История Первого Всесоюзного съезда советских писателей началась задолго до того, как появление на трибуне А.М. Горького было встречено дружной овацией делегатов и гостей. К 17 августа 1934 года каких-либо независимых литераторских содружеств в стране уже не существовало (постановлением «О перестройке литературно-художественных организаций» ЦК ВКП (б) осчастливил мастеров культуры 23 апреля 1932 года), оргкомитет будущего союза, коему надлежало «объединить всех писателей, поддерживающих платформу советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве», потрудился на славу, а лозунг «социалистического реализма» сиял уже больше трех месяцев -- соответствующая установочная статья Александра Фадеева и партийного «философа» Павла Юдина появилась в «Правде» 8 мая. Волей партии, то есть Сталина, союз был уже создан.

Как именно союз создавался, какие планы вынашивали в течение полутора прошедших после постановления ЦК лет разные политические игроки (как литераторы, так и партийные начальники), какими способами увязывались и согласовывались их достаточно противоречивые интересы, в чем преуспел и что проиграл Горький -- сюжеты, безусловно, любопытные и поучительные. Тоталитаризм вовсе не исключает, но подразумевает напряженную подковерную борьбу придворных группировок, всегда дающую обильный материал не только своекорыстным мифотворцам, но и серьезным историкам. Прихотливый процесс коллективизации отечественных писателей отразился как в «благоухающих» легендах («сталинских», «оттепельных», «застойных», «перестроечных»), так и в дотошных научных трудах, даже для сжатого реферирования которых потребны отнюдь не газетные объемы. Сколь бы, однако, ни был увлекателен этот самый процесс (специфически преломленное отражение процесса общеполитического), куда важнее сказать о его результате. Уже достигнутом к августу 1934 года и вполне актуальном (продолжающем сказываться на состоянии литературы и литераторского сообщества) в августе года 2004-го. Несмотря на формальный распад СП СССР, превратившегося в начале 90-х в хаотичный конгломерат враждующих (или пытающихся игнорировать друг друга) литераторских организаций.

Союз сложился до Первого съезда -- само согласие многочисленных литераторов принять участие в этом мероприятии, войти в это сообщество было великой победой правящей страной банды и ее главаря. Потому что союз -- это коллективная ответственность и солидарность. Список делегатов Первого съезда с решающим голосом открывает Халид Абуков (1900--1937), а закрывает Паоло Яшвили (1895--1937). Кажется, совпадение дат их смертей в комментарии не нуждается. Шамсуддин Айсаханов, Мамед Алекберли, Иоганн Альтман, Абдулла Амантеев, Богаутдин Астемиров -- это репрессированные с фамилиями на «А». Сказать «Б»? Пожалуйста. Исаак Бабель, Виктор Бабушкин, Виктор Багров, Саид Бадухов, Аксель Бакунц, Шандор Барта... Остановимся. Мы еще не закончили с «Б», а впереди почти три десятка литер. Мандельштама в этом ряду не будет -- он не делегат, он в воронежской ссылке. И Клюева не будет -- он в ссылке томской. И Клычкова не будет. И еще много кого из убитых советской властью тоже не будет -- в расход отправляли, не интересуясь былыми делегатскими мандатами.

Не о советской власти речь идет -- она свое дело делала, изничтожая далеко не одних только писателей. И не о том разговор, что у кого-то из репрессированных руки по локоть в крови были, кто-то пострадал безвинно, а кто-то -- потому что стремился сберечь человеческое достоинство и верность писательскому назначению. И не о том, что члены СП молча сносили аресты и казни своих коллег, -- не нам судить тех, кто заблуждался и мучился в те страшные годы. И даже не о том, что Фадеев визировал арестные списки, Ставский просил НКВД разобраться с отбывшим ссылку Мандельштамом (наверно, и без его ходатайства разобрались бы -- но жест характерный), а в травле Пастернака (в итоге его убившей) братья-литераторы бежали впереди партийного паровоза. Важен сам принцип общей повязанности, «солидарности», вывернутой наизнанку, -- этого добивался и добился Сталин, формируя литературный колхоз и одаривая тружеников пера впечатляющими привилегиями. Да, были писатели, что в самые страшные годы дерзали призывать власть к милости (просили за узников), а во времена более «вегетарианские» составляли письма протеста (или даже выходили из обеспечивающего весомыми благами сообщества). Но их благородные поступки не могли поколебать структуры -- союз оставался союзом, а его члены (вне зависимости от меры их дарований и личных устремлений) прикармливаемыми работниками правящей партии.

Это не значит, что среди членов союза не было хороших и даже великих писателей, -- разумеется, были. Лишь тот, кто обладает абсолютной эстетической глухотой (или ее умело имитирует, дабы завоевать собственное место под солнцем), сможет бесстрашно (нагло и глупо) вычеркнуть целую эпоху развития русской литературы. Дар есть дар, и он дорогу находит (если, конечно, художника не убьют). Это не значит, что советчина благоприятствовала расцвету серости, -- то есть она-то благоприятствовала, но, к сожалению, серость и в нормальных общественных системах умеет пробиваться наверх: бездарей всегда больше, чем талантов. Это значит совсем другое: создав Союз писателей (и сходные структуры для других деятелей искусства), повязав его членов круговой порукой, приохотив их к государственному покровительству, выстроив в очередь за пайками, путевками, дефицитными товарами, дачами в Перелыгине («и столовая дубом обшита»), столиками в ЦДЛ, билетами на закрытые просмотры, а главное -- изданиями, тиражами, гонорарами, советская власть надолго (если не навсегда) дискредитировала, во-первых, самодостаточность художника, а во-вторых, идею творческого братства. Насколько затронула эта дискредитация саму литературу -- вопрос сложный. Ответить однозначно отрицательно я не рискну. Если на протяжении долгих советских лет подспудно продолжали жить традиции великой русской литературы, то и «традиции» СП СССР за десятилетие выветриться не могли. И несущиеся со всех сторон ностальгические воздыхания по былому «единству» -- лучшее тому подтверждение.

А ведь действительно, как славно жилось всего каких-то двадцать лет назад, в год славного пятидесятилетия СП! Каждая мало-мальски пристойная публикация отзывалась острой дискуссией в творческой среде и широких трудящихся массах. Встречи с читателями проходили, семинары, декады. Молодые кадры росли, ветераны делились с ними опытом. Каждая среда -- светлый праздничек: «Литературка» пришла! Конечно, не все тогда сказать можно было -- но ведь говорили! Не в лоб, а с намеком. То есть художественно. И социально значимо -- недаром таким уважением пользовались в стране настоящие писатели. (Опускаем список, в котором ритмично чередуются секретари СП и дозволенные вольнодумцы.) И многотысячные тиражи мигом расхватывались. И не было такого засилья пошлости и коммерции. И такой взаимной отчужденности. И к юбилею СП давали его маститым корифеям звезды «гертруд», а прочим достойным литераторам -- твердо выдерживая группировочный баланс -- ордена разных достоинств. Теперь не дождешься...

Почему же не дождемся? Партия власти, контролирующая парламент, у нас есть. Портреты президента на каждом углу продаются. Спортсмены жвачку жуют под гимн Михалкова--Александрова. Государственные премии вновь обрели «ленинский» статус. Семьдесят лет -- дата не вполне круглая, а вот 75-летний юбилей СП СССР можно встретить вполне достойно. Литераторов объединить, руководящие органы избрать, квоты для издания подлинно ценных книг выделить, перелыгинские дачи перераспределить, а в ресторане ЦДЛ ввести скидки для обладателей членских билетов. Ну и от раздачи комплекта орденов греха не случится. Все достижимо -- стоит только захотеть. Охотников предостаточно.