Вчера политсовет «Единой России» решал, кого поддерживать на досрочных выборах президента Чечни 29 августа. Нет сомнений, что партия власти будет поддерживать фаворита Кремля -- министра внутренних дел республики Алу Алханова. В Чечне «Единая Россия» ассоциируется с семьей Ямадаевых -- могущественным кланом, который уже несколько лет фактически контролирует Гудермес. В первую войну братья Ямадаевы воевали против федералов, получая высокие ичкерийские звания и награды. Во вторую чеченскую они вступили на стороне России. Один из них, Джабраил, в прошлом году погиб в результате взрыва ваххабитской бомбы и посмертно получил Звезду Героя. Другой -- Сулим -- командует батальоном чеченского спецназа «Восток», который считается элитой федеральной группировки и делает значительную долю ее работы в горах. Халед тоже успел поработать с российскими военными в качестве заместителя коменданта республики, но потом решил попробовать себя на партийной ниве и стал первым заместителем секретаря республиканского политсовета единороссов. Вчера, перед началом заседания политсовета, депутат Госдумы России Халед ЯМАДАЕВ ответил на вопросы корреспондента «Времени новостей» Ивана СУХОВА.

-- Почему вы так и не выдвинули свою собственную кандидатуру на пост президента Чечни?

-- Пока надо учиться. Там человек должен обладать не только силовыми знаниями. Надо одновременно разбираться и в экономике. Там же все заново создавать надо. Хотя за меня лично было собрано 127 тысяч подписей.

-- Больше, чем за г-на Алханова?

-- Больше, чем за любого. Сначала партийцы прислали 27 тысяч подписей, потом общественность собрала еще 100 тысяч. Но я отказался. Подумал, собрал своих основных сторонников -- самый актив -- и им объяснил: да, есть возможность, да, партия сильная, процентов на 90 есть шанс выиграть выборы. Но дальше что? Дальше же надо работать. Я сказал: «Чтобы потом не жалеть, давайте пока мы кого-нибудь из них, приемлемого, поддержим». Еще я им привел пример: у нас Дудаев погиб, Яндарбиев погиб, Масхадов бегает в лесах, Кадыров погиб. И пятый -- ведь тоже неизвестно, что с ним будет. Такое серьезное положение. Поэтому там человек должен быть очень сильный. Там было 18 кандидатов, сейчас осталось семь. Так вот, я бы на одно президентское кресло посадил всех семерых. И если они справятся, большое им спасибо.

-- Алханов -- подходящий кандидат?

-- Я вам честно скажу, Алханов -- кадровый офицер, он делал нормальную карьеру. Он -- сильнейший. Он -- первый милиционер в Чечне. Можно сказать, генерал. Разговора нет, из тех, кто сейчас баллотируется, я предпочтение отдаю Алханову.

-- Но в окончательный список кандидатов вошли не все, кто хотел.

-- А кто еще там шел?

-- Из звезд чеченской политики -- Малик Сайдуллаев.

-- Ну, во-первых, Малик слишком долго прожил за пределами республики. А второе -- Малик знает прекрасно, что он не пройдет. Я вам даю слово, он специально сделал так, что его бумаги неправильно оформлены. Нужно было бумаги в исправном виде отдать, а Малик этого не сделал. Его действительно убрали по закону. Он только делает вид, что вот, мол, я шел и вот что было бы, если бы я выиграл, но меня убрали... Есть такие политики, которые рвутся к власти, но когда достигнут, ничего не смогут. Но им надо на виду остаться. Мне тоже о нем говорили: вот он хороший бизнесмен, он чеченец, беноевец (принадлежит к самому большому и влиятельному тейпу в Чечне -- беной. -- Ред.). Я говорю: ладно, беноевец, чеченец, бизнес хороший. А где в Чечне хоть одно место рабочее он создал? Что у него в Чечне? Вот, я говорю, значит, он не верит чеченскому народу. Если бы верил, вложил бы деньги, создал бы рабочие места, где-то что-то сделал бы. А то, что они приходят и по килограмму сахара или галоши раздают, -- это же любой делает, и мусульманин, и христианин. Так что никакого у него шанса не было.

-- Сейчас уже ясно, что из семерых шансы есть только у Алханова. Наверно, еще кто-то как-то знает Абдуллу Бугаева...

-- Вы так не говорите. Абдул Бугаев -- это старый, матерый волк. Он работает давно, при Советском Союзе занимал высокие посты, и при Кошмане, и при Кадырове. Это очень узнаваемая личность в Чечне.

-- То есть тоже проверенный пророссийский политик?

-- Вообще-то у нас все -- пророссийские политики. Непророссийские -- они в лесу бегают.

-- С победителем на выборах вроде все ясно. А кто сейчас хозяин в Чечне?

-- Абрамов.

-- А почему тогда Абрамов ездит к Рамзану Кадырову в Центорой, а не Рамзан -- в Грозный?

-- Это его дело. Значит, так ему удобно. Но Абрамов по Конституции -- хозяин Чеченской Республики.

-- Одно дело по Конституции, а другое -- как на самом деле...

-- Как на самом деле -- это только Аллах знает. А по Конституции Абрамов является и.о. президента. Никаких проблем, по-моему, нет. А куда он едет и как -- это его проблемы. Это он лучше знает.

-- А кто все-таки выдвигает Алханова -- федеральный центр или Рамзан Кадыров? Кто придумал Алханова? Откуда сама идея взялась?

-- Я не думаю, что его выдвигает или федеральный центр, или... В день гибели президента Алу Алханов, это все видели, стоял рядом с Кадыровым. Это по телевизору показывали. Потом, он генерал, возглавляет силовую структуру. Наверно, исходя из этого, там сделали вывод, что он будет лучшим.

-- Некоторые наблюдатели считают, что чеченцы не будут голосовать за человека в погонах...

-- Да это ерунда, будут.

-- Вы сейчас говорите от имени партии?

-- Да. У нас в каждом населенном пункте есть партийная ячейка. Для того чтобы проехать Чечню из конца в конец, надо полтора часа. В две секунды можно собрать и духовенство, и партийный актив, дать направление. К тому же Алу Алханов -- это генерал. У нас еще когда даже не было разговора о выборах президента, мы встречались с людьми из администрации президента, я им сказал, мы готовы. Партия настолько сильна, что мы любого можем избрать.

-- Вы хотите сказать, что октябрьская победа Кадырова -- заслуга партии?

-- Кадыров создавал эту партию и стоял с нами с первого дня. Партия и Кадыров -- мы всегда были вместе.

-- А как по-вашему, что такое вообще партия для жителей Чечни? В их глазах это какая-то реставрация КПСС? Или это лично Халед Ямадаев?

-- Нет, нет. Не Ямадаев -- это точно. Но вообще там очень трудное положение сейчас в политическом плане. Там большинство людей думает, что возвращение федеральной власти -- это как будто возвращается КПСС. И они не виноваты, они же не видели ничего другого. Приходится объяснять, что коммунистической партии, коммунистического государства уже нет, уже рыночная экономика, мы уже идем к демократии, созданы совсем другие институты. Но реально можно сказать, что Чечня разделилась на две партии -- «Аль-Каида» и «Единая Россия».

-- Других партий нет?

-- На бумаге они есть, но не работают. Реальных партий две: «Аль-Каида» и мы. Мы потеряли уже 28 человек убитыми с момента основания партии. В августе будет два года с первой конференции. Буквально неделю тому назад убили женщину в Шалях, Хаджиеву Тамару (дочь министра нефтегазовой промышленности в Советском Союзе Саламбека Хаджиева. -- Ред.). Она была председателем исполкома, а в последнее время мы ввели ее в политсовет.

-- А почему ее убили?

-- А почему они убивают имамов, глав администраций?

-- Партийный человек -- это так же важно, как имам или глава администрации?

-- Это еще страшнее. Партийный человек -- это идеолог, это активист, который говорит за народ, говорит за Россию. Это враг номер один у них.

-- До того как вы фактически возглавили чеченскую "Единую Россию", о ней мало что было слышно. Нужен был сильный человек, командир?

-- Раньше Лечи Магомадов (бывший партийный руководитель Чечено-Ингушетии в советское время. -- Ред.) возглавлял «Единство». Потом избрали Клинцевича (Франц Клинцевич -- депутат Госдумы от "Единой России". -- Ред.), меня -- первым замом, и Магомадова тоже сделали замом. Лечи -- очень уважаемый человек. Мы вместе работали. Но понимаешь, у того, кто возглавляет партию, должно быть еще боевое крыло. У партии «Единая Россия» в Чечне есть боевое крыло. И оно тоже много делает против «Аль-Каиды».

-- Вы и есть боевое крыло?

-- Нет, нет. Я человек партийный, без оружия. Боевое крыло -- это два спецбатальона, «Запад» и «Восток». Есть и ребята, которые были с Кадыровым, -- они постоянно были с нами там, где нужна была помощь. Рамзан тоже наш партиец.

-- А с Рамзаном у вас какие отношения?

-- Понимаешь, каждый Чечню видит чуть-чуть по-своему. И имеет на это право. Но мы все едины во мнении, что Чечня -- это Россия. Это нас объединяет. Кадыров много сделал для партии, и его сын тоже помогает, и брат Ахмата, Магомед, тоже член политсовета. Но сейчас мы еще не вышли из шока после гибели президента Ахмата. У нас всех все замыкалось на Кадырова Ахмата. Мы никогда в мыслях даже не допускали, что он погибнет или умрет. Мы до сих пор еще в себя не пришли -- и я, и Рамзан, я думаю, тоже.

-- Сын может хоть в какой-то степени заменить отца?

-- Ахмата никто не заменит. Это все иллюзии, что мы найдем замену Ахмату. Ахмат -- это была машина. Пройдет еще несколько лет, тогда люди поймут, каким он был. Это сильная личность. Мы с ним давно знали друг друга. То, о чем мне надо сутки думать, он мог сразу, в две секунды сказать. Когда мы с ним ездили в 1998 году в Ливию, там были представители 122 стран мира, все духовные лидеры. И он был на голову выше их всех. Такие личности, как Ахмат, бывают на сто лет один раз. Представь: будучи на первой войне муфтием, духовным лидером чеченского сопротивления, перевернуться на 180 градусов -- это же очень много ума надо. Думаешь, он не думал над этим? Он тоже мог отойти в сторону, отдохнуть. Он тоже знал, что рискует жизнью, собой и своей семьей. Но он же не отошел. Он пошел прямо. Он прекрасно знал, как и я знаю, что нас рано или поздно -- сегодня или лет через десять -- не станет. Но это наш путь. Сколько было покушений -- и на Ахмата, и на нас.

-- Если этот выбор настолько опасен, почему вы его делаете?

-- А другого выхода нет. Кто-то должен. Начиная от древних времен Чечня постоянно воевала. И всегда мы проигрывали, всегда сжигали наши села, уничтожали нас. Почему? Да потому, что мы постоянно принимали пришлых людей, сажали себе на шею. Вот он имам или какой-то полководец. Давали ему какой-то титул, и он обогащался, а наш народ гиб. Сейчас это мы хотим изменить. И изменим. Больше Чечня никогда в жизни не будет воевать. Вы знаете, при Советском Союзе чеченцы как жили? Сколько было министров, докторов наук. Сами чеченцы во всех областях занимали высокие посты, даже в преступном мире. И каждый знал: чеченец сказал -- он слово сдержит. А потом как получилось? Вышли самые беспредельщики, всех честных и справедливых отодвинули на задний план и пошли дальше. Головы резали, брали заложников, ничем не брезговали. И они испачкали наше имя. Но мы это все исправим. Я думаю, недалеко то время, когда чеченский народ в России займет свое достойное место.

-- Вы сами долгое время были «на той стороне». Как вам пришла в голову мысль, что надо что-то менять?

-- Вы имеете в виду первую войну? В то время той и этой стороны не было, была одна сторона, наша, чеченская. Был чеченский народ. В 1991-м, 1992-м, 1993 году -- это было самое процветание Чеченской Республики. Все развивалось в правильном направлении. Дудаев ведь никогда не мыслил, что мы проживем вне России. Это старики зачем-то говорили, что они костылями будут самолеты сбивать. А он делал все, чтобы договориться с Ельциным. Но ему не давали. Потом я узнал, кто ему мешал, это Руцкой. Еще в начале первой войны, в Гудермесе, я предлагал Джохару уйти в отставку: в Грозном шли очень тяжелые бои, надо было что-то делать. Но человек, которому Джохар согласился передать полномочия, отказался. Есть такой Муса Дошукаев, он и сейчас работает помощником в чеченском правительстве.

-- И пришлось Дудаеву остаться?

-- Да, пришлось остаться. Таких случаев много было. Я же первый подвел Кадырова к Джохару в 1995 году. Я знал Кадырова, он нашего тейпа. И сказал Джохару -- вот мужественный человек, его надо сделать муфтием. А то наш Алсабеков (муфтий Чечни при Дудаеве. -- Ред.) "газават" кричал на митингах, а потом убежал. И Джохар согласился. Там вообще происходило много интересных вещей. Если нам Бог даст чуть-чуть времени, мы их изложим, я даю слово. Ведь эта война ни чеченскому народу, ни российскому была не нужна. Ни армии -- армия вообще самая честная и справедливая структура в нашем государстве. Войны хотели те тыловые, которые делили Советский Союз. Посмотри, сколько после войны появилось миллионеров. Они, может, и не печатаются в журналах, но состояния у них больше, чем у Ходорковского вместе с Абрамовичем.

-- Почему после первой войны не получилось прочного мира?

-- А это было невозможно. Когда избирали Масхадова -- это был честный выбор. Мы все его поддерживали, потому что у каждого чеченского человека в душе была надежда, что он договорится с Москвой. Но он побоялся Хаттаба, Басаева, других и пошел под них. Хотя и Кадыров, и я -- что мы только ни делали, чтобы он не боялся! Я после первой войны уехал в горы, жил там и ни в какую политику не лез. Но когда я увидел, куда мы идем, я стал говорить людям: уважаемые, если мы сейчас не исправим свое положение, первая война нам покажется цветочками. Ракеты будут падать на наши головы. Потому что начались похищения людей. Все самое грязное, что может быть в человечестве, это все тогда выявилось. Мы ездили в Грозный, созывали большой-большой митинг. Меня пригласили на трибуну, там стояли Масхадов, Кадыров, но им не давали слово сказать, свистели. Исрапилов, Асланбек Маленький, радуевцы, басаевские (полевые командиры, в то время оппозиционные Масхадову. -- Ред.) -- там много народу было. Я вышел и сказал: так, слушайте. Я ни с этими, ни с другими. И такая тишина! И хотя на митинге при старших не принято грязными словами выражаться, пришлось мне. Я им говорю: вы, народ! Поймите! Яндарбиев, Радуев, Басаев -- они козлы, и кто за ними идет -- козлы. И никто слова не сказал! Но у меня тоже там вообще-то люди стояли. Они думали, что я с гор приехал и со мной только три человека. Но у меня были люди в то время. Второй раз мы приехали, я ему лично сказал: Аслан, мы тебя не просим уничтожить Басаева и Хаттаба. Ты просто одно слово скажи народу: что они не с тобой. Все, дальше мы сами разберемся. Но даже этого он не сказал. Так и ходил между струй. Когда они чуть-чуть падают, он их поднимает, когда у нас плохо -- он к нам. И он привел к войне.

-- Сейчас Масхадов с Басаевым в Чечне?

-- Да, они в Чечне.

-- А почему же их до сих пор не удается найти на территории, которую за полтора часа можно проехать на машине из угла в угол?

-- А ты представь: вот ты живешь в пустом четырехэтажном доме, у тебя трехкомнатная квартира, ты один. Больше в доме вроде никого нет. Но в другой квартире живет Масхадов. Как ты можешь узнать? Люди мне тоже все время говорят: как так, Халед, если бы хотели федералы, они давно бы его взяли, такая маленькая республика и так далее. Я им говорю: ладно. Давайте, скажите мне, где он, я вам дам любые деньги. И я сам его возьму, с чеченцами, -- я не беру федералов. Но на этом месте разговор прекращается. А он жил и в Гудермесе, и в Ножай-Юрте...

-- Он что, один живет?

-- Да, один. У него один-два человека, больше он ни с кем. Они вот как делают, представь себе. Он два месяца в комнате пожил, сел в машину, показался на одном базаре, на другом, народ его увидел -- ага, он свободно ходит, я вчера видел его на базаре. И все, он уже опять лег на дно. Но его видели. Или вот эта кассета, что сейчас они показали про Ингушетию. Это же для молодежи, для публики. И для Востока, для «Аль-Каиды»: давайте нам деньги! Сейчас им ведь очень нужны деньги, чтобы сорвать выборы, помешать, где-то взрывы сделать.

-- Но Басаев-то, судя по этой записи, ходит далеко не один? Или в Ингушетии был не Басаев?

-- Басаев. Но ты себе представь: вот завтра они проводят операцию. Он тебе присылает распоряжение: десять человек чтобы было с тобой. Собраться в такое-то время, в таком-то месте. Собрались и пошли: где-то взорвали, где-то убили -- и все опять по норам.

-- Но все-таки выходит, что у «партии «Аль-Каида» есть какая-то популярность?

-- А сегодня и в Москве любой выйдет и соберет толпу. Кто за ним пойдет? Сколько наркоманов, сколько алкоголиков, сколько завистников, тех, кто ларьки грабит... Любой дурак может собрать толпу в любом месте. Ты же видишь, сколько дураков-политиков и сколько у них поклонников.

-- А сколько осталось упертых, тех, кто с Басаевым по убеждениям?

-- Штыков, ты имеешь в виду? Сейчас он нормально наберет человек 200.

-- В Ингушетии явно было больше.

-- Я же говорю: зайди с десятью бойцами в любой город и у тебя сразу будет 100. Не совсем упертых, они просто придут -- кто-то мстить, кто-то воровать... Найдутся. Совсем убежденных, идейно преданных, я думаю, и 200 нет. Я тебе скажу, кто пойдет до конца: Ваха Арсанов, Доку Умаров, Магомед Евлоев, Шамиль Басаев, Аслан Масхадов, ну этот еще, дурной, Ахмад, начальник охраны Масхадова. Их человек 30, непримиримых. Это максимум. И если сейчас Масхадова и Басаева не станет, другие уже не пойдут на их место.

-- Кто в Чечне герой -- Басаев или Кадыров?

-- Я лично считаю, Кадыров. Басаев какой герой? Он заходит в любое мирное село и прекрасно знает, что он подставляет его жителей. Ты себе представь, у тебя в доме твоя семья из десяти человек. Ты же никогда в жизни не будешь куда-то оттуда стрелять, потому что знаешь, что подставляешь свою семью. А если, например, ты знаешь, что из-за тебя твою семью убивают, на их головы может снаряд упасть, ты же сдался бы для их благополучия? Или сам бы застрелился -- но что-то предпринял бы? Вот это все приводит к такой мысли, что они не чеченцы. А Кадыров действительно, я считаю, герой.

-- Вы, как человек военный, как считаете, война сейчас идет или она закончилась?

-- Война закончилась. Давно нет войны. Это не война, это вылазки, коварство. Возьми Ингушетию. Мирная республика. Кто их там ждал? Жили мирной жизнью. А те -- матерые волки. Им нет разницы, в Чечне воевать, в Абхазии, в Афганистане или еще где. Им разницы нет -- лишь бы воевать. Это их хлеб. Как строитель кладет кирпичи -- так они воюют, убивают людей.

-- Раз война закончилась, то вы своих ребят по домам распустили? Говорят, у вас тоже несколько сот штыков...

-- Да нет, откуда. Если только партийцев 27 тыс. человек считать штыками.

-- А сколько штыков в боевом крыле?

-- Я лично считаю, что в нашем боевом крыле -- весь наш народ.

-- И все-таки что сейчас делает ваша бригада? Понятно, что часть сражается в батальоне вашего брата Сулима. А что делают остальные, которые воевали вместе с вами?

-- А мы никогда не воевали. Мы были, как вам сказать, духовные их наставники. А в первую войну, если так считать, 99% воевали. Когда убили Дудаева, во всех селах был траур. Войска стояли, но был траур, и все это видели. Это был весь народ. Мы же не просто кучка сепаратистов были в то время.

-- Все же сейчас Чечня -- что Грозный, что Центорой, что Гудермес -- никак не похожа на мирную республику: оружие и пятнистая форма словно приросли к людям, как вторая кожа. Как их убедить в том, что пора сложить автоматы?

-- Да их убеждать не надо.

-- Они что-то еще умеют делать?

-- Конечно, умеют. Что, много ума надо, чтобы взять в руки лопату вместо автомата?

-- Но с автоматом-то круче ходить, чем с лопатой...

-- Ну круче... Но если мы там создадим рабочие места, если пойдут стройки, как запланировано, если пойдет работа, 99% скинут автоматы. Он прекрасно знает, что с автоматом он ничего хорошего для семьи не сделает. Либо он кого-то должен убивать, либо его убьют. Он с этим автоматом, может, и делает деньги для кого-то, но себе-то он ничего не делает. Он это поймет, пойдет и скажет: нет, друзья. Я нашел себе работу, вот ваш автомат, я иду работать. Вот для этого надо создавать места, спорткомплексы, клубы... А у нас же ничего нету.

-- Но пока основные рабочие места создаются в силовых структурах. Которые все больше подменяют собой федералов. Хорошо ли, по-вашему, что теперь в основном чеченцы разбираются между собой?

-- А я это продвигал два и даже три года тому назад: давайте самим чеченцам дадим разбираться, давайте им доверять. Если бы мы три года назад это сделали, уже давно был бы результат. Надо было сразу, как прошли войска, создавать чеченские милицию и спецподразделения. Но там обязательно должны быть кадровые федеральные специалисты. А так федералы должны уйти в казармы. Чтобы народ видел, что работает наша, чеченская милиция.

-- Насколько это надежные люди -- чеченская милиция? Бывают ли у вас «оборотни в погонах»?

-- Как не бывает? У нас их, наверно, больше, чем по всей России. Республика в самом развращенном виде. Там, с одной стороны, все самое плохое. Но с другой -- все самое хорошее. Две крайности сочетаются. Середины вообще нету.

-- Если чеченцы будут сами разбираться между собой, не получится ли так, что Чечня придет к тому же, против чего Россия выступила в 1999 году?

-- Никогда. У нас 23 марта прошлого года прошел референдум, на котором люди впервые сами добровольно признали, что хотят быть вместе с Россией. Такого раньше никогда, ни в царской России, ни в СССР, не было. Может, не все до конца прочитали Конституцию, но самое главное, что все поняли -- Чечня навеки с Россией.

-- Может ли Чечня действительно быть с Россией после всех жертв?

-- Может. Представь, когда Сталин был, сколько тоже было убито. Сейчас уже бессмысленно об этом говорить. Когда хоть чуть-чуть настанет стабильность, и чеченскому народу, и российскому -- я имею в виду, верхушкам -- надо собраться и сказать: да, были ошибки и с той и с этой стороны. Но чтобы идти дальше, мы должны это оставить. Если мы сейчас начнем копать все плохое, то к хорошему не придем. А жить надо. В Чечне есть обычай мести, но даже если убивают человека, все равно бывает примирение: если ты убьешь убийцу, то убитого все равно не воскресишь. Но я думаю, что 2004 год должен быть переломным. У мусульман 13 лет -- важный срок. В сентябре будет 13 лет, как в Чечне хаос. 13 лет мы были в сталинской высылке. На 13 лет пророка Мухаммада изгнали из Мекки в Медину. Мы верующие люди. И мы очень надеемся, что 13-летний цикл закончился. Увидишь, я тебе говорю.

-- Вы помните, когда в Чечне последний раз было хорошо?

-- Самые красивые времена чеченцы и ингуши связывают с правлением Завгаева (до осени 1991 года. -- Ред.). Это была самая развитая республика на Северном Кавказе. Промышленность химическая, тяжелая -- столько заводов. Какая куколка был Грозный!

-- Удастся ли все это восстановить?

-- Удастся. У нас есть примеры. В 1944 году нас выслали поголовно всех. Отцу было пять лет, матери три года, когда их обвинили в предательстве, что они с Гитлером договорились. Вот такие... были этот Сталин и его шайка. Представь себе, придумали, что чеченцы белого коня Гитлеру подарили, как будто Гитлер сам туда приезжал! Это же был абсурд натуральный. Так вот, вернувшись, мой народ сел на голую степь, на голые горы. И за 15--20 лет создал мощную, самую красивую республику на Северном Кавказе. Русские, мои соседи, тоже до сих пор это вспоминают и говорят, что Чечено-Ингушетию даже близко нельзя было сравнивать с другими республиками.

-- Это у вас в Гудермесе соседи русские?

-- Да, они не ушли никуда, ни в первую, ни во вторую войну. Даже в первую войну, когда мы в лесах бегали, бэтээры пришли наш дом разрушать, один бэтээр подъехал, ворота как снес! Все русские выскочили, с вилами, топорами, -- не дали им разрушить мой дом. Тем более во вторую войну мы уже были вместе... Вы думаете, легко было после выселения? Сколько было ненависти. Но главное, что Советский Союз сумел эту ненависть убрать. И сейчас надо это сделать.

-- Но Россия не СССР. Хватит у нее сил?

-- Хватит, сто процентов. Россия мощное государство. Если каждый населенный пункт в Чечне завязать на один субъект Российской Федерации, скажем Красноярский край -- Гудермес, Аргун -- Владивосток или Свердловск, быстро выйдем из кризиса. Для России воссоздать Чечню ничего не стоит. Только на бабки Ходорковского можно всю Чечню два раза построить. Только надо все быстро решать, пока президент молодой, энергичный, пока есть парламентское большинство. А то попадем опять в какой-нибудь застой.

-- Что будет в Чечне после 29 августа?

-- Да ничего не будет. Будем потихоньку опять работать. На все воля Аллаха. Но я считаю, это будет благо для чеченского народа, если каждый пройдет свой промежуток от и до. Если он несет благо своему народу, пусть пройдет два срока, если несет зло, пусть уходит туда, где был раньше.