В главном балетном театре мира хореографов ищут уже двадцать лет. Для этого еще в 1981 году была создана Группа хореографических исследований, которая довольно регулярно стала устраивать открытые показы работ танцовщиков Оперы, желающих заявить о себе как о балетмейстерах. Первый показ прошел тогда в амфитеатре Опера Бастий. Этим летом вечер «Танцовщики-хореографы» был организован в 12-й раз, и все три показа прошли при сумасшедшем аншлаге, причем треть зала амфитеатра занимали критики, строчащие свои заметки на коленях в темноте.

Установка Парижской оперы только на своих танцовщиков, только на французов, только на парижан. Понятно, что идею «танцовщики-хореографы» дирекция Оперы подхватила в Штутгарте, где в 60-е годы руководитель балета и хореограф Джон Кранко буквально выпекал гениев хореографии XX века, -- Джон Ноймайер, Иржи Килиан вышли из штутгартской лаборатории. В Штутгарте и не пахло ксенофобией -- Ноймайер американец, Килиан чех, немцев много было. Но французская консерватория танца да и вообще весь французский театр -- это закрытость на самих себе. Может быть, поэтому понятие «французская школа» до сих пор не пустое слово. В итоге в этом году, как и всегда, искали только среди своих. И французские танцовщики-хореографы оказались не безнадежны.

Желающих попробовать свои силы нашлось десять человек. Все они из «глухого» кордебалета, не все молоды. В начале вечера даже показалась, что возможность поставить что-то на себя и своих коллег того же ранга и станцевать на публике -- это не попытка попробовать другую профессию, но тривиальная жажда незаметных людей хотя бы несколько минут побыть звездами. Номер в таком духе сделал Обер Вандерлинден для себя и своего коллеги на музыку «Реквиема» Моцарта. Открылся занавес, зазвучала Requiem Aeternam, начала подниматься мировая скорбь, а парни как выскочили, как выпрыгнули, как начали батманы кидать да гоняться друг за другом в jetes по кругу. «Хотите попрыгать, зачем музыку Моцарта в год его юбилея всуе поминать», -- тут же зашипели коллеги-критики.

Остальные сочинители танцев высказывались скорее по делу, не очень оригинально, но грамотно. Главный принцип построения большинства работ -- что вижу, то и ставлю. А видят они в Парижской опере немало -- благодаря революционному прорыву Каролин Карлсон (когда-то возглавлявшей исследовательский отдел Оперы) для парижской сцены делали премьеры все мало-мальски известные хореографы конца XX века. С середины 70-х современный танец стал в Парижской опере равноправным коллегой классического танца, и имена Пины Бауш, Анжлена Прельжокажа, Каролин Карлсон, Охада Нахарина, Триши Браун здесь уже вписаны в историю. То есть это такой же информационный фонд французов, каким является Григорович и Якобсон для наших начинающих хореографов. Примерно пять из десяти работ переливались цитатами из Иржи Килиана, Пины Бауш, Мориса Бежара, Анжлена Прельжокажа, Тьерри Маландена. Наиболее интересными выглядели те авторы, что рефлексировали над старьем с долей юмора; те же, что мрачно философствовали, оказались скучны. Николя Ноэль пошел первым путем -- он перенес действие «Весны священной» на пляж, человеческое жертвоприношение превратил в забаву «золотой» молодежи. Чтобы аллюзии не бросались в глаза, партитуру Стравинского хореограф заменил на компьютерную обработку основных тем «Весны», а балету дал рабочее название «Полусферы». Игру со смертью он выстроил как развлечение бездельников или фриков. Нужно сказать, что бездельники танцевали виртуозно, заинтересованность и азарт передавались от каждого участника в зал. Да и отрепетировал Николя Ноэль свой спектакль отлично.

Мартен Ше поставил любопытную вещицу под названием «Апология пары, утро пробуждения» на музыку Дъордя Лигети. Такая откровенная чувственная история про пару любовников, просыпающихся утром в коробке для носовых платков (в такой же коробке, в которой дремала эта мирная парочка, у Маландена просыпался Фавн в его постмодернистской версии «Послеполуденного отдыха фавна»). Идея знакомая, но композиция получилась красивая. Забавно другое. Тот, кто составлял программу, явно хотел пошутить, выпустив в начале вечера хореографа, размышляющего на тему традиционной пары, а в финале -- другого хореографа, который сочинил не менее красивую вещь про двух подружек. Николя Поль поставил на двух танцовщиц, Шарлин Жизенданнер и Шарлот Рансон, лесбийский дуэт под длинным названием Entre d et e; Entre deux; Antre de..., которое переводится примерно «Между «д» и «е», между двумя, пещера для...» За десять минут под музыку капающей воды два тела медленно сливаются в одно, а потом сливаются с водой и исчезают.

Отдельное направление -- женская хореография Парижской оперы. Беатрис Мартель поставила на себя и Орелиана Уэта миниатюру «Сен-Жермен-де-Пре» на музыку французского шансона времен Сартра и Симоны де Бовуар. Балерина пришла в репетиционный зал и сказала партнеру (таким было начало номера Мартель), что сегодня они будут импровизировать на тему «Сен-Жермен-де-Пре». Положила на пол пластинку, встала на нее пуантом, и зазвучала музыка Франсиса Лемарка «В Париже», потом Жюльет Греко затянула свой хит «Я такая, какая я есть». Затем балерина попросила импровизировать партнера. Он подчинился и станцевал соло под «Месье Уильям» Марка и Андре. Потом они вместе что-то сочинили. Вот и весь балет.

Но самым интересным и многообещающим из показанной десятки хореографов я бы назвала Самюэля Мюре с его номером «Эпифеномены». То, что показал он, вряд можно назвать балетом или современным танцем, но легко можно назвать спектаклем -- получилась очень цельная театральная вещь. Чуть-чуть похожая на опусы Жозефа Наджа, чуть-чуть -- на чаплинскую пантомиму, где-то читались Барро и Марсо. В сюжете некто всемогущий создает людей, заключает их в безвоздушное пространство, а потом наблюдает, как его создания реагируют на разные явления внешнего мира, внезапно хлынувшие извне. Но сюжет не главное, поразительно умение танцовщика организовать весь театральный процесс. Это были не наброски, а спектакль -- с очень красивыми костюмами, с первоклассными исполнителями (Мюре сумел вытащить из плотного репертуарного графика Оперы не кордебалет, а солистов -- Стефана Буйона, Алис Ренаван, Джошуа Оффаля). Может быть, на качество этого спектакля повлияло то, что премьера состоялась месяцем раньше в пригороде Парижа и артисты успели вжиться в роли. Но мне показалось, что все-таки дело в таланте Мюре, на сегодняшний момент самом интересном молодом хореографе в Париже. Другими странами и городами Парижская опера, как уже было сказано, не интересуется.