Пересказ убивает кино. А уж это, с неброским названием «Компаньоны», так и вовсе может похоронить раньше времени. Поэтому лучше всего было бы просто написать, что всякий нормальный человек независимо от пола, возраста и образования может получить от этого фильма большое удовольствие. Причем и сам не поймет, в чем фокус. Уже переступивший порог 80-летия Роберт Олтман настолько классик-суперпрофессионал, а его манера так отточена тридцатью с хвостиком фильмами, что новейшая картина кажется снятой в золотые годы прошлого века, когда кино еще позволяло себе не гнать действие вперед клиповыми скачками, не добивать впечатлений с помощью дубины спецэффектов, спокойно отдаваться актерской импровизации и рассчитывать на общую культуру и образованность зрителя. В ту благословенную доблокбастерную эру, когда кино могло по-взрослому терпеливо вглядываться в человеческие лица, отдавать дань их чудачествам, с ходу ловить аллюзии и отказываться понимать, в чем соль тупого анекдота. И еще -- предоставить возможность звездам полфильма от души попеть старые песни о главном.

Как бы там ни было, приходится как-то пересказывать сюжет, которого вроде бы почти нет, но при этом он требует постоянных комментариев. Речь идет об одном прощальном радиоконцерте кантри-музыки под невыносимо старомодным названием «Добрый друг прерий». Шоу закрывают, потому что мода меняется и рейтинг падает. Да и алчные дельцы мечтают снести провинциальный театрик с его пыльным бархатом лож, полумраком коридоров и путаным лабиринтом гримерок, чтобы построить на его месте восхитительно ровно размеченную на машиноместа автостоянку. Представитель застройщика и ликвидатор заведения (Томми Ли Джонс) с демоническим видом бродит по обреченному закулисью в сопровождении местного охранника (Кевин Кляйн), который по известной одному ему причине воображает себя частным детективом из стародавнего жанра нуар. Две еще не окончательно перезревшие сестры (Мерил Стрип и Лили Томлин), которые так и не изжили за долгие годы свои детские споры и комплексы, распеваются, перебрасываются колкостями и вспоминают, как хорошо все было при маме -- и климат лучше, и люди добрее, и песни напевнее. Дочка одной из них (тинейджерская звезда наших нулевых Линдсей Лохан) слушает их мемуары и надеется встрять в концерт хотя бы под финал со своей очаровательной песенкой, посвященной самоубийству. Где-то рядом старикан-ветеран (Л. Кью Джонс, сыгравший за свою долгую жизнь более 300 ролей второго плана), который дрожащим голосом отпел свою лирическую балладу, готовится под древний патефон к интимному свиданию с давней подружкой-старушкой. Пара псевдоковбоев-охальников Чумазый и Левша (Вуди Харрелсон и Джон С. Рейли) голосят частушки Дикого Запада и травят похабные анекдоты на сцене и за сценой. «Слон, увидев кое-что между ног у ковбоя, сказал: «Что ж, неплохо для начала. Но как ты будешь этим дышать?» Невозмутимый ведущий шоу в красном галстуке, синем костюме и красных кедах (Гаррисон Кейлор) с дежурным юморком фильтрует весь этот базар, отрабатывает спонсорскую рекламу кетчупа, песочного печенья и липкой ленты, способной заклеить что угодно, а потом присоединяется к поющим своим проникновенным тенорком. Тем временем загадочная незнакомка в белом (Вирджиния Мэдсен), вполне по-хозяйски разгуливающая за кулисами, разглядывает весь этот цирк по-детски распахнутыми глазами и флиртует с эксцентричным охранником.

Вроде бы все просто: фильм-концерт, прощальная гастроль артистов, классическое единство места и действия, Однако постепенно зыбкость этого замкнутого мирка становится все ощутимее. Тут все смешалось, как в волшебной стране Оз, -- реальные люди, выдуманные персонажи, отзвуки книг и фильмов, автобиографические мотивы. Память автора гуляет по волнам десятилетий и стилей, как пальцы по струнам банджо. Век джаза врывается на сцену вместе с чернокожей соул-певицей и именем писателя Фицджеральда, в честь которого назван гибнущий на наших глазах театр в городе Сент-Пол, штат Миннесота -- это родина автора «Великого Гэтсби». От самой атмосферы в зале и на сцене веет эпохой тотальной популярности радио, когда было возможно всю Америку, включая властные структуры, поставить на уши выразительным чтением глав романа Герберта Уэллса «Война миров», как это сделал в 38-м году Орсон Уэллс. Уже из 40-х забрел сюда охранник с говорящим именем Гай Нуар, пародирующий Хамфри Богарта в ролях частных сыщиков из детективов Реймонда Чэндлера и Дэшила Хэммета. А опасная femme fatale в виде ухоженной блондинки в белом плаще пришла из 50-х -- прямо из хичкоковского «Головокружения». Эта леди окажется ангелом мести: она когда-то погибла во цвете лет потому, что заслушалась этим ностальгическим радиошоу за рулем и, раздумывая над солью анекдота, не вписалась в поворот. Однако хотя два персонажа за время этого необыкновенного концерта умрут, нельзя с уверенностью сказать, за их ли душами она приходила. Скорее просто что-то совпало, и ангел заодно сделал свою работу. Ну а музыка -- она, конечно, заставляет припомнить снятый в столице кантри хит 75-го года «Нэшвилл», остающийся поныне лучшим фильмом Роберта Олтмана.

Опять-таки все как бы встает на свои места. Это праздник со слезами на глазах, которому не поможет даже неизбежное show must go on. Однако злая шутка в том, что на самом деле «Добрый друг прерий» уже больше 30 лет выходит в эфир и пользуется невероятной популярностью. Гаррисон Кейлор, придумавший эту сказку-ложь и сыгравший в фильме самого себя, для англоязычного мира является медийным лицом покруче Валдиса Пельша. Его далеко не пыльное радиошоу собирает 40-миллионную аудиторию фанатов фолк-музыки в США, Англии, Ирландии, Австралии и Новой Зеландии. И та бредовая реклама бабушкиного джема и канцелярского скотча, которая кажется зрителям знамением жалкого существования умирающего шоу, все эти годы остается одной из главных «фишек» юмориста-трепача Кейлора. Да и по жанру фильм совершенно не напоминает горестную поминальную молитву. «Моя жена, похоже, умерла». -- «Что значит «похоже»?» -- «Да секс с ней все тот же, но гора посуды на кухне растет». Звезды с замечательным азартом спели все свои номера без дублеров и «фанеры», вложив в каждый образ волнующую смесь сентиментальности и иронии. Но все-таки кто эти ангелы, не понимающие глупых шуток, и ликвидаторы, не ведающие, что творят? Юные девы, воспевающие самоубийство, и старички, думающие только о сексе? Они не только комедианты, запутавшиеся, весь мир -- их театр или театр -- весь мир. Они -- все мы. Нормальные люди разного пола, возраста и образования, не успевшие хоть что-то понять в жизни, до того как она закачивается. И весь этот концерт деревенской самодеятельности не более чем прикрытие для размышлений о том, что жизнь хороша при любых обстоятельствах, но от смерти все равно никуда не уйти. Поэтому бояться ее не надо, а надо каждое шоу отыгрывать как последнее.

Возможно, мы имеем дело именно с таким последним шоу, в котором независимо от намерений автора можно увидеть его завещание. Ведь в этом году, получив первый и единственный (хотя номинаций было немало) почетный «Оскар» из рук своих любимых актрис Мерил Стрип и Лили Томлин, Роберт Олтман сказал, что прощается с кино. И поблагодарил неизвестного донора, от которого ему досталось сердце, пересаженное десять лет назад. В своем ироничном стиле Олтман сказал, что это наверняка было сердце 30-летней красотки. Однако даже оно не может повернуть время вспять. Может, поэтому не хочется отнестись к «Компаньонам» лишь как к прощальной шутке великого мастера многофигурных композиций, отдавшего в них дань и войне («Военно-полевой госпиталь»), и Дикому Западу («Буффало Билл и индейцы»), и кантри («Нэшвилл»), и джазу («Канзас-Сити»), и случайности («Мелкая нарезка»), и Голливуду («Игрок»), и моде («Прет-а-порте»), и балету («Труппа»). Как к милому пустячку. Однако именно на это провоцирует сам автор, соткавший свое невесомое полотно из каких-то на редкость несолидных и необязательных вещей, которые, зацепившись друг за друга, тем не менее оставляют впечатление вечно ускользающего счастья. Если это и поминки, то те самые, какие всякий желал бы самому себе.