Самой посещаемой выставкой осени оказалась та, что называлась «Русский поп-арт» и проходила в Третьяковской галерее на Крымском валу. Незадолго до закрытия решил устроить в залах поп-арта блицопрос. Специально интересовался у посетителей: чем понравилась выставка? Большинство граждан восхитились качеством исполнения, зрелищностью -- тем, что современное искусство, contemporary art, до поры до времени презирало. И в объектах мэтра Рогинского, и в опусах нынешних звезд -- Антошиной, Шеховцова, Кулика -- зрителей увлекла собственно «пластическая интрига», привлекательность формы.

Привлекательность формы сегодня залог того, что работу полюбят, а в армии «сочувственников» contemporary art будет прибавление. Теперь мастера, работающие в этом жанре, вынуждены решить дилемму. С одной стороны им нужно заинтриговать глаз, с другой -- предъявить свой проект как интеллектуальную головоломку, иначе работа не впишется в «актуальный формат» и будет заклеймена словом «салон». Недавно открывшиеся в Москве выставки убедили, что дилемма эта решается художниками весьма изобретательно.

В галерее «Риджина» проходит выставка Сергея Шеховцова «Цветаево». Соблазняет глаз она ой-ой-ой. В комнате галереи стоит всамделишная теплица с гигантскими цветами волшебной красы. С двух сторон, где дверки, в теплицу влетают «люди-пчелы» -- труженики -- опылители, поддерживающие в царстве флоры жизнь. У одного летающего человека в руках лейка, у другого -- какой-то опрыскиватель, наполненный, возможно, удобрениями. Все герои инсталляции (кроме теплицы) сделаны из любимого шеховцовского материала -- поролона. И сделаны просто чудесно. В данном случае именно материал помог найти правильную комбинацию «два в одном»: интеллектуальное приключение плюс пластическая интрига. По словам самого мастера, из всего разнообразия материалов он выбрал поролон как самый поп-артистский (кстати, на выставке «Русский поп-арт» Шеховцов представлял целый поролоновый кинотеатр: зрители из поролона смотрели «кино» -- заэкранным пространством оказывалось для них пространство зала с посетителями выставки). Этот материал не имеет автономной эстетической ценности, он такой же шлак цивилизации потребления, как любимые Уорхолом банки супа «Кэмпбелл» и хот-доги. Так что не обольщайтесь, будто теплица с поролоновыми цветами радует глаз с наивной невинностью цветочного натюрморта старых времен. Сама техника изготовления поролоновых тюльпанов, роз, орхидей и ирисов провокационна. Почти иллюзионистическое натуроподобие обостряет синдром Буратино, проткнувшего носом фальшивый очаг. Чем дольше любуешься -- тем больше нервничаешь, а потом просто бесишься. Тебя дразнят, а ты ведешься. Что, красиво? Тонкие лепесточки, нежные бутончики, розовые прожилки, пленительная грация. Может, тебе еще и пряных ароматов захотелось? Иди-иди поближе, понюхай как пахнет акриловый спрей. А заодно и приглядись к знакомой по ободранным обшивкам кресел пупырчатой фактуре поролона, бесхитростной как выжатая губка. Чем больше нервничаешь, тем наглее и агрессивнее ведет себя с твоим сознанием цветочный мир. И чудится, будто гигантские цветы выдавливают головками размером с люстру стекла теплицы. Минута, и они -- по аналогии с фильмами ужасов и новеллами символистов -- зазмеятся, оплетая все вокруг, парализуя-«поролонизуя» все, к чему прикоснутся. Вот уже ирис «процвел» отрезанным ухом Ван Гога. Раззявила ядовитую пасть орхидея «Вечный зов». Тюльпан «Ламбада» шевелит щупальцами-лепестками снаружи тепличной крыши. И вполне оправданны монструозные маски-респираторы на лицах влетающих в этот миленький садик флористов.

Поролон подсказал пластическую фабулу действа. Теперь модно симулировать рай дизайнерскими хай-тек-ухищрениями, от продвинутых архитектурных материалов до суперсовременных кондиционеров, бассейнов и пальмовых рощ. А имидж «райского человека» моделируется дорогой косметикой и пластическими операциями. Проект Шеховцова можно назвать такой вот пластической операцией обыденной картинки мира. Только вместо силикона и разных других имплантатов выступает поролон. В обоих случаях красота превращается в разновидность мутации и вспоминается, что слова пластицизм -- пластика -- пластик в принципе родственные.

Другой пример концептуального осмысления пластической традиции искусства предлагает молодая киевская художница Маша Шубина, чья выставка «Автопортрет» открылась неподалеку от «Риджины», в московской галерее «Файн-Арт». В 20-е годы критик Ивинг (Виктор Иванов), комментируя повальный бум в области танца и драмбалета, зачаровывающие любителей неоклассики бесчисленные хореографические кружки в промерзлых московских студиях, использовал неологизм «плаституция». Сегодня это слово-ключ выставки Маши Шубиной. Являясь поклонницей феминистского дискурса, ведет она себя как интернет-диверсант. Превращает свои фотопортреты в живописные автопортреты и выставляет их на интернет-сайтах знакомств во множестве стран. Многие мужики прельщаются и вступают с Машей в переписку. Так получается текстовой архив проекта (со всеми характерными для жанра интернет-знакомств лексическими вывертами, позабавившими бы и концептуалистов, и постструктуралистов). Для его создания Маша работает кем-то вроде виртуальной проститутки (торгует собой за слова). А для визуального архива Маша осваивает метод порнографии изобразительной -- пускает на панель традиционную живописную технику, обесценивая качество подлинности и качество качества. Каждый из ее портретов -- это переведенная средствами живописи любительская фотография, сохраняющая все пошлейшие признаки жанра, от угловато-раскованных поз до эффекта «красных глаз». Даже в стилистическом плане это откровенный блуд: приблизительная, неряшливая фактура, мутные потеки в тенях -- равнодушная, коммерчески халтурная продукция, -- плакаты брежневских времен честнее были. И парадокс, что степень интеграции в систему contemporary art измеряется степенью отвратительности этой соблазнительной как проститутка и как проститутка похотливо-грязной живописи. Была бы более милой, концептуальный баланс нарушился бы, отправилась бы по ведомству «салона». А так вполне себе осмысленная плаституция.

Получилось, что приведенные примеры реабилитации пластических ценностей на территории contemporary art убеждают своим отрицательным обаянием. Однако и обратные случаи имеются. О них -- в следующий раз.