Со дня убийства премьер-министра Израиля 73-летнего Ицхака Рабина прошло десять лет. По лунному календарю день смерти Рабина в этом году приходится на 14 ноября. Тогда и состоятся в Израиле поминальные мероприятия. Фанатик, 36-летний Игаль Амир, убивший премьера, сидит в одиночной камере израильской тюрьмы. В прошлом году раввинат Израиля признал религиозный брак Игаля и 42-летней Ларисы Трембовлер, но свидания их проходят под видеокамеры, а разговаривать по телефону молодожены могут не более трех часов в день. Лариса приехала в Израиль с семьей (у нее четверо детей, старшей дочери -- 16, младшей -- четыре года) в 1989 году из Москвы. Лариса окончила биофак МГУ, в Израиле защитила докторскую диссертацию по средневековой еврейско-арабской философии. С Ларисой ТРЕМБОВЛЕР беседует корреспондент «Времени новостей» в Израиле Мария ГРИШИНА.

-- Как возникла любовь между вами и Игалем Амиром?

-- В первый раз Игаль Амир уже из тюрьмы ответил на мою открытку в 1997 году, летом того же года я была на рассмотрении апелляции в суде по делу убийства Рабина, где мы первый раз и увидели друг друга. Тогда я была замужем, и это знакомство ничего не означало ни для меня, ни для Игаля. Я просто хотела помочь человеку, от которого все отвернулись. Неожиданно у нас завязалась дружба.

-- А как вы пытались ему помочь?

-- Сначала было знакомство с семьей. В то время были люди, которые приходили в дом родителей Игаля. Для этого не надо было иметь приглашение. Я просто пришла с поддержкой. Потом началась переписка с его братом Хагаем, который осужден на 15 лет тюрьмы за соучастие в убийстве. Только потом началась переписка с Игалем. Еще я посылала ему книги. Когда его адвокат узнал об этом, он сказал: "Ну, вы ему еще "Преступление и наказание" Достоевского передайте". И в следующий раз я принесла ему "Преступление и наказание" в переводе на иврит. Я передавала ему все, что читала сама: Манна, Пруста, Кундеру, из русской классики Достоевского, Чехова, Толстого, Булгакова.

-- Ваше чувство как-то связано с тем, что он совершил?

-- Нет, мое чувство основывается не на поступке, а на человеке. Думать, что я его выбрала, потому что он убил Ицхака Рабина, -- это дикость. Пока я его не знала, мне казалось, что такой поступок мог совершить человек, с которым мне сложно найти общий язык. Но он оказался близким мне человеком. Я верю в то, что на земле у каждого есть вторая половина, пара людей, которым предначертано быть вместе. Наша любовь -- она как воздух. Мы оба так чувствуем. Когда у него нет возможности мне звонить, то будто не хватает воздуха.

-- Тяжело любить убийцу?

-- Да нет. Я люблю человека, а не поступок. Долго мне казалось, что такой любви не бывает. Наша любовь -- это счастье, несмотря на то что это происходит в таких сложнейших условиях. Я бы хотела надеяться, что что-нибудь изменится к лучшему. Но ясно, что я обязана быть готова и к тому, что это продлится всю жизнь.

-- Хотите ли вы иметь детей?

-- Да.

-- Как он относится к вашим детям?

-- Я несколько раз брала их на свидания. Иногда они разговаривают с Игалем по телефону. У них очень хорошие отношения. Иногда даже оказывается, что он больше в курсе их дел, чем я. Он знает имена их друзей...

-- Каковы условия содержания в израильских тюрьмах? Игаль Амир жалуется на что-нибудь?

-- Нет, он ни разу не жаловался. Вообще, Игаль Амир не совсем стандартный случай, он сидит в необычной, изолированной камере, оборудованной специально для него. Кроме Амира в таких условиях никто не содержится. Примерно в такой же камере сидел Мордехай Вануну (был осужден на 18 лет за госизмену и шпионаж, освобожден в 2004 году. -- Ред.). Амир сидит в специальном отделении общей тюрьмы, пройти в которое можно, миновав огромное число дверей и замков. Когда я прихожу на свидания, бедные тюремщики тяжело вздыхают, потому что отдельного труда стоит открыть все эти двери. В его камере ведется 24-часовое видеонаблюдение. Это та самая комната, в которой раньше сидел Григорий Лернер (бизнесмен, которого израильские власти осудили за мошенничество. -- Ред.). Ее, правда, немного переоборудовали и добавили охраны, но камера та же. Первые семь лет после суда Игаль провел в жутких условиях в тюрьме города Беер-Шева. Камера представляла собой бетонную коробку, туда практически не проникал свежий воздух. Как он за эти годы не свихнулся и не умер -- непонятно. Теперешняя камера похожа на жилое помещение, там есть окно, хоть и оно заделано пластырем и не открывается.

-- Чем он занимается в тюрьме?

-- Учится, читает. Книгу перевел. Мы с моим бывшим мужем написали книгу. Это исторический роман о Седневековье. Он перевел его с русского на иврит. Сказал, что это единственный подарок, который он может сделать мне на свадьбу. Правда, этот перевод не дают вынести из тюрьмы. Но ничего не поделать.

-- Игаль Амир говорит по-русски?

-- Говорит, но не очень хорошо. Читает лучше. Он немного выучил язык, когда в 90-е годы от «Сохнута» (еврейское агентство, занимающееся репатриацией евреев. -- Ред.) был в Риге, Москве и Санкт-Петербурге. Потом, общаясь со мной, учил.

-- Как отнеслись к желанию выйти замуж за Игаля Амира ваши родственники?

-- Это было тяжелое испытание для родителей. Не могу сказать, что мама пришла в безумный восторг, когда узнала о моей идее. Ее реакция соответствовала реакции любой нормальной мамы. Я встречаюсь с осуждением журналистов, чиновников. Но никто из знакомых не разорвал со мной отношения из-за Игаля. Люди на улицах подходят со словами поддержки, а наоборот -- редко.

-- Как Игаль Амир относится к версии, что смертельный выстрел совершил не он, а был третий выстрел, сделанный в упор, который и привел к смерти премьера?

-- До недавнего времени к этим слухам он относился несерьезно. До того момента, как по радио не услышал интервью с Пниной Гай, которая была прокурором на суде. Она сказала, что Игаль Амир приблизился к Рабину во время стрельбы, и третий выстрел был сделан с нулевого расстояния, таковы баллистические данные. Этот выстрел и привел к смерти Рабина. После этого интервью вечером он мне позвонил и сказал, что не мог выстрелить в упор. Он готов свидетельствовать в любой инстанции, что не приближался к Рабину на расстояние, близкое к нулю, более того, во время стрельбы расстояние между ним и Рабином увеличивалось. Только после этого интервью, когда он услышал из уст официального источника про третий выстрел в упор, он стал относиться к этой версии более серьезно. Для него это стало переломным моментом.

-- И все-таки он стрелял в Рабина, и официально считается, что это он убил премьера. Как вы относитесь к его поступку?

-- Если бы он спросил меня, делать это или нет, я бы ему сказала "нет". Но я ценю его готовность к самопожертвованию. Он считал, что процесс, который проводил Рабин (соглашения в Осло в 1993 году, которые подразумевали создание Палестинской автономии и мирное урегулирование между израильтянами и палестинцами. -- Ред.), ведет к трагическому развитию событий. Это не поступок безумца. У Игаля Амира были основания считать, что он предотвратит дальнейшее кровопролитие. Так называемый мирный процесс, который Рабин претворял в жизнь, вел к кровопролитию. Он и его соратники привезли сюда террористов и дали им оружие. Они передавали им земли, на которых эти террористы строили свои базы. Было ясно, что это приведет к усугублению террора.

-- А разве не было ясно, что убийством премьера ничего не добиться?

-- Мы привыкли думать, что такие вещи, как убийства, не могут помочь. Однако бывает и наоборот. Он не думал, поможет это или нет, он думал, что ничего больше не остается. Что это единственная возможность остановить тот процесс. На тот момент это убийство было наименьшим из всех зол. Выборы должны были быть в 1996 году. За год ситуация могла бы стать необратимой, палестинцам могли отдать территории Иудеи и Самарии (Западного берега реки Иордан. -- Ред.).

-- Но теперь премьер-министр Израиля Ариэль Шарон тоже проводит политику односторонних уступок, он вывел израильтян из сектора Газа...

-- Прошло десять лет. Человек может повлиять на события лишь на определенном этапе. Благодаря тому, что сделал Игаль, Иудею и Самарию не отдали террористам.