Скандал с оперой Леонида Десятникова по либретто Владимира Сорокина «Дети Розенталя» приобретает совсем уж анекдотические формы. 4 марта Государственная дума почти в полном составе проголосовала за то, чтобы проверить информацию о порнографическом содержании оперы. Недавно на канале НТВ в популярной передаче «К барьеру» политик Ирина Хакамада выступила против лидера «Идущих вместе» и движения «Наши» Василия Якеменко и победила с отрывом в несколько голосов, причем рейтинг участников рос не тогда, когда они говорили, а тогда, когда подставлялся соперник. Якеменко обзывал Сорокина «порнографом и калоедом» и пытался заставить Хакамаду зачитать отрывок из специально отпечатанного «Избранного». Хакамада брезгливо морщилась. В пятницу начались пикеты вокруг Большого театра. В субботу на ТВЦ предстоящей премьере в Большом снова был посвящен сюжет передачи «Постскриптум», в котором среди противников «осквернения священной сцены» оказались Любовь Слиска и Елена Драпеко. Агентство Интерфакс передало, что, по словам члена парламентского комитета по культуре Любови Ближиной, руководство Большого театра выделило депутатам 40 билетов на генеральную репетицию спектакля, которая состоится 22 марта. После просмотра комитет по культуре вновь соберется на заседание и сделает выводы. Г-жа Ближина сообщила о своей встрече с министром культуры Александром Соколовым. На встрече также присутствовала депутат Госдумы Ирина Савельева. "Мы выразили обеспокоенность депутатов в связи с постановкой оперы Сорокина, так как считаем, что репертуар Большого театра представляет собой национальное достояние", -- заявила Ближина.

Откуда у депутатов, идущих вместе с Василием Якеменко, появилась такая страсть к опере -- тема отдельного разговора. Очевидно, что наружу выходит лишь часть большой интриги, направленной вовсе не против Сорокина, судом признанного невиновным в распространении порнографии. Но дело даже не в сложных играх запутавшихся в административной реформе чиновников, а в очевидном смятении умов, продемонстрированном в процессе борьбы.

Включившись в обсуждение культурного события -- постановки современной оперы, участники показали, что проблема для них совершенно чужда и незнакома. Напрасно оппоненты призывали нападавших поинтересоваться содержанием либретто и вообще сутью происходящего. И визит депутатов на спектакль вряд ли для них что-то прояснит.

Более того, столкновение неподготовленных умов депутатов с произведением современного искусства может иметь непредсказуемые последствия. Что знают депутаты, люди, получившие образование в советское время на школьных уроках литературы или на лекциях в высших учебных заведениях технического профиля, о современном искусстве? Да даже и те, кто закончил специальные институты, вряд ли лучше подготовлены. Кто там преподавал тогда и зачастую преподает сейчас -- люди, в советское время прошедшие строгий идеологический отбор, подготовленные к толкованию «Тихого Дона» или -- в самом лучшем варианте -- «Мастера и Маргариты»? Современное искусство, литература, кино остаются для большинства из них абсолютно неизвестными. Не будем думать, что депутаты и другие политики, чувствуя свою ответственность перед обществом, по ночам штудируют специальные издания, выписывают редкие сегодня искусствоведческие журналы... И даже если им в руки случайно попадет такой журнал, вряд ли они осилят его -- там столько терминов, столь сложный контекст, столько совершенно незнакомых им имен, что и профессионал не вдруг разберется. Вспомним, что случилось, когда документ, подготовленный Министерством культуры и написанный директором Института культурологии Кириллом Разлоговым, попал в руки членов правительства. Они восприняли этот текст как издевательство, потому что запутались в словах.

Экспертные мнения, если они и формулируются по разным актуальным поводам, просто не доходят до умов простых граждан. Нет никаких механизмов, которые могли бы транслировать эти мнения, нет и тех инструментов, которые могли бы стимулировать их возникновение.

Главный источник информации для преобладающего большинства населения, конечно, телевидение. Теперь давайте вспомним, какие передачи о литературе, театре, современной музыке существуют на центральных каналах? Да даже и на канале «Культура», специально созданном для тех, кто интересуется искусством, речь в основном идет о культуре классической, об ее истории, и все, что сегодня возникает нового, нетривиального, революционного, «Культурой» попросту игнорируется. Критики, конечно, еще есть, но их становится все меньше -- потому что у общества нет потребности в осмыслении и проговаривании основных проблем языка современной культуры. Тем, что прежде называлось эстетикой -- наукой о прекрасном, теперь в России никто не занимается, нет институтов, нет специального медиапространства, эта тематика не востребована, денег на нее никто не выделяет.

Спросите тех, кто последние десять лет занимается в СМИ культурой, какие основные требования к ним формулирует начальство? Не надо рецензий, не надо сложных текстов, будьте проще и веселее, про фильмы и спектакли не нужно, расскажите про жизнь актеров, возьмите интервью, нужна прямая речь (не важно какая, главное -- чтобы был ньюсмейкер). В результате те самые обычные люди, которые не обязаны сами все читать, обсуждать, обдумывать, оказываются вообще без всякой профессиональной помощи. Даже в советское время те, кто хотел «быть в курсе», могли выбирать, читать им «Советский экран» или «Искусство кино», журнал «Театр», «Декоративное искусство» или смотреть «Кинопанораму»... То есть была иерархия мнений, в которой шло понятное упрощение выработанных среди элиты идей -- от экспертов к массам. В погоне за рейтингами, за тиражами, за массовым читателем российское общество попросту отказалось от рефлексии. В том числе и от новых культурных мифов и языковых клише, нужды в которых долго не понимало.

Ирина Хакамада не обязана сама читать Сорокина или Астафьева, но она могла бы воспользоваться доводами и формулировками, которые сделали бы ее позицию понятной телезрителям, если бы таковые доводы и формулировки в обиходе существовали. Эту трудную, но необходимую работу должны были проделать за нее специалисты, но им ее никто не заказывал. А для себя они вполне могут обходиться тем «птичьим языком», что вызывает такой гнев и раздражение у обывателя, когда он с ним почему-то сталкивается.

Отсутствие популярных телепередач об искусстве привело к тому, что сегодня вообще нет взаимопонимания между населением и теми художниками, которые пытаются -- в разной степени удачно, да сейчас не о том речь -- искать какие-то новые пути в искусстве, использовать иные стратегии, чем те, что были в ходу тридцать лет назад, когда страна спокойно дремала за «железным занавесом».

Ну в какой контекст депутаты, знания о современном театре в самом лучшем случае черпающие из спектаклей Ленкома и «Современника», а то и ограничивающиеся посещением эстрадных концертов, могут поставить историю клонов композиторов, построенную на иронии, цитировании и прочих радостях интертекстуальности? Им кто-нибудь объяснил, что в мире современной музыки все вообще устроено иначе, чем в XIX веке?

Тем, «кто клеймит либретто Владимира Сорокина, не прочитав из него ни одной строки», нужно не знакомство с текстом, а спокойная и доверительная просветительская работа по разъяснению того, что мухи существуют отдельно от котлет, что пространство публичное и пространство искусства разграничены и что никто не заставляет их идти в Большой театр не на «Евгения Онегина», а на современную оперу. Что у каждого гражданина сегодня есть выбор, покупать ли ему сочинения Пушкина, Донцовой, Сорокина или Петрушевской, смотреть «Бой с тенью» или «Солнце» Сокурова, -- и на каких основаниях он должен этот выбор делать. И что сегодня в мире культура сложно структурирована, что в ней есть множество отдельных полок, что в задачах, которые ставят перед собой художники, есть смысл, и не надо Олегу Кулику уметь рисовать так же, как Левитан. Беда в том, что это делать сегодня некому.