Об уровне толерантности милиционеров к гражданам и граждан к милиционерам в России рассказывает руководитель российской части международного проекта по этнической толерантности, директор Института социологии Российской академии наук профессор Леокадия ДРОБИЖЕВА.

-- Почему этническая толерантность вообще стала проблемой для российской милиции? Ведь российская милиция выросла из милиции советской, которой полагалось крепить дух пролетарского интернационализма?

-- Один из офицеров милиции, с которыми мы работали во время проекта, сказал: «На работе я не чувствую своей национальности. Но как только выхожу на улицу, сразу чувствую все огромное этническое многообразие страны». Видите ли, милиция вместе со всей страной пережила несколько острейших стрессовых ситуаций, в результате которых этническая идентичность у россиян достигла несравнимого с прежним уровня актуализации. Проще говоря, это означает, что для очень многих людей принадлежность к своему народу стала весьма важной. Это своего рода защитная реакция, и она связана с формированием негативного образа «других», «чужих».

Наибольшее недоверие такие люди испытывают к выходцам с Кавказа, особенно к чеченцам. В меньшей степени -- к азербайджанцам, армянам и грузинам. По отношению к ним некоторые люди испытывают раздражение, страх. Уровень страха и недоверия к чеченцам в обществе достигает более 50%. При том, что недоверие к евреям остается на уровне 12--15%, хотя именно отношение к евреям всегда было лакмусовой бумажкой нетерпимости. У социологов даже появилась грустная шутка о том, что кавказцы спасли евреев.

Вторая ситуация, стимулирующая этнический негативизм, -- высокий приток мигрантов: Россия в тройке европейских стран с самым высоким уровнем миграционного притока. Раньше мигранты селились дисперсно, но сейчас прибывающие часто просто не знают хорошо русского языка, поэтому жить и работать им приходится вместе, из-за этого их этническая принадлежность становится для всех заметной, фокусируется.

Третье обстоятельство -- это терроризм. Хотя официальные власти постоянно подчеркивают, что терроризм не имеет этнического лица, страхи людей концентрируются на совершенно определенных этнических группах. И фронтир всей этой напряженности проходит через МВД, ведь в МВД передана и миграционная служба, регистрация приезжающих и поддержание порядка на улицах. Сотрудникам правоохранительных органов приходится непосредственно работать с людьми разных национальностей.

-- Как они работают с людьми, к сожалению, известно. Вы действительно считаете, что критика действий милиции со стороны СМИ может негативно влиять на качество милицейской работы?

-- Это одна из наших важных задач -- развеять некоторые мифы о милиции. Понимаете, если ты человека хвалишь, он старается держаться этого положительного образа. А если все говорят про него плохо, он думает: «Все равно у всех обо мне плохое мнение, как бы я ни поступил». И он говорит: «Я плохой». Он уже не ставит перед собой задачу быть лучше. Мы провели целую серию интервью с офицерами среднего и высшего звена и выяснили: они сами прекрасно понимают, что своим некорректным поведением сотрудники ухудшают отношение к милиции. И они -- профессионалы -- понимают, в чем причина. Главная проблема -- это набор сотрудников в органы внутренних дел. Те, кто сейчас идет в милицию, -- это далеко не лучший состав. У них вся мотивация работы отличается от тех, кто приходил туда раньше. У более старших сотрудников сохраняются прежние ценности, многие из них считают, что служат обществу и стране. И они сами говорят, что транслировать эти ценности тем, кого набирают сейчас, не получается.

Приходят люди с недостаточным образованием, ориентированные главным образом на то, чтобы получить сейчас выгоду. Это происходит потому, что милиционерам плохо платят, у их работы нет престижа. Этот негативный образ уже создан. А зачем человек будет хорошо делать работу, о которой всем известно, что она плохая? Эту ситуацию, этот имидж очень важно изменить.

Но под такие изменения обязательно надо подвести экономическую основу. Мы были в ужасе, когда нас познакомили с условиями, в которых работают отделения на местах, младший командный состав, те, кто непосредственно выходит на патрулирование. Там неприглядные помещения, нет техники, порой даже мебели, а форма изношена или не по плечу. Если парню выдают форму, которая на два размера больше, неудобная или поношенная, о каком престиже можно говорить? Раньше, слушая новости о повышении бюджета силовых ведомств, мы испытывали раздражение. Теперь очень хотелось бы надеяться, что эти средства дойдут до самого нижнего звена.

-- Ваш проект был ориентирован только на высший и средний командный состав? Но ведь основные проблемы возникают как раз на уровне патрульного.

-- Это часть большого российско-канадского проекта по этнической толерантности, ориентированного на работников государственных органов, которые профессионально общаются с разноэтническим населением. Мы работали в основном с высшим и средним командным составом. Когда мы готовили этот проект, не только познакомились с канадской литературой, но и были в Канаде. Мы приехали в город Гамильтон, это недалеко от Торонто, для того, чтобы на каком-то обозримом примере посмотреть на работу полиции. Сначала мы тоже думали, что надо начать с младшего и сержантского состава, но именно на канадском примере мы увидели, что это не дает эффективного результата. Ведь они тоже сталкивались с похожими проблемами. Ведь Канада, как и наше государство, -- федерация, и там существуют достаточно сложные взаимоотношения между аборигенами и неаборигенами, между франкоканадцами и англоканадцами, между местными жителями и новыми иммигрантами. Но в 1971 году правительство Канады провозгласило политику мультикультурализма, и с тех пор им удалось сделать то, чему нам пока предстоит учиться.

Так вот, их опыт показывает, что начинать работу целесообразно с командного состава. Любая полиция в мире -- это жесткая, вертикально организованная структура, в которой люди призваны выполнять закон и распоряжения начальника. И если подчиненный видит, что начальник требует, задержав чеченца или кабардинца, обращаться с ним вежливо, а еще лучше -- сам подает пример такого обращения, то и подчиненный будет так делать. А кроме того, у нас было слишком мало специалистов, чтобы работать с младшим офицерским и сержантским составом. Мы рассчитываем, что офицеры, которые получили от нас информацию, будут транслировать свои знания на низший уровень.

-- Со сколькими офицерами вам удалось поработать?

-- В общей сложности это примерно около ста человек в Москве и Казани -- тех, кто был на наших «круглых столах». Читались лекции для курсантов учебных заведений МВД, часть переданной нами информации теперь включена в программу постоянных лекционных и семинарских курсов, которые им читаются. Мы проводили интервью с представителями командного звена -- с теми, кто руководит и работает с сотрудниками милиции в районных отделениях. Нами подготовлена специальная тренинговая хрестоматия с конкретными примерами из профессиональной жизни и анализом, как кто себя вел в той или иной ситуации. Как вели себя сотрудники, как вел себя человек, которого остановили. Это пособие для государственных служащих, имеющих контакты с людьми разных национальностей. Понимаете, мы, как ученые, не можем ловить человека за руку и говорить, что он ведет себя некорректно. Мы можем только подготовить его к тому, чтобы он вел себя корректно.

-- Но сто человек -- это же очень мало...

-- Разумеется. Но мы надеемся на продолжение. Проект формирования толерантности только начался с программы, поддержанной Горбачев-фондом, но в последние три года такой проект реализуется нами через федеральную целевую программу формирования толерантности, которая была одобрена при поддержке президента правительством Российской Федерации. Если эта программа останется, мы будем продолжать работу дальше.

-- Вы сами видите какие-то наглядные результаты?

-- Да, конечно. Офицеры, которые участвовали в проекте, положительно отзываются о нем, считают его нужным им, полезным. Кроме того, меняется и общая картина. В Москве за последние полгода-год изменилась ситуация. Когда мы два года назад проводили первую волну наблюдений и отслеживали в метро, как останавливают пассажиров для так называемой выборочной проверки документов, как общаются между собой милиционеры и те, кого они останавливали, картина действительно была малоутешительная. Но когда через два года мы проводили те же наблюдения, то увидели, что многое изменилось. Во-первых, самих этих остановок для проверки стало гораздо меньше, во-вторых, манера общения стала другой, и в-третьих, сами милиционеры, когда проводят задержание или останавливают кого-то, внимательно смотрят, как реагирует публика. Осуждают ли их действия или, наоборот, принимают. Важно, что сами москвичи стали реагировать на то, что раньше считали не своим делом.

-- Значит ли это, что имидж милиции улучшается?

-- Это не так быстро происходит. Но это улучшение бесспорно очень важная задача. Не только для самой милиции, но и для общества. Создать их позитивный образ очень важно. Вы сами помните: к участковому Анискину невольно проникаешься симпатией. Это свой человек, он выстраивает доверительные отношения, помогает людям. Именно это и должно быть закономерностью. Конечно, есть и будут безобразные случаи. Но они должны быть именно явлением, выходящим из ряда вон. И так их нужно квалифицировать в СМИ. Но чтобы это действительно было так, нужна материально-техническая основа.

-- Но пока закономерностью остается все же совсем другое -- об этом знает любой человек, хоть раз приходивший в отделение милиции, независимо от сути вопроса и от этнической принадлежности. А уж про положение представителей этнических меньшинств даже говорить не приходится -- бесконечные истории в различных вариантах, от дактилоскопирования студентов, приезжающих из Чечни и Ингушетии, до подбрасывания стволов и наркотиков, у всех на слуху.

-- Да, конечно, главная дискриминация происходит совсем не тогда, когда человека останавливают в метро для проверки документов. Это может происходить и в отделении, и при регистрации. Особенно много проблем возникает, когда людей задерживают по ложному основанию. Но я разговаривала с такими людьми. Я должна сказать, что со своей стороны они тоже вполне могут влиять на ситуацию. Ко мне приходила одна гречанка, которая пишет диссертацию в нашем институте. Ее все время останавливали на предмет проверки паспорта. Я сказала ей: прежде всего веди себя правильно. Не чувствуй себя испуганной. Одевайся так, как одеваются все. Это стародавнее правило: «В Риме веди себя как римлянин». И знаете, через неделю эта гречанка ко мне пришла и рассказала, что все изменилось. Она нашла выход за неделю: «Я иду и улыбаюсь, и никто ни о чем меня не спрашивает».