Широкомасштабное празднование юбилея Победы среди прочего показало, что история самой Великой Отечественной или второй мировой войны (кто как предпочитает) -- тема тем более актуальная, что мало исследованная. Версий и вариантов объяснений того или иного события существует множество, но понятно, что из-за многолетней советской и военной цензуры, из-за обыкновения гнуть исторические факты в нужную сторону после каждой смены политической власти до сих пор нет единой признанной версии отечественной истории и этого периода. Нет и настоящей документальной основы для размышлений историков -- обидно напоминать, но не существует даже просто списка всех воевавших в регулярной Советской армии, нет и поименного списка всех погибших. Отечественная война до сих пор остается мифом, ее идеологический образ сформирован сильным советским государственным аппаратом, и несмотря на постоянные усилия отдельных историков, писателей, кинематографистов, в обществе до сих пор существует подозрение, что не вся правда о войне нам известна, что многое из ее хода просто выпало из исторической памяти.

Журналист Игорь Стадник обнаружил в Российском государственном архиве социально-политических исследований в личном фонде Андрея Жданова прежде неизвестный его собственноручный конспект знаменитой сталинской речи, произнесенной 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий. Этот текст снова заставляет задуматься над до сих пор не имеющими однозначных ответов вопросами: как советское руководство представляло себе мир накануне войны, кем была для него Германия, какие собственные цели были у СССР в этот последний мирный месяц.

О том, в каком контексте находится новонайденный документ и каково его значение для истории, рассказывает Игорь СТАДНИК.

Речь Сталина 5 мая 1941 года на торжественном собрании выпускников военных академий на особом счету у тех, кому интересна история Великой Отечественной. И по времени произнесения (перед самым началом войны и сразу после назначения Сталина главой правительства) и по аудитории, перед которой речь произнесена, она является безусловной вехой в развитии предвоенной ситуации. На сталинском выступлении присутствовала вся верхушка советского руководства и Коминтерна, что также подчеркивает его особое значение.

Но каков был истинный смысл этого выступления, не до конца ясно. Есть несколько его версий: воспоминания ветеранов, показания советских военных в плену, записанные немецкими офицерами, наконец, существует «краткая запись», хранящаяся в бывшем Центральном партархиве, ныне Российском государственном архиве социально-политических исследований (РГАСПИ). Несмотря на название, это наиболее полный и детальный вариант сталинской речи, практически стенограмма. Она находится среди бумаг, не вошедших в 14-й том сталинских сочинений. Примечательно, что сам том датирован по май 1941 года, но последний сталинский документ, вошедший в него, относится к апрелю.

Неподцензурный конспект

В принципе, все известные варианты сталинского выступления перед «академиками» достаточно близки друг к другу. Серьезное отличие в одной детали: практически во всех изложениях, сделанных после того, как война разразилась, утверждается, что Сталин прямо говорил о предстоящей войне с Германией, -- а «краткая запись», сделанная во время произнесения речи, прямого утверждения о грядущей войне с Германией не содержит.

С одной стороны, память -- вещь коварная, и впечатления от уже случившейся войны могли наложиться на предвоенные воспоминания. С другой -- в партийной верхушке было принято редактировать собственные стенограммы. Кроме того, при подготовке к печати выступления советских руководителей правились чиновниками агитпропа в соответствии с требованиями текущего момента. А поскольку «запись» находилась среди бумаг, готовившихся к Собранию сочинений, отредактировать ее могли как угодно.

В Российском государственном архиве социально-политической истории в личном фонде Андрея Жданова удалось обнаружить еще один вариант знаменитой сталинской речи. Ценность его в том, что он был сделан Ждановым в самый момент сталинского выступления и никогда никем не редактировался. Это позволяет проверить с его помощью содержание остальных известных вариантов.

К тому моменту Жданов считался иностранными наблюдателями вторым лицом в советском руководстве. И не зря. В том же решении Политбюро от 4 мая 1941 года, которым Сталин назначался главой правительства, говорилось: «Ввиду того, что тов. Сталин, оставаясь по настоянию ЦК ВКП(б) первым секретарем ЦК ВКП(б), не сможет уделять достаточно времени работе по Секретариату ЦК, назначить тов. Жданова А.А. заместителем тов. Сталина по Секретариату ЦК». Жданов становился фактическим главой партии. Любопытно, что 5 мая 1941-го он был единственным, с кем встречался Сталин в кремлевском кабинете. Их 25-минутная встреча закончилась в 18.00, т.е. на торжественное заседание они отправились вместе.

Жданов умер в 1948 году, и большое количество его блокнотов, черновых записей без всякой цензуры и отбора попали на хранение в Центральный партархив, ныне Российский государственный архив социально-политической истории. Большей частью Жданов записывал высказывания других лиц -- доклады, которые делали подчиненные, высказывания на совещаниях, приводимые цифровые данные, повестки дня, имеются подробные записи нескольких этапных сталинских речей.

Это зачастую очень ценная информация, т.к. Жданов входил в Комитет обороны и в Бюро СНК, занимавшиеся подготовкой СССР к будущей войне, во время войны руководил обороной Ленинграда, а также самым активным образом занимался подготовкой и ведением финской войны 1939--1940 годов.

Блокнот, в котором найдена запись, имеет перфорацию для отрыва, первый лист начинается с обрывка фразы, что свидетельствует, что несколько листков были вырваны. Возможно, они также сохранились в какой-то другой архивной папке ждановского фонда, т.к. бумаги часто разрознены и даже датировки на архивных делах не всегда соответствуют содержимому.

Вариант Жданова

Известно, что в начале речи Сталин говорил о том, насколько усилилась Красная армия за последние годы, каким новым оружием она располагает. Затем он перешел к рассуждениям о международной обстановке, состоянии иностранных армий. Тут-то он и мог сказать о будущей войне. Именно эта часть представляет наибольший интерес и она полностью сохранилась в блокноте.

Вот как сталинская речь выглядит в ждановском варианте (часть знаков препинания расставлена при публикации, в квадратных скобках раскрыты сокращения и смысловые пропуски в записи):

...с воздуха защитить.

Школа отстала. Вас могут спросить красноармейцы: что творится кругом? Была Франция. Что случилось, неужели германская армия такая [непобедимая].

Приказ недостаточен, командир должен уметь вести беседу. Вас спросят, как в Европе перевернулось, почему Франция погибла, почему Германия победила. Почему армия Германии оказалась лучше, чем у французов и чем у англичан? Ленин говорил, что разбитые армии хорошо учатся. Разбитые нации хорошо учатся. Герм[ания] критически пересмотрела старое и нашла лучшие пути.

Война имеет 2 стороны. Какая бы орг[анизация] ни была, если страна не подготовлена политически, [она] может погибнуть. Надо побольше союзников, изолировать противников. Если это удастся, то армия, именно потому, что разбита, армия хорошо учится [слово неразборчиво]. Она учла опыт. Пруссаки дрались на одном фронте. В 1917 году [их] разбили [на два фронта]. Россия была в союзе с Англией и Францией. Научились кой-чему немцы.

Почему Франция ничего не извлекла? Ведь они победили? Ленин учит: народы и государства гибнут от головокружения от успехов, от зазнайства. Бравировать. Прозевали все, что произошло в Германии. Появилась даже мораль третирования своих военных, как неудачников. И в Англии также смотрят. Надо, чтобы армия была овеяна любовью, уважен[ием] со стороны народа и Пр[авительст]ва. Эту мораль они растеряли и стали смотреть на военных как на не сумевших устроиться. Девушки перестали [за них] замуж выходить. Беспутная и опасная мораль, если распространится такая, страна хорошей армии иметь не может. Холуи капиталистов появились среди военных.

Значит ли это, что герм[анская] арм[ия] непобедима? Нет, не значит. В смысле полит[ическом] она теряет нек[оторые] плюсы, с которыми имела вначале. Вначале -- [хотела] освободиться от Версаля, теперь -- покорить, завоевать. Возника[ет] опас[ность]. Наполеон, когда повел завоев[ательную] войну, нажил массу врагов. С точки зрения политической -- к невыгоде. С точки зрения военной -- ничего особенного нет. Часть [германской] армии теряет пыл. Самодовольство, хвастовство, «мы все можем». Нельзя считать непобедимой. Видимо, потеряли вкус к улучшениям. Армия должна совершенствоваться. Нельзя прививать взгляды, что она совершенна. Привитие самодовольства, самоуспокоенности со стороны любого Правительства может поставить ее перед неожиданностью.

(РГАСПИ, ф.77, оп.3, д.169)

Аналогично, упоминанием "неожиданности", заканчивается и «краткая запись» из архива РГАСПИ. И в прочем ждановская запись по структуре и содержанию соответствует уже известным вариантам, излагающим речь вождя, включая упоминание о девушках, которые за французских военных перестали замуж выходить.

Но главное -- вариант Жданова, никогда никем не редактировавшийся, не имеет прямого упоминания о будущей войне с Германией.

Зачем был нужен «мировой пожар»

Чтобы правильно понять, что же на самом деле сказал Сталин и как поняли его слова слушатели, надо вернуться в контекст того времени.

Мировая война была желанной целью для советских вождей -- в ней они видели идеальную возможность для расшатывания «мирового империализма» и «расширения фронта социализма». Так, в 1934 году, на XVII съезде ВКП(б), Сталин говорил, что будущая война будет «самой опасной для буржуазии еще и потому, что война будет проходить не только на фронтах, но и в тылу противника. Буржуазия может не сомневаться, что многочисленные друзья рабочего класса СССР в Европе и Азии постараются ударить в тыл своим угнетателям... И пусть не пеняют на нас господа буржуа, если на другой день после такой войны они недосчитаются некоторых близких им правительств».

Это были не просто слова -- еще 15 июля 1929 года Политбюро постановило иметь армию, «по численности не уступающую нашим вероятным противникам» (т.е. всему остальному, некоммунистическому, миру), а по «технике быть сильнее по трем решающим видам вооружения, а именно: по воздушному флоту, артиллерии и танкам». И вопреки идеологической легенде о слабости Красной армии, к 1 января 1934 года она имела 7574 танка, больше, чем весь остальной мир, вместе взятый («славная боевая традиция» -- иметь танков больше всего остального мира, сохранялась вплоть до падения СССР в 1991 году). По авиации превзойти весь мир не удалось, но тем не менее годовое производство самолетов в СССР в том же 1934 году -- 4354 штуки, уже превосходило суммарное производство Германии, Англии и Японии.

На следующем, XVIII съезде, проходившем в марте 1939 года, Сталин и вовсе объявил, что вторая мировая война уже началась, хотя до первых залпов оставалось еще полгода.

Собственно говоря, то, что коммунистические вожди называли «пролетарскими революциями», только и случалось во время войн или сразу по их окончании: «Парижская коммуна» -- во время франко-прусской войны; Первая русская революция 1905--1907 годов -- после русско-японской войны; Февральская и Октябрьская революции в России, Ноябрьская, 1918 года, в Германии -- во время первой мировой войны. Для поборников мировой революции войны превратились во что-то вроде универсальной отмычки для освоения новых стран. И чем война длиннее, кровопролитнее, разрушительнее, тем легче казалось устроить новую революцию.

С началом второй мировой советская пропаганда агрессорами и поджигателями войны объявила вовсе не фашистов, а... Англию и Францию. 28 сентября 1939-го, заключив договор о границе и дружбе, закреплявший раздел Польши, Германия и СССР выдвинули «мирные предложения», призвав Англию и Францию прекратить войну. «Если усилия правительств СССР и Германии останутся безуспешными, -- утверждалось в передовой «Правды» от 30 сентября 1939-го, -- то установлен будет факт, что Англия и Франция, их правительства, их господствующие классы несут ответственность за продолжение войны». Через месяц товарищ Молотов показал себя недюжинным плюралистом, заявив на сессии Верховного Совет СССР: «Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это -- дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за "уничтожение гитлеризма", прикрываемую фальшивым флагом борьбы за "демократию"...»

Cитуация изменилась после разгрома Франции в июне 1940-го. Советское руководство вдруг обнаружило себя один на один с Гитлером. Тональность освещения событий изменилась -- теперь не вспоминали про договор о дружбе, только о ненападении, а войну стали именовать «второй империалистической», подчеркивая, что все ее участники преследуют свои империалистические цели.

Велась активная подготовка к войне, но к какой?

С кем собирался воевать СССР

Одновременно развернулась подготовка к прямому вступлению в войну: товарищ Сталин понял, что мир могут поделить без его участия. 26 июня 1940 года все рабочие проснулись то ли крепостными, то ли мобилизованными -- отныне им запрещалось увольняться с работы по своему желанию, их могли переводить куда угодно по стране в интересах наркоматов (министерств). За опоздания или прогулы устанавливалась уголовная ответственность. В этот же день вышло распоряжение о строительстве укрепрайонов вдоль линии новой западной границы.

В июле--августе 1940-го сформировано разом 20 стрелковых, 5 моторизованных, 18 танковых дивизий. Резко возросла милитаризация промышленности, в конце года повышены цены на продукты и промтовары, удвоилась оплата жилья, введена плата за обучение в старших классах школы и в вузах.

С января пропагандистские журналы начали печатать статьи на тему войн справедливых и несправедливых. Слепленные разными авторами, но из одного и того же набора цитат и постулатов, они разъясняли: «Политическое содержание войны, ее характер определяются не тем, на чьей территории ведется война или «кто войну начал». Несправедливую войну ведет тот, кто защищает контрреволюцию...» («Большевик», №1, 1941 год). Внутренние документы агитпропа ЦК били тревогу: «...люди, не понимая основ советской внешней политики, хотят мира во что бы то ни стало... многие пропагандисты и органы печати исходят из упрощенного тезиса о том, что мы сильны, капиталисты побоятся на нас напасть, сами же мы нападать ни на кого не собираемся» (РГАСПИ, ф. 17. оп. 127, д. 28 лл. 1--2).

В общем, что СССР ведут прямиком на войну, по крайней мере для высшего и среднего звена было предельно ясно. Но с кем воевать: с «поджигателем» войны -- Англией или с предыдущим врагом -- Германией? Но о ней в отличие от Англии в тогдашних газетах не было ни единого худого слова. А еще, после «освободительных походов» в Польшу, Прибалтику и Финляндию, оставались «неокученными» южные соседи СССР. И действительно, оперативный план Генштаба от 11 марта 1941 года, самый детальный из предвоенных планов, предполагал войну в том числе против Ирана, Афганистана, Турции. И оперативные игры штабов прошли в начале 1941-го на тему войны не только с Германией, но и с азиатскими соседями.

В такой обстановке товарищу Сталину нужно было только кивнуть в нужную сторону. И он это сделал, заявив о «победимости» Германии.

Что стояло за «решительным поворотом в пропаганде»

На следующем после сталинской речи листе блокнота записано:

«5-V принять Александров [руководитель отдела пропаганды ЦК]

четверг 8-е редакторов 2 часа

Каганович Мехлис в среду по кино

в пятницу вечером в 7 ч по ТАССу»

Действительно 8--9 мая проходило совещание главных редакторов центральных изданий с руководством Главного управления пропаганды ЦК. Уже с 10-го числа все центральные газеты стали ежедневно посвящать один, два, а то и три материала военной подготовке в армии, очеркам о передовых красноармейцах и т.п.

Аппарат политпропаганды ЦК активно заработал над поворотом в пропаганде. 26 мая руководитель Главного управления политпропаганды Красной армии Запорожец направил Александрову «проект раздела о задачах политической пропаганды в Красной армии, вытекающих из выступления т. Сталина 5 мая с.г., для общей директивы, подготавливаемой ЦК ВКП(б)» (РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 10, лл. 53--69). От политорганов требовалось «воспитывать личный состав в воинственном и наступательном духе, в духе неизбежности столкновения Советского Союза с капиталистическим миром и постоянной готовности перейти в сокрушительное наступление». Личному составу РККА следовало разъяснять, что «Советский Союз, защищая свои государственные интересы, опираясь на свою возросшую политическую, экономическую и военную мощь, ведет наступательную внешнюю политику», что «война со стороны СССР будет великой справедливой войной» и что «Красная армия выступит прежде, чем враг посмеет вступить на нашу землю».

В тот же день непосредственно Жданову и Щербакову (секретарь ЦК по идеологии) Запорожец направил проект лекций для красноармейцев в закрытых аудиториях. Почти дословный пересказ речи Сталина 5 мая сопровождался выводом: «Основная цель внешней политики СССР -- своими особыми средствами обеспечить все необходимые предпосылки для победоносного решения вопроса «кто кого» в международном масштабе» (РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 27, лл. 84--120). По свидетельству адмирала Кузнецова в его книге «Накануне», эти лекции читались в войсках, начиная с десятых чисел июня.

В официальной же печати вплоть до 24 июня, когда вышли первые газеты после начала войны, Германия никоим образом не критиковалась. Журнал "Пропагандист Красной армии", к примеру, в последнем довоенном номере вышел с передовой "Повысить качество проверки исполнения", соперничая в беспредметности с классическим «больше внимания разным вопросам».

28 мая Александров направил Жданову проект директивы ЦК «О задачах пропаганды на ближайшее время» (РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 28, лл. 20--39), подготовленный по указанию Жданова. Там использовалась значительная часть проекта директивы, полученной от Запорожца. Но главное -- каждый из упомянутых документов содержал подробнейшее, почти дословное изложение выступления Сталина 5 мая. Правда, не ссылаясь на источник, а излагая положения речи как объективную, всегда существовавшую истину.

4 июня проект директивы о пропаганде в армии рассматривал Главный военный совет (ГВС) с участием Жданова, Маленкова, Тимошенко, Буденного. С учетом сделанных замечаний 9 июня Запорожец посылает новый вариант, в котором критика Германии значительно усилена: «Превращение Германии в поработителя народов, тяжелые экономические условия... крах надежд на «молниеносное» окончание войны и неопределенность ее перспектив порождают недовольство народных масс. Народы оккупированных Германией стран... в германской армии видят насильников и поработителей...носителей режима насилия и террора, реквизиций и голода, виновников всех своих бед и несчастий» (РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 27, лл. 70--83).

Этот вариант должны были рассматривать на ГВС 11 июня, но в итоге рассматривали 20-го, постановив поручить окончательную редакцию Тимошенко, Маленкову, Запорожцу. Примечательно, что 4 июня был составлен план повесток ГВС на месяц вперед, и на 25 июня там значился доклад Управления политпропаганды РККА о «пропаганде среди войск и населения противника».

Для 25 июня 1941 года тема действительно оказалась актуальной, но в гораздо худших обстоятельствах, по сравнению с теми, на которые рассчитывала партийная верхушка.