Родственники в качестве авторов неигровых фильмов и их персонажей -- реальность одного из крупнейших европейских документальных (плюс раздел анимации) кинофестивалей -- в Лейпциге. В рамках лейпцигских документальных программ были фильмы, которые дочери снимали о матерях и отцах, внучки -- о бабушках, внуки -- о целой армии родни. Несколько автопортретов, причем непрофессиональных: режиссеры выдают камеру своим героям, и те снимают видеодневники. Несколько фильмов о семейных драмах, жанр которых можно определить как «репортажная аналитика»: герои, переживающие тяжелые, порой невыносимые жизненные перипетии, неправдоподобно близко подпускают к себе авторов фильма. Сфера частных, семейных отношений уже стала едва ли не самым главным сюжетом для современного документального кино.

Российское кино в Лейпциге представлено традиционно широко. Последствия перемены участи стран -- участниц Варшавского договора понимают здесь как общие для бывшего «восточного» и бывшего «западного» мира. Фестиваль, находившийся ранее в гэдээровской зоне, с удивительным тактом, ответственностью и, не побоюсь этого слова, сердечностью вводит в свои программы фильмы, анализирующие поведение человека в пространстве гражданского вакуума (или, наоборот, активности), государственного давления. Каковы пределы самостоятельности в противостоянии -- или единении? -- с реальностью, структурированной не собственными усилиями личности, а некими внешними силами? И существуют ли таковые пределы? Эти темы отчетливо звучат во многих картинах фестивальных программ, в том числе в российских -- таких, как «Гражданское состояние» Алины Рудницкой, «Вверх тормашками, или Фантомы в уездном городе» Вениамина Тронина, «Каникулы» Марины Разбежкиной, «Яптик-Хасе» Эдгара Бартенева.

«Яптик-Хасе» получил главный приз фестиваля в разделе короткометражного документального кино. Уже не первый кинофестиваль не может устоять перед простой историей ненецкой семьи, отправляющейся в традиционное сезонное путешествие из «нижнего» мира в «верхний». И причина тому, полагаю, искренняя зависть людей западной цивилизации, замученных внешней структурированностью мира. Зависть к «более просто» устроенной реальности, жители которой, как кажется, удовлетворены уровнем своего комфорта и находятся в полном душевном равновесии. География их мира является продолжением их распорядка дня, детская игрушка -- фрагментом тундры, а средство передвижения рождается и умирает вместе с членами семьи. Очарование фильма, пожалуй, в том, что публика воспринимает его персонажей как инопланетян. Как «других», оказавшихся в силу неведомой нам логики Вселенной на одной планете с нью-йоркским метрополитеном, европейской кондитерской, вненациональной коррумпированной военной группировкой... И эти «другие» не испытывают никакого любопытства к нам -- обладая целостной картиной мира и находясь внутри «пейзажа», они не стремятся к экспансии, вообще к выдвижению «наружу». Любопытно, что повествование о неземной цивилизации на Земле продумано и структурировано в формате актуального этнографического жанра, что само по себе постфактум вносит долю иронии в зрительское впечатление. Отмечена фестивалем и утонченная операторская работа Александра Филиппова.

В полнометражном конкурсе главная награда фестиваля была поделена между двумя достойнейшими претендентами: израильским «Кладбищенским клубом» (режиссер Тали Шемех) и австрийским «Изгнанием: сцены из домашних киносъемок» (Араш Т. Риани).

«Кладбищенский клуб» -- полотно шекспировского размаха. Трагический конфликт между зависимостью членов семьи друг от друга и онтологической (бытийственной) свободой и одиночеством всех в этом мире. Режиссер Тали Шемех в течение пяти лет снимала компанию своей бабушки Мини и Лены, сестры Мининого мужа. Немолодые друзья Мини и Лены раз в неделю по субботам собираются в тенистой части парка, примыкающей к национальному кладбищу Гора Герцля. В пластиковых контейнерах приносят еду, обсуждают устав сообщества -- не без скандала, устраивая серию теоретических дискуссий о современной политике, об истории, об актуальных художественных впечатлениях. Со своими бабушками режиссер встречается и вне этих посиделок, узнавая об их трактовках человеческой ответственности, памяти, комфорта, голода, прошлого, будущего, любви («...Я не знаю, что такое любовь, и мне незачем было это знать; семья того, кто стал моим мужем, спасла меня в варшавском гетто -- вот это я знаю... А вот у Лены, сестры моего мужа, была любовь, неразделенная, она знает, что это такое...»). Между собой Миня и Лена до сих пор говорят по-польски, как во времена их варшавского детства. Съемки идут год за годом, и за это время уходят из жизни те, кто еще недавно деловито шествовал по тропинке между могилами к лужайке -- на очередной пикник-конференцию. (Миня -- внучке-режиссеру: «...Ты не имеешь никакого права называть фильм «Кладбищенский клуб», мы собираемся не на кладбище, а в стороне от него, в парке... У других детей приличные профессии, а ты...») В какой-то момент, за кадром, ушел из жизни и мужчина, соединивший когда-то Миню и Лену. В конце фильма, когда экран будет темнеть, а титры таять, подружки будут продолжать неторопливо препираться по поводу нюансов восприятия мира. А один из их друзей прочтет на идише в память о своей подруге: «...Я вас любил без слов, ни на что не надеясь, робкий, ревность мучила меня...» -- и далее по тексту; замечу, строчки перевели с отважным буквализмом, что заставило русскоязычную часть зала разрыдаться. В общем, Тали Шемех умудрилась показать группу людей из поколения холокоста такими, какими они видят друг друга сами. Там, в тиши пикника и среди адских воспоминаний.

Вторая часть главного приза была вручена также принципиально семейной истории. Документальный роман «Изгнание: сцены из домашних киносъемок» Араша Т. Риани действительно сложен из домашнего видео, снятого на протяжении двух десятков лет. Более двадцати лет назад большая иранская семья (одна из многих) оказалась разбросана по миру. Араш Т. Риани, режиссер фильма, в десятилетнем возрасте попал в Австрию вместе со своими родителями, высланными из страны. Часть семьи оказалась в США, часть осталась в Иране. В течение двадцати лет родственники лишь обменивались видеопосланиями. Но вот члены семьи решают встретиться -- затерявшись между неисчислимыми паломниками в Мекке. В гостиничном номере. Тайно. Снятые ручной камерой, без всяких визуальных изысков, сцены долгожданного семейного воссоединения являют не только эмоциональный сумбур, но и сложный цивилизационный сдвиг. Часть семьи выросла на Западе и неотвратимо изменилась в сравнении с родственниками, оставшимися в исламском мире. Проникая в маленькую гостиничную комнату, мы видим встречу двух цивилизаций, которые в каждую секунду находят, однако, возможность довериться друг другу, найти объяснения условностям и причудам. Родственная мешанина поглощает все.

Европейцы, отмечающие этот фильм уже не на первом фестивале, опять завидуют -- тому, что у кого-то так позитивно функционирует семейная протоплазма. У них-то, европейцев, как они сами признаются, этот секрет утерян. «Запад остается одиноким» -- так заканчивался комментарий к фильму в фестивальном каталоге. А девиз фестиваля нацелен на проверку (или коррекцию?) нашего гражданского и эстетического чутья и звучит так: «Можем ли мы доверять тому, что нам показывают?»