Бельгиец Рене Якобс, в прошлом искусный контратенор, а ныне почитаемый дирижер-аутентист, -- душа и мотор Инсбрукского фестиваля. В этом году, к юбилею Моцарта, звездный маэстро выбрал «оперу опер» «Дон Жуан» как завершение своих моцартовских штудий. Будучи сосредоточенным на барочных опусах, Якобс не только дирижировал спектаклями по Моцарту, бегущему от барокко, но и выпустил несколько полных записей его важнейших опер.

В компанию себе Якобс пригласил французскую команду -- режиссера Венсана Буссара, сценографа Венсана Лемера и дизайнера Кристиана Лакруа, который, по сообщениям пресс-службы, отвечал не только за костюмы, но также за аксессуары и даже запахи. Скажу сразу: в спектакле откровенные провалы соседствуют с поразительными открытиями.

Провалом можно назвать работу самого Рене Якобса: Фрайбургский барочный оркестр, один из лучших в своем роде, звучит эффектно и завораживающе-красиво, но весь ток музыки намеренно лишен энергии: Якобса не интересует выражение аффектов, от него далеки и сами страсти, без которых Моцарт не Моцарт. Взгляд Якобса не приносит ничего нового в понимание моцартовского шедевра, вот что обидно. Зато сопровождение речитативов на хаммерклавире (Джорджо Паронуцци) полно изобретательности, грации и тонкого юмора -- здесь Якобс блещет изысканным вкусом.

Провалом можно счесть и работу режиссера и сценографа. Как целое она является зрителю в каком-то небрежном несовременном виде. Идея задника-полусферы как символа части Вселенной и мысль использовать занавес как границу дозволенного кажутся слишком простодушными. Когда в момент прихода Командора (из зрительного зала) Лепорелло пытается «закрыть» своего непутевого хозяина, стягивая обе части большого сценического занавеса вместе, это может выглядеть убедительно лишь как часть детского утренника.

Зато работа с актерами вызывает интерес. Режиссера интересует четырехугольник: Дон Жуан -- Лепорелло -- Церлина -- Мазетто. Часто Керубино из «Свадьбы Фигаро» называют отроческим предобразом Дон Жуана. Буссар переворачивает сравнение: у него Дон Жуан -- это Керубино, который еще не успел по-настоящему повзрослеть, тинейджер со всеми особенностями пубертатного поведения. Молодому норвежскому певцу Иоханнесу Вайсеру всего 26 лет, и тут правильно вспомнить, что первому исполнителю этой великой роли в Праге 1787 года было вообще 22 года! У Вайсера, высокого, тонкого, красивого, неограниченные возможности в области нюансировок и тембральных красок. В его севильском либертине -- безудержный подростковый эротизм, разъедающие детские страхи, жгучая самоирония и ртутная свобода движений. «Отработанная» натура ему неинтересна, поэтому Донна Анна и Донна Эльвира отходят на задний план и для режиссера и оказываются брошенными на произвол актерских решений. Дон Жуан сознательно пользуется своим эротическим излучением лишь для того, чтобы манипулировать ими. Зато Церлина вызывает в нем неподдельный трепет, эротический азарт осеняет его каким-то херувимским свечением. Немолодой Лепорелло -- аргентинец Маркос Финк -- заменяет этому Дон Жуану отца: в конце первого акта испуганный обвинителями ловелас сгибается в три погибели, а верный слуга, как щитом, закрывает его своим телом.

Церлина в исполнении кореянки Сунхае Им -- воплощение шарма и грации, уютности и задушевности. Маленькая женщина должна выбирать между дрожащим от упоения сексом Дон Жуаном и более сдержанным, но не менее привлекательным Мазетто. Русский певец Николай Борщев, солист Баварской национальной оперы, дает своему герою все, чтобы поставить его вровень с либертином-подростком, -- красивый голос, обаятельную внешность, человеческое достоинство. Но какая-то особая магия, таимая Дон Жуаном, определяет выбор Церлины: в самом конце, когда либертина уже куда-то девали (это сделали с такой театральной небрежностью, что вопрос о его пути остался открытым), Церлина все вспоминает и вспоминает лучезарного бестию, кружась в беспамятстве, как она кружилась, полупьяная от восторга, на празднике в ее честь.

Конечно, в новом Дон Жуане нет ни величия, ни блеска, ни самоуверенности традиционного севильского соблазнителя. Зато в реестре всех возможных Дон Жуанов рядом с мужчинами в расцвете сил и стареющими эстетами появился новый убедительный образец, и остается только удивляться, сколько разных человеческих типов способен вместить образ, сочиненный искусным Да Понте и великим Моцартом.

К числу достоинств спектакля следует отнести и костюмы Лакруа, но запахи, обещанные пресс-службой, увы, не донеслись даже до партера. Во многом этот «Дон Жуан» -- типично французский спектакль, в котором сегодняшние театральные «договоренности» соблюдаются не так упрямо-последовательно, как в Германии. В этом его недостаток -- и одновременно достоинство.