В Москве что ни день гремят взрывы, власть бездарно имитирует спокойствие, тем самым умножая кошмар, население изобретает версии происходящего (кто все-таки организует диверсии -- террористы или чекисты?), паникует и рвется прочь из града обреченных -- если не на Запад (границы закрыты), то хотя бы в глубинку... На фоне стандартного апокалипсиса (голливудский ширпотреб плюс занимательная политология) разворачивается история беззаконной и неудержимой любви дизайнера Катьки к ее сослуживцу по отвратительному (иных не бывает) глянцевому журналу компьютерщику Игорю. Ромео открывает Изольде великую тайну: никакой он не Игорь, а посланец внеземной цивилизации, ведущий наблюдение над земным бардаком (что вскорости должен окончательно накрыться медным тазом) и имеющий то ли право, то ли обязанность эвакуировать в светлую запредельность шестерых более-менее вменяемых землян. Джульетта своему Юсуфу то верит, то не верит (чем отличается от читателей, которые все-таки не Зюлейки, чтобы покупаться на столь примитивное вранье Тристана), предается продолжительным раздумьям на тему, какие десять романов взять с собой на необитаемый остров (тьфу, кого именно, кроме не идущей в зачет дочери-малолетки, следует спасать во что бы то ни стало), одолевая все препоны, несется в Брянск за любимой бабушкой, которая никуда лететь не желает, но все-таки на уговоры с глузду съехавшей Одетты (Констанции, Лейлы...) поддается; вкупе с ней и обретенными на возвратном пути простым русским человеком (шофер-умелец по имени Боря), чеченской террористкой и ребенком-дауном (при ближайшем рассмотрении он окажется еще одним «эвакуатором») наша Алина в распоследний миг досягает дачи своего Д'Артаньяна (Зигфрида, Альсима...), где ее поджидает не токмо дитятко, но и постылый муж (спасать все равно надо -- без вопросов!) со свекровью в придачу. Компания летит на садовой лейке (суперракете) в обитель дальнюю трудов и чистых нег (полромана вольный сын эфира читал Тамаре, а заодно и нам спецкурс о тамошней экономической, социально-политической, религиозной и бытовой гармонии), которой тем временем пришел полный ататуй, кирдык и галтасарай. Новые робинзоны худо-бедно реорганизуют останки рабкрина, но могучая страсть Дафниса и Лауры оказывается на всех планетах столь же катастрофичной и неуместной, как на всех широтах (стихиях), -- бедолаги мотаются по галактикам, оставляя за собой навеки загубленные былые оазисы. И просыпаются в той самой подмосковной хибаре, где Хлоя и Щелкунчик тешили друг друга всю ночь отреферированными выше ужастиками. Наконец-то Гретхен уразумела, что ее разлюбезный эвакуатор не какой-нибудь там аглицкий милорд, укротитель строптивых или волшебник с голубым вертолетом, а ярко выраженный Онегин, волшебник Изумрудного города и Хлестаков. Ну а она, понятное дело, не городничиха, хоть сейчас готовая на все услуги, а совсем наоборот, жена князя Верейского: Другому, типа, отдана,/ Вали, не словишь ни хрена... И пошла она, солнцем палима, навстречу толпе беженцев и мародеров, по шпалам -- в объятую адским пламенем Москву, потому как права была брянская бабушка: с Колымы не убежишь. А следом за ней поплелся Остап Бендер, спешно переквалифицировавшийся в барона фон Гринвальдуса...

Подборка статей Дмитрия Быкова (некоторые знакомы по отдельным публикациям в «ранних редакциях») выпущена издательством «Вагриус» в виде романа «Эвакуатор». Статьи как статьи. Написаны бойко -- с прибаутками и цитатами. Многие суждения автора очень симпатичны. Я, например, совершенно согласен с тем, что жить надо в своей стране, что рай на земле не предусмотрен (электростанции вырубаются не только там, где оборудование пришло в негодность несколько раньше, чем главным энергетиком стал всегда и во всем виноватый «рыжий», но и в государствах с куда менее прихотливой историей и куда более высоким доходом), что жена (муж) не рукавица, которую можно стряхнуть с белой ручки, и что за большую любовь невольникам страсти (и их близким) приходится крупно платить...

Правда, я не понимаю, почему, утверждая, что свои проблемы должно решать самим, тот же Быков сообщает: русским народом (умельцем Борей) тысячу лет с гаком володели и правили мерзкие иноплеменники, одни из которых заставляли его ходить строем и крепить самобытность, а другие -- разрушать самобытность и влачить жалкое существование. Эту варяжско-хазарскую придумку Быков уже излагал в «Русском журнале» и обещал положить в основу еще одного романа (анонсируется «Новым миром»), но, видно, так пленился «игровым» (ясна песня!) расизмом, что всобачил «теорию» и в «Эвакуатора». Дело даже не в том, что с огнем лучше забавляться при более надежном противопожарном оснащении (охотники углядеть в быковских «хазарах» не «рыночников» и «либералов», а просто евреев найдутся в немалом числе), а в том, что такая «историософия» не оставляет места той самой личной и национальной (не путать с расовой!) ответственности, о которой вроде бы печется Быков. Русский мужик худо живет из-за хазаров и варягов, коих, видимо, ветром надуло. А кто выпускает ненавистные Быкову глянцевые журналы? Не башли отстегивает, а делает -- пишет тексты, рисует картинки, изобретает дизайн, верстает. Марсиане? Или его милые персонажи? (И -- уж замечу в скобках -- сам глянцевый обличитель глянца.)

Так и с семейным вопросом. От мужа гулять, конечно, дурно, но как-то не похож повествователь на жестковыйного апологета церковного брака. Знает, наверно, что и не вовсе дурным людям случается разводиться. Да, с болью. Да, удручая близких и от того мучаясь. Да, наживая новые беды. Но ведь иногда как-то «выруливают». Как «выруливают» (тоже не всегда) и при другом исходе -- жертвуя грешной любовью. Но Быкову вовсе не нужно, чтобы какая бы то ни было коллизия (хоть политическая, хоть интимная) разрешалась мало-мальски мирно. Тогда ведь «экстрима» не будет. А какой без «экстрима» бестселлер! Вот и приходится чередовать маски бескомпромиссного моралиста и певца свободной страсти, государственника и анархиста, защитника сирых и ницшеанца -- все на потребу.

Я не хочу сказать, что у Быкова нет добрых чувств. Есть, и много. Зажигаясь от любой идеи, ситуации, проблемы, он тут же со всех ног мчится исправлять беду, прочищать мозги, размазывать ублюдков по стенке, провозглашать любви и правды чистые ученья. Он искренне хочет добра. Но еще более искренне он хочет успеха. Он взахлеб любит непутевое человечество. Но еще больше -- его лучшего представителя, себя. Поэтому он хочет быть на каждой свадьбе женихом, на каждых похоронах -- покойником. Артистично встающим из гроба при свете юпитеров, дабы поспеть на новую свадьбу и еще раз умереть в объятьях невесты -- перед телекамерой. Он думает, что, ежедневно демонстрируя эффектные аттракционы (по серьезным поводам или без каких-либо -- тут уж как повезет), дарит миру грандиозный спектакль «Жизнь поэта». Мне кажется, что сие представление называется иначе -- «Карьера журналиста».

Это не беда. Беда, что свод в разной мере остроумных (убедительных, провокативных, необходимых, демагогических...) статей не роман. А если роман, то скучный.