«Время новостей» продолжает дискуссию о реформе бюджетной сферы, которая затрагивает и государственные учреждения культуры, в том числе театры. Поскольку под давлением театральной общественности, продемонстрировавшей хорошие лоббистские качества, перемены для российских театров временно отложены, у заинтересованных лиц появилась возможность выдвинуть встречные предложения и найти те формы преобразования, при которых изменения пойдут на пользу делу, а не во вред ему.

Сергей ШУБ, генеральный директор Театра-фестиваля "Балтийский дом", председатель совета директоров петербургских государственных театров, считает, что театральная реформа -- неминуема.

-- Вы один из тех немногих практиков театрального дела, что выступают за театральную реформу?

-- Российский театр вплотную подошел к необходимости создания условий для существования вариативных форм театра. Только когда эти вариативные формы называют реформой, люди сразу пугаются, потому что реформа в культуре у нас испокон века ассоциируется с обрезанием финансирования и свобод.

Но и говорить, что изменения не нужны, неправильно. Потому что тогда российский театр окончательно станет театром позавчерашнего дня. То, что было, годилось для репертуарного театра советского периода и сегодня может подойти коллективу со стабильной труппой и лидером-режиссером в качестве приблизительной схемы. Но для театров проектных, не имеющих своего помещения или постоянной труппы, необходимы другие условия творческого существования, и эти условия должны быть предусмотрены законодательством.

-- Может ли российская театральная общественность повлиять на проект законодательного документа о реструктуризации всего бюджетного сектора?

-- Должна. Но не с позиции «Давайте оставим все, как есть, и не будем ничего трогать». Я, как директор театра и фестиваля, знаю, чего хочу сам. Конечно, большего финансирования -- как и все театры мира.

Еще я хочу, чтобы руководителям театров было предоставлено право формирования трупп. Сегодня этому мешает целый ряд фактически неразрешимых противоречий. В труппе театра из пятидесяти актеров может активно работать лишь двадцать, а остальные тридцать выходят на сцену два-три раза в месяц, зато получают большую зарплату, потому что у них больше стаж.

Еще мне бы хотелось, чтобы принцип взаимоотношений труппы и театрального здания был более гибким. Сегодня в здании нашего театра живут четыре театральные труппы. Основная труппа театра «Балтийский дом» (бывшая Театра имени Ленинского комсомола), театр «Потудань», который является отдельным юридическим лицом, и два театра без отдельных юридических лиц -- «Фарсы» и театр Анатолия Праудина. При существующей нормативной базе мы не можем определить наши отношения. «Потудань» арендует у нас помещения -- Малую сцену, офисы, они работают самостоятельно. Но остальные три коллектива фактически одно юридическое лицо. Мы не имеем возможности выделить каждую труппу в отдельный театр, чтобы каждый нес за себя не только творческую, но и финансовую ответственность.

Необходимо облегчить возможность юридического рождения новых театральных коллективов. Нормальная жизнь театра начнется только тогда, когда группа Анатолия Праудина или «Фарсы» получат паспорт, в котором будут написаны их права и обязанности как граждан республики «Балтийский дом». Тогда они будут не только иметь право репетировать и получать зарплату -- пусть маленькую, но регулярную, -- но и станут обязаны играть спектакли и отвечать за кассу.

Я считаю, как ни страшно это звучит, что рента государственным театрам в виде госдотации не должна быть пожизненной. Театры рождаются, живут и, увы, умирают. Защищая сегодня наших коллег, стабильные репертуарные театры, мы не думаем, почему тот же «Формальный театр» Могучего или Русский инженерный театр АХЕ, представляющие современный русский театр во всем мире, так редко бывают в России? Андрей Могучий или Антон Адасинский, так долго живший в Праге и Дрездене, когда-то работали в «Балтийском доме», но они уехали из страны, потому что я не мог забрать зарплату у плохого артиста Х и отдать ее артисту Могучего или Адасинского. Я ничего не могу им дать, кроме стен. Защищая наших уважаемых коллег из репертуарных театров, мы таким образом лишаем молодые театры возможности получать государственные деньги.

-- У вас как руководителя сложного театрального организма в связи с реструктуризацией бюджетного сектора больше надежд или опасений?

-- Я оптимист, и у меня больше надежд. Может быть потому, что мне в этой жизни никто ничего не дарил. Наш фестиваль первые пять лет существования хотели задавить все, кому не лень, нам никто не помогал. Но за годы собралась команда, которая вместе по сей день. Идея оказалась полезной и самодостаточной: «Балтийский дом» как балтийское единение, балтийская семья. Когда мы встали на ноги, власть имущие почувствовали, что мы можем приносить дивиденды, и стали нам помогать. Я считаю, что человек только тогда становится профессионалом, когда всего добивается сам. А сидеть и говорить, что мы, извините, культура, что мы несем разумное-доброе-вечное, потому кормите-поите нас, -- это как-то некультурно. Все равно надо учиться зарабатывать деньги, искать деньги. Не обязательно называть эти правила условиями рынка, если это кого-то оскорбляет. Но надо учиться жить в условиях сегодняшнего дня.

Театры, которые будут иметь пожизненную ренту, сохранят обязательно -- на правах музеев театральных традиций. Это правильно, это хорошо, но я не рассчитываю войти в круг священных коров; театр «Балтийский дом» не является заповедником традиций русского репертуарного театра. Но мы войдем в историю как театральный холдинг, который первый в истории русского репертуарного театра создал театр-фестиваль, театр-дом, где живут несколько театральных коллективов. Другого такого театра в России сегодня нет.

По сути, мы являемся открытой сценической площадкой. Но такого статуса -- «театр-площадка» в России сейчас нет. И потому я не могу заключать взаимовыгодные договоры с «жильцами». Не могу потребовать законодательно, чтобы они платили за свет, за газ. Ведь это на словах все хорошие, а как доходит до дела... разное бывает. Творчески мне выгодно, когда у меня -- и то, и другое, и третье. Но экономика требует определенности.

-- В изменяющихся условиях созданная вами модель театра выживет?

-- Повторяю, нужны нормативные акты, которые помогут нашу стихийно возникшую систему узаконить. В «Балтийском доме» жизнь кипит, когда разные труппы играют в подвале, в коридоре, в холле, на Большой и Малой сцене, в кабинетах и комнатках. И далеко не все наверняка хотят иметь свое здание -- потому что это огромная обуза. Для них тоже должны быть защищающие и обязывающие нормативные акты. Для таких молодых коллективов, собирающихся на три-пять лет, должны быть созданы и обустроены так называемые фабрики -- переоборудованные под театральные площадки заводские цехи, портовые доки. На таких территориях во всем мире зарождается и живет театральный авангард.

Многообразие форм существования, которое мы сейчас пытаемся возродить, некогда было в России. Были театры частные, антрепризы -- Корша, Синельникова, были театры императорские. Почему у нас сегодня только одна форма театра?

-- Сколько вам понадобилось лет, чтобы осознать себя как продюсера и встать на ноги как продюсер?

-- Я не осознал себя как продюсер до сих пор. Что понимать под словом «продюсер»? Я театральный директор, и мне хватает этого звания. Во времена Хрущева и Брежнева театральный директор тоже был обязан искать деньги, собирать хорошие творческие команды, выпускать спектакли. Продюсер, как я понимаю, -- человек, который ищет деньги, собирает команду и создает спектакль или проект, как сейчас говорят, который потом приносит прибыль тем людям, которые вложили деньги, продюсеру и занятым в проекте актерам. Деятельность театра «Балтийский дом» к этому не сводится.

Мне все равно, как меня будут называть. Мне интересно другое. Я не умел делать театральные фестивали. За 15 лет я научился их делать. Я никогда не делал театральные проекты. Не такие, на которые собираются попить водки и назвать это проектом, а настоящие. Но вот мы сделали четыре большие копродукции с зарубежными театрами: «Суперфлю» -- проект Виктора Крамера, «Балтийского дома» и итальянского театра «Метастазио» из города Прато; российско-норвежский проект современной драматургии; а также с Эймунтасом Някрошюсом и театром «Мено Фортас» поставили два спектакля «Времена года» и «Песнь песней».

Международная копродукция -- сложная работа. У участвующих сторон -- разный менталитет, разное понятие о финансах, разный подход к репетиционному процессу. Но я научился это делать -- с помощью своих коллег. Мне интересно делать серьезные вещи. Вот сейчас у нас в планах «Кармен» Някрошюса с петербургскими артистами. На этом проекте, наверное, я себя почувствую продюсером.

«Балтийский дом» -- в чем-то странный фестиваль. Мы любим делать новое каждый год. Модель сформирована, и чтобы не было скучно, чтобы мы не чувствовали себя бухгалтерами, придумываем тематические фестивали. Был фестиваль «Учитель и ученик», был «Другой театр?!», в этом году были «Действующие лица», фестиваль режиссеров-мегазвезд. Впереди пятнадцатый фестиваль...

-- Вы представитель старшего поколения российского театра, и вы не против всех тех терминов, которые пугают многих ваших коллег, -- брендинг, продюсер, product placement, рекламная кампания.

-- Я обожаю все это! Мы меняем штатное расписание, называем по-новому должности. Замдиректора по финансам называем финансовым директором и радуемся. Замдиректора по творческим вопросам -- что это за должность? Будет артдиректор. Я обожаю все эти слова. Это же игра, тоже театр.

Когда новые слова страшат человека культуры, это странно. Не правильнее ли узнать, что за ними стоит? Все боялись казначейской системы исполнения бюджета. Петербургские театры уже год живут по этой системе, все заработанные нами деньги уходят в казначейство. Но они не улетают куда-то, а лежат на нашем счету в казначействе, и мы их тратим по своему усмотрению на свои нужды -- на надбавки к зарплатам, на новую постановку, на рекламу. Конечно, распоряжаться средствами стало сложнее. Но наш питерский совет директоров провел огромную работу с комитетом по культуре, комитетом по финансам, чтобы адаптировать новые нормативные акты к театральным реалиям.

Ополчились против попечительских советов. Зачем с ними бороться? В половине театров мира есть попечительские советы. С ними надо не бороться, а участвовать в их формировании. Чтобы в них, как во всем мире, входили спонсоры, инвесторы, которые потом потребуют прозрачной отчетности об использованных средствах -- каждый со своей стороны. Если так будет, мы разрешим проблему финансирования, которое пока для государственных театров является одноканальным, а во всем мире признана успешной система многоканального финансирования. И конечно в попечительский совет должны войти представители творческой интеллигенции.

Совет директоров петербургских театров выбрал стратегию, которая не связана с митинговой позицией «Руки прочь от культуры, оставьте все как есть». Мы понимаем реалии. Мы понимаем, что от казначейской системы не уйти, от системы государственного заказа не уйти. Мы пытаемся быть буфером между вновь появляющимися законодательными актами и театральной практикой, чтобы адаптировать нашу практику к нашей законодательной теории.

Когда-то большевиками была раскритикована теория малых дел: мол, надо революцию делать, а не пытаться улучшить существующий строй. Я не большевик, я против революций. Я за понимание неотвратимости глобальных экономических изменений, и не только в культуре. Я за понимание реальных экономических механизмов в сочленении с нашей театральной практикой.

Хорошо бы отменить зиму -- я ее ненавижу! Можно ходить с флагом и кричать: «Долой зиму! Зима несправедливое время года, она унижает человека!» А можно не кричать, а пошить пальто, утеплить окна. Я за то, чтобы научиться утепляться, вот и все.