Две выставки открылись в Москве одна за другой -- персональная Олега Васильева и группы «Коллективные действия». Выставки разного формата -- Васильев в Государственной Третьяковской галерее, «КД» -- в частной галерее «Е.К.Артбюро». И вообще они очень разные. Выставка в Третьяковке по преимуществу изобразительная -- живопись, рисунки, а на выставке «КД» изображения почти отсутствуют. Но все-таки говорить о них вместе можно не только потому, что они проходят в одно и то же время. И Олег Васильев, и «КД» (А. Монастырский, Н. Алексеев, С. Ромашко, Н. Панитков, Е. Елагина, И. Макаревич и др.) принадлежат к одному кругу московского концептуализма, хотя и к разным его поколениям. Олег Васильев начал работать в шестидесятые, художники группы «КД» первый свой перформанс устроили в 1976 году.

Выставка Васильева персональная, и не потому только, что все представленные на ней работы исполнены персонально самим автором. Она персональна и даже персоналистична, можно сказать, по идеологии своей -- настолько все изображенное и высказанное художником пропущено через его личный опыт, пережито и выстрадано «наедине с самим собой». Но удивительным образом это «наедине» происходило в то же самое время в компании, безусловно теплой, таких же, как он, персоналистов -- художников Ильи Кабакова и Эрика Булатова, поэта Всеволода Некрасова и других. И это видно в работах, в которых при всей индивидуальности и неповторимости васильевской живописи угадываются и влияние друзей, и прямые цитаты, портреты, тексты. Кстати, к «КД» тоже применим оксюморон -- коллектив индивидуалистов.

Выставка Васильева называется «Память, говори», и художник действительно достигает какой-то невероятной степени приближения к этому удивительному феномену, предельно индивидуальному и в то же самое время общему для всех, для каждого чувствующего существа, всех объединяющей памяти. В ход идут все мыслимые и немыслимые прямо-таки магические средства (искусство -- это же магия!). Тут и конструирование поверхности холста, и магия черного и белого, магия светлых мазков, вырывающих припоминаемые образы и идеи из черной бездны беспамятства. Все так же остро, пожалуй, как в «Земляничной поляне» Бергмана.

Нет гарантии, что сравнение так уж корректно, но невозможно удержаться. Так же, как среди множества мотивов васильевского анамнезиса невозможно не выделить один мотив -- завтрак на траве. Так называется картина, на которой он изобразил себя с друзьями во время одного из их регулярных походов на природу. Но рядом представлены работы, посвященные другому завтраку, а именно незаконченной картине Клода Моне. Возникают ассоциации и со скандальным «Завтраком на траве» Эдуарда Мане. Включается коллективная культурная память.

Художник провоцирует воспоминание о том, «с чего все началось». И тут же графика, в которой сталкиваются «Черный квадрат» Малевича и его же менее известный полушутливый, еще фигуративный рисунок, на котором какой-то галантный пикничок, дамы в кринолинах сидят у скатерти, какой-то джентльмен в белом фраке писает в сторонке. И всех их Васильев то ли вырывает из черного квадрата, то ли черный квадрат их поглощает. Тут же стихотворение Всеволода Некрасова про все и ничто. Еще один завтрак на лоне природы...

Группа «Коллективные действия» тоже занималась своего рода магией. Но это уже совсем не магия картины или образа. Начиная со второй половины 70-х годов и практически по сей день группа художников-единомышленников отправлялась, как правило, в леса и поля, где занималась практикой расширения сознания. Звучит странно, но все художественные акции, в которых специально приглашенные зрители неизбежно становились участниками, предельно детально продумывались, заранее или в ходе самих акций создавались объекты, велась фотографическая, видео- и текстовая документация. Что очень важно, акция не заканчивалась после своего завершения -- она продолжалась в виде обсуждения, обмена субъективными воспоминаниями, из которых реконструировалась общая память, хотя никто в отдельности не был свидетелем всего события в целом. Все знают, что что-то было, но что это было на самом деле, никто никогда окончательно не сможет сказать, как ни расширяй сознание, как ни вспоминай. И лишь немые свидетели, художественные объекты, фотографии, документы, представленные в галерее «Е.К.Артбюро», то ли насмехаются, то ли сочувствуют своим создателям.

На следующий день хозяйка галереи Елена Куприна даже организовала очередную поездку за город. Но, впрочем, это была не акция, а выставка под открытым небом, на поляне в лесу рядом с ее дачей. Вплетенные в повешенную на кронах деревьев над поляной сетку двуглавые орлы Андрея Филиппова парили и растворялись в небе над соснами, а бесчисленные матрешки Сергея Ануфриева с выжженными на них картинками из личных и общих историй (одну украшал все тот же черный квадрат) стояли кругами на траве, уменьшаясь к центру, превращаясь в маленькие грибочки и как бы закапываясь в землю.

В обоих проектах не только обостренная память или прорыв к сверхсознанию, но и нормальная ностальгия. Искусству вообще ностальгия вполне даже свойственна. Ностальгия по детству, по первоначалу, по чистому воздуху, по траве, по первогармонии, по идеальному завтраку. Такое, то уходящее в никуда, то вырывающееся из ниоткуда искусство, собственно, и действует как глоток чистого воздуха, как противоядие от рейтингов, от параноидальной озабоченности мейнстримами и маргинальностями.