Я не помню ни одного телесобытия, которое СМИ освистали бы с таким единодушием. На сериал Ульяны Шилкиной накинулись все скопом; именно так самого Остапа в конце романа (глава XXXVI) драли на клочки румынские пограничники. Разница лишь в том, что «сигуранца проклятая» получила в итоге осязаемую выгоду.

«Картина абсолютно неталантлива во всех своих составляющих», -- пишет Валерий Кичин в статье, остроумно названной «Остап тронулся». «...О стилистике ленты говорить уже можно. Эту самую стилистику я бы обозначил словом "аляповатая"», -- рассуждает Леонид Павлючик в статье «Куда несется "Антилопа-Гну"?». «Что мы имеем с гуся? Один тусовочно-гламурный милашка-протагонист, у которого на подтанцовке куча полуизвестных, запуганных сиянием главного героя актеров...», -- палит по исполнителям картечью Игорь Камиров («Позолоченный Меньшиков»). Вот в хор хулителей вступает Ирина Петровская, чьим суждениям и, что столь же важно, чьим интонациям я привык доверять. «И вот с таким-то "дубом" (так назван сериал «В круге первом» на канале Россия - А.С.) вздумал пободаться "теленок" - хоть и "золотой". Практически с первых же кадров телепроизведения Ульяны Шилкиной стало понятно: это "животное" бодаться в принципе не способно - бодливой корове, как говорится, бог рогов не дал». Ну, знаете ли, Панфилов, он что, сделал нечто дубовое или вообще дал дуба? Прошу прощения, я кажется, подхватил ваш вирус, пора лечиться...

Оснований, по которым «Золотого теленка» так разносят, я могу придумать лишь три. Первое: режиссеру и артистам достается все то, что должно было бы достаться главе Первого канала Константину Эрнсту, который в борьбе за зрителя повел себя и беспардонно, и не очень умно. Комический роман Ильфа и Петрова обязан был уступить дорогу героике Солженицына. Речь тут идет не о состязании телекомпаний и не о правилах хорошего тона, а о культурных приоритетах: «В круге первом» -- важнее.

В работе Панфилова может не нравиться многое, прежде всего ее общий тон. Стилистика сериала неумолимо подгоняет роман Солженицына к рыбаковским «Детям Арбата»; если бы не закадровый голос автора, разницы можно было бы и не заметить. Воздух времени получился у Панфилова каким-то искусственно чистым, кондиционированным. Увы, в кино таким он получается почти всегда; понять его состав, его насыщенность удушающими веществами, сумел, я думаю, один Юрий Герман в фильме «Хрусталев, машину!». Но это не имеет никакого отношения к делу. Навязывать телезрителю ложный выбор -- мучайтесь с Нержиным или развлекайтесь с Бендером -- по-человечески нехорошо: критики не могли на это не отреагировать.

Основание второе: такова наша критическая кухня. «Золотого теленка» столь агрессивно бранят уже потому, что в свое время слабо изругали предыдущий сериал Первого канала, отвратительного «Есенина». Логики в этом, конечно, никакой нет, но есть то, что сильнее логики, привычка: недоперчив в одной статье, обязательно переперчишь в другой.

Основание третье: не исключено, что сериал Шилкиной впрямь никуда не годится, и я один этого не понимаю. Я вижу, если не в режиссерских ходах, то в актерских работах Меньшикова, Девотченко, Назарова, Татаренкова (а также Бадалова, Ефремова, Светина) и логику, и шарм, и определенную новизну: что ж, тогда надо осознать природу собственной ошибки.

Начать, видимо, нужно с того, что тридцатитрехлетний герой «Золотого теленка» всегда мне виделся человеком, сильно уставшим от жизни и лишь имитирующим прежнюю веселость. От прежнего очаровательного жулика, искателя не столько бриллиантов, сколько приключений на собственное седалище (вспомним, как неутомимо он перепрыгивал из аферы в аферу), мало что осталось. Ровно столько, чтобы пойти на последнее дело и исчезнуть совсем: по-свидригайловски уехать в Америку, хотя бы и в Южную. И это, мне кажется, довольно близко лежит к тому, что уже в начальных сериях сыграл Олег Меньшиков.

Возможно, это близко лежит и к его актерской природе, во всяком случае к верхним слоям. Никто из актеров не декларировал так часто, как Меньшиков, свою профессиональную ленивость, привычку к сибаритству, нежелание затрачиваться: «Я люблю отдых и чувствую себя прекраснейше, когда меня не трогают» (из ноябрьского интервью в «МК»). Конечно, отчасти это поза, но не только поза. Образ актера-сибарита сознательно противопоставляется и образу актера-труженика (скажем, Евгения Миронова), и образу актера-мученика, заложника собственного дара (скажем, покойного Олега Даля), и любому из образов демократического актера, подразумевающих душевное родство с публикой. Подите прочь, какое дело артисту мирному до вас...

Меньшикову, как и Бендеру в «Золотом теленке», не очень хочется заниматься делом. Даже если это его любимое (во всяком случае очень приятное) дело.

Мне очень дороги те минуты сериала, в которые герой Меньшикова делает неверную ставку и понимает: я промахнулся. Например, превосходный по качеству актерский дуэт с Алексеем Девотченко в начале четвертой серии, когда Бендер пытается вернуть Александру Ивановичу Корейко жестянку с деньгами: как замечательно разгорается к финалу разговора взаимная ненависть! Конечно, дуэт Юрского и Евстигнеева был столь же превосходен, но этой открытой ненависти в старом «Золотом теленке» не играли. Там начинался турнир, здесь перед нами дуэль, промахнувшийся Бендер получает серьезную рану, и Корейко-Девотченко наносит ее с угрюмым удовольствием. Персонаж, вообще говоря, придуман очень интересно: белесый фанатик, почти маньяк, в перспективе скорее всего городской сумасшедший с повадками Скупого рыцаря -- такого можно было придумать только тогда, когда власть денег вернулась во всей своей осязаемости.

Если такого Корейко придумал режиссер -- браво Ульяне Шилкиной; в это, впрочем, не очень верится. Что-то подсказать актеру она могла, придумать самостоятельно -- вряд ли. Я отнюдь не думаю, что она бездарна. Она оказалась слабовольна, потачлива на всякий вздор (неказистая анимация, кучерявый Полыхаев и его секретарша в «Геркулесе», массовка в Вороньей слободке и пр. в том же духе), но это иное дело. Бездарности, всплывающие наверх, как правило, отличаются железной волей и энергичностью отбойного молотка: как раз энергии, режиссерской повелительности в Шилкиной не чувствуется совсем. Однако намного ли больше промашек у дебютантки Шилкиной, чем у властного мэтра Бортко в «Мастере и Маргарите»?

Ненамного. И актерских удач, на мой взгляд, не меньше: целая россыпь. Дитя-исполин Козлевич в исполнении Дмитрия Назарова -- работа щедрая, остроумная, богатая на выдумку: как мило он, к примеру, зачитывает список преступлений перед человечностью, совершенных католической церковью, как разворачивает мятую бумажку, какую интонацию находит: он отгоняет ксендзов, как послушник -- бесов. Никиту Татаренкова с его ясноглазым Балагановым можно было бы и вовсе назвать открытием года, если не помнить, как точно и серьезно он, еще студентом, играл Коленьку Иволгина в «Идиоте» Сергея Женовача (было это одиннадцать лет назад на сцене Малой Бронной). Михаилом Ефремовым очень по делу придуман псевдо-Чехов: бородка, пенсне, совершенно пустые глаза под стеклами и дикое самодовольство: «Вот уже рези в желудке начались!» -- как чудесно смакует его Лоханкин эти только что придуманные «рези». Я мог бы продолжать перечень удач еще долго, и даже для всеми отвергнутого Паниковского-Окунева нашел бы доброе слово. В иные минуты его персонаж здорово похож на оборванного атамана Бурнаша из «Неуловимых мстителей», в нем есть подавленная злость, которой совсем не было у Гердта, и это, пожалуй, ближе к роману Ильфа и Петрова. Но все-таки не зря было сказано: россыпь.

Самоцветы, которые нужно разглядывать по отдельности, не обращая внимания на дурную, кто же спорит, оправу. Чтобы их оценить, нужно приглядеться и потрудиться: именно поэтому говорить о том, чем мне мил «Золотой теленок», пришлось долго и боюсь, что нудно. Выбраниться можно было куда быстрей и эффектней, но это уже сделали другие.