«Зло -- плохой стилист», -- заметил Иосиф Бродский. То, что произошло и происходит с древнейшим московским районом Зарядье, подтверждает истину афоризма. Веселый, яркий и живой район за торговыми рядами Китай-города (отсюда название -- Зарядье) до революции ассоциировался с духом старой Москвы. В месте, где сходились стены Китай-города, у берега Москвы-реки размещались бесчисленные лавочки, принадлежавшие и русским, и евреям, и армянам, и персам. Церкви, особнячки, разноязыкий гомон, ароматы съестных лавочек, Грибной рынок... Все это было вкусно и стильно. Первый раз безжалостно взорвано в 1935 году согласно сталинскому Генеральному плану Москвы. Живописные переулки, маленькие площади уступили место мертвому плацу для потоков демонстрантов и предполагающейся стройке гигантского здания Народного комиссариата тяжелой промышленности (Наркомтяжпрома), размерами затмившего бы все кремлевские сооружения. Но «штаб социалистической индустрии» построен не был, и спустя время в опустошенном Зарядье решили возвести «второй дом Совнаркома», правительства. Проект вписывался в юбилейную (к 800-летию Москвы) программу 1947 года по украшению столицы новыми высотными доминантами. Ставшие теперь достоянием истории «сталинские высотки» обязаны были дать Москве новый, адекватный великому городу победившего социализма силуэт. Ключевую роль в строительстве высоток занимали два вождя советской архитектуры. Идея принадлежала автору Дворца Советов Борису Иофану. Воплощал ее в жизнь тогдашний главный архитектор Москвы Дмитрий Чечулин. Он сам спроектировал два высотных здания, которые, будь исполнено так, как хотел архитектор, могли бы перемигиваться друг с другом на новой панораме берега Москвы-реки. Построен был дом на Котельнической набережной. Дом правительства в Зарядье возвести не удалось, А ведь по замыслу этот дом своим масштабом и амбициями должен был «поставить на место» все существующие семь высоток, от Университета Руднева до МИДа Гельфрейха и Минкуса. "Могучий столп 32-этажного здания поднимет на высоту 275 метров золоченый государственный герб СССР и обозначит в силуэте столицы центр государственного управления великой страной". Мегаломанский проект Чечулина был удостоен Сталинской премии первой степени. По словам историка Москвы Льва Колодного, герб столпа на сто метров превышал звезду дома в Котельниках. Однако смерть Сталина помешала реализации грандиозного замысла. Удалось лишь выкопать котлован и заложить фундамент с грандиозным министерским бомбоубежищем.

Никита Хрущев декоративные излишества люто ненавидел. И вместо острошпилевых замков генералов сталинской архитектуры обязал строить дома в пуританском стиле советского модернизма. Чечулину пришлось переквалифицироваться в наследника не классики, но конструктивизма. И гостиница «Россия», которую запланировали на месте восьмой высотки, а впоследствии называли самым большим отелем Европы, в которой 6 тыс. мест по числу сидений для делегатов во Дворце съездов, явилась экзаменом на эту переквалификацию.

Первоначальный чечулинский вариант супергостиницы был опубликован в 1960 году. Согласно советским апокрифам, Хрущев не удовлетворился низкой высотой здания и рекомендовал Чечулину сделать ее повыше, такой, чтобы последние надежды на мало-мальскую согласованность и диалог «России» с остатками древней застройки Китай-города, кремлевским ансамблем испарились сами собой. Чечулин сделал, как было велено: чтоб повыше, чтоб разместить все 6 тыс. делегатов партийных съездов. В итоге к 1969 году (генсеком тогда был уже Брежнев) получился ансамбль с четырьмя двенадцатиэтажными корпусами и центральным двадцатидвухэтажным. Выстроен он на фундаментах несостоявшейся высотки, а потому безмерно вытянут и широк. Министерское бомбоубежище стало залами кинотеатра «Зарядье».

На самом деле архитектура гостиницы «Россия» -- свидетельство личной драмы талантливого человека. Это свидетельство профессионального поражения мастера, пытавшегося вписаться в систему, по определению существующую за счет нарушения принятых правил игры, норм поведения, стиля и вкуса. Даже в качестве экзистенциальной трагедии человека, обманутого системой, гостиница «Россия» достойна сохранения. Ведь ее снос -- тот же беспринципный произвол, тот же безнадежный в стилистическом плане жест, что являлся нормой в тоталитарном государстве.