Неожиданности поджидают посетителя уже на пороге. На этой выставке, посвященной 90-летию начала первой мировой войны, у архивного зала новая для него входная реклама. Столь удачная, что провоцирует на отдельные размышления, предвосхищающие впечатления от собственно экспозиции. Символом выставки выбрана фотография солдат, обреченно сидящих в извилистой, уходящей вдаль траншее, снятой под таким углом, что к середине кадра она сужается, края земляной щели сходятся, уводя взгляд в толщу земли, в тупик, в дурную бесконечность. Эта фотография помещена на баннерах на лестнице при подходе к залу. А вот на площадке перед самим залом вместо привычных стендов водружена панель из девяти мониторов, на которых идет непрерывное слайд-шоу фотографий той войны. В первый момент это режет глаз как стилевой анахронизм, присутствие новейших технологий кажется неуместным. Потом думаешь: вот мы воспринимаем первую мировую как "давно прошедшее", как истинный конец, крах века девятнадцатого, эпохи доиндустриальной, дототалитарной и прочее. Но война же была и началом того, что стало символом в веке двадцатом: именно на ней появились пулеметы, противогазы, танки и самолеты, фотография и кинохроника. Да и зрительно первая мировая ассоциируется именно с массой фотокадров. Идея слайд-шоу вбирает в себя и этот изобразительный ряд, и собирательный образ начавшейся техногенной эры.

Выставка, естественно, состоит главным образом из документов и фотографий. Там есть что долго и детально рассматривать, читая документы и обстоятельные пояснения на этикетках: от первых поспешных донесений русских дипломатов о сараевском убийстве до собственноручной приписки Николая II на манифесте о принятии на себя обязанностей главнокомандующего. Фотографии: позиции, окопы, идущие в наступление части, горы трупов после газовой атаки; вот командующий артиллерийской бригадой с биноклем слезает с дерева, где у него наблюдательный пост; вот бравый офицер, лихо примастившись на краю окопа, корректирует огонь; солдаты на полянке танцуют с сестрами милосердия; генералы в автомобилях, за рабочим столом, за едой; молодцеватая юная женщина в гимнастерке и папахе, щеголяющая выправкой и перевязкой на культе руки и дающая показания о безжалостном обращении с нею в немецком плену. Предметный ряд: каски, погоны, котелки, гимнастерки-мундиры. Отдельная витрина с орденами. Неожиданно яркая живопись на батальные темы из собрания Исторического музея, опровергающая представления о монотонном сером тоне первой мировой войны.

Противогаз без хобота-шланга, с крепящейся к маске довольно большой прямоугольной (а не круглой, как мы привыкли) коробкой. Резина маски какая-то очень уж тонкая -- но, может, от времени съежилась? Бомбомет и французский пулемет системы Гочкиса на треноге. Не сомневаюсь, что это было весьма убийственное оружие, но вид у него какой-то... кустарный. По сравнению с техникой следующей войны эта выглядит недоделанной, незаконченной, неумелой, нестильной, извините за выражение. Да и сама первая мировая оказалась лишь первым приступом, репетицией второй, у которой уже были и большой стиль, и внятный результат в виде победителей и побежденных.

Первый зал выставки густо насыщен экспонатами, далее они редеют. Подозреваю, что устроители неверно оценили возможности выставочной площади, но из этого родилось интереснейшее пространственное распределение. Если в первом зале, где речь о начале и разгаре войны, на зрителя обрушивается каскад событий, лиц, обстоятельств, во втором темп замедляется на материалах о госпиталях и военнопленных, то в третьем зале рассказ о войне спотыкается на революции. "Всякого рода оружие, как то винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее, должно находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам, даже по их требованиям". Это из знаменитого Приказа №1 Петроградского совета от 1 марта 1917 года о создании солдатских комитетов. Какая уж тут война. (Кстати, поразительный экспонат: красная с черной каймой нарукавная лента комитета по формированию революционных батальонов, принадлежавшая не кому-нибудь, а генералу Брусилову.) Конец третьего зала зияет пустотой большого экрана, на котором время от времени демонстрируется документальный фильм. Пустая стена, тупик. Выставка иссякает. Война то ли иссякла, то ли рассосалась, забыла закончиться, или ее забыли закончить -- а потом и просто забыли.

Пронзительная мысль посещает, когда рассматриваешь портреты героев первой мировой войны (а их целая стена). Ведь когда-то имя каждого из них было на устах у всей России. О них писали, их превозносили, ими восхищались. Сейчас их имена ни о чем не говорят (за исключением разве что летчика Нестерова да нескольких генералов, известных более по событиям войны уже Гражданской). Какие подвиги они совершили? Какие чудеса мужества и доблести явили?

Кровь ушла в землю, в окопную глину, бесследно и бессмысленно: ни победы, ни поражения, ни славы, ни памяти.