На сцене огромная свалка. Какие-то колеса, тряпки, свисает древняя телефонная трубка (пресс-релиз гордо утверждает, что предметов ровно 665, -- проверить никто никогда не сможет, но похоже на правду). Высится гигантская кухонная плита, что-то не то с размерами всего этого мусора -- ах да, он же изображен с кошачьей точки зрения. На эту свалку собираются на ежегодный бал кошки племени джелли -- бал магический, на рассвете законоучитель племени старый кот Детерономи (Второзаконие) должен выбрать того или ту, кому суждена реинкарнация. Вот два с лишним часа кошки и рассказывают о себе и друг о друге.

Когда Эндрю Ллойд Уэббер в 1980 году сочинил Cats, вдохновившись циклом детских стихов Томаса Стернза Элиота «Популярная наука о кошках, написанная Старым Опоссумом», никто не предполагал, что Cats станут самым долгоиграющим шоу в истории мюзиклов, что их будут ежедневно играть в Лондоне в течение 21 года и на Бродвее в течение 18 лет. Деньги на постановку собирали со скрипом -- в успех мало кто верил. Тем не менее музыкальный талант Уэббера и точный расчет постановщиков сделали свое дело -- а вот теперь и российские продюсеры, завороженные этими фантастическими цифрами проката, решили рискнуть и сделать русифицированный вариант шоу. Cats уже играли на 12 языках в 30 странах мира -- наконец подошла очередь русского и Москвы.

21 год шоу вряд ли продержится -- однако успех ему обеспечен. Был сделан очень точный ход: в переводчики пригласили Алексея Кортнева, лидера группы «Несчастный случай», отличного поэта и непопсового песенника. Задача у него была непростая, но он с ней справился. Разумеется, что-то удалось больше и что-то меньше. Когда Кортнев старательно следует оригиналу, то и получается аккуратный, старательный текст, удобная «рыба» для произнесения во время нелегких танцев. (Ансамбль, кстати, работает поразительно синхронно -- Большому театру остается только завистливо плакать в подушку.) А вот когда он машет рукой на точность и включает свою замечательную остраняющую иронию (как в истории с Гроултайгером, котом-пиратом) или когда он особенно тонко чувствует стилизацию в музыке (монолог Детерономи, совершенно очевидно написанный под влиянием Пуччини, которого Уэббер очень чтит) и использует утрированно-возвышенный способ изъясняться, свойственный оперным персонажам, вот тогда текст получается совершенно замечательный. И -- представьте себе -- во всем мюзикле лишь один (!) натуральный переводческий ляп! (Старая кошка поет о том, что должна начать новую жизнь и «встать с колен». Интересно, как это Кортнев себе представляет?)

Думаю, что секрет успеха Cats -- и бывших в чужих странах, и грядущих в нашей стране -- не только в отличной музыке (мгновенно запоминаются и наступательно-радостный первый ансамбль, и несколько монологов котов, и душещипательная мелодия Memory, определенная в хиты), кстати, исполненной живьем оркестром под руководством Аллы Куликовой. Cats -- это череда портретов котов, в одном из которых каждый человек может узнать собственного домашнего любимца... или кого-нибудь из своих вполне человеческих знакомых. То есть секрет успеха примерно тот же, что у гороскопов: что-нибудь вам обязательно подойдет, и вы вздохнете: как похоже!

Вот самовлюбленный кот Рам-Там-Таггер, больше похожий гривой на льва, чем на мирного городского обитателя. Его ария полна чисто кошачьей конкретики: если его ищут в саду, то он спит в доме, того он не любит, этого не ест... но манера движения по сцене -- рок-звезда на концерте. Ластящиеся к его ногам кошечки -- явные фанатки, и если еще учесть, что Алексей Бобров этак слегка пародирует Вячеслава Петкуна, понятно, почему в зале вот ровно такие же подростки вопят восторженными голосами. Вот Гус (Игорь Балалаев) -- старый театральный кот, точная зарисовка актера-ветерана, сообщающий: «Умел я играть и спиной, и хвостом» -- и рефреном повторяющий: «И звезды всех мюзиклов и антреприз не заменят и пары тогдашних актрис», -- отличная «возрастная роль», если можно тревожить тени великих предков в разговоре о столь легкомысленном жанре, как мюзикл. А вот распорядитель бала Манкустрап (Иван Ожогин) с мягкими и властными, воистину кошачьими интонациями и такой же выразительной пластикой. Для этих (и двух десятков других) кошек фойе МДМ превратили в парк под звездным небом (в вышине теплятся звезды, прямо над головами сияет огромная грозная луна), а в зрительном зале часть деталей волшебной свалки, в лунном блеске сияющей фосфорическим светом, переместили поближе к зрителям (какие-то сетчатые контейнеры нависают по бокам над партером). Для постановщиков -- как сочинителя английской версии Тревора Нанна, так и переносившего его работу в Москву Егора Дружинина -- было важно единство сцены и зала. А чтобы публика точно не могла ощущать себя просто публикой, в безопасности пришедшей смотреть что дают, актеры периодически слезают со сцены и путешествуют по проходам, заглядывая в лица зрителям. Особенно эффектно первое их появление -- в полной тьме бегущие по залу ярко-зеленые пары глаз. Взрослые вздрагивают, дети визжат. Все правильно: с кошками нельзя расслабляться, они всегда покажут, кто в доме хозяин.