектах был куда более зыбким, открытым и внеоценочным. Став сегодня модным, Театр.doc может оказаться просто одной из редких, так необходимых городу открытых площадок, недостаток которых остро ощущает театральная молодежь. Но было бы жаль, если бы этот проект потерял свою, только ему присущую и столь редкую нынче природу -- быть ухом современной жизни, ее нервом, ее зеркалом, ее первым слепком. За которым придут другие, в том числе броские, эффектные, авторские, но -- копии.