Сегодня в ГТГ на Крымском валу событие исторического масштаба. Впервые жители российской столицы могут свободно прийти в музей и увидеть полноценную инсталляцию знаменитого Ильи Кабакова. В начале декабря минувшего года в психоделическом квадратном зальчике, завершающем рыхлую и беспомощную экспозицию второй половины XX века ГТГ на Крымском валу, показывали половину инсталляции «Десять персонажей». Иначе говоря, из десяти «пьес сознания», записанных художником в форме разброшюрованных, проиллюстрированных и откомментированных историй болезни, показывали пять. Сегодня и ежедневно в репертуаре кабаковского «Театра истерики и неврозов» пробелов не будет. Десять персонажей так десять. И их разъятые на листочки истории заворачиваются в зловещую улитку-лабиринт, путь к центру которого ужасен, но неизбежен.

Собранная как надо, по указаниям самого Ильи Иосифовича, присланным им в ходе переписки со своим давним другом, куратором выставки и заведующим отделом новейших течений ГТГ Андреем Ерофеевым, выставка приобрела статус шедевра. Без кавычек и дураков! Многосложный лабиринт с наклеенной по стенам хроникой десяти безумств грандиозен своей роковой притягательностью, коварной не менее чем толкиеновское «кольцо всевластия». Как всякая «зона», он зловещ, стерилен и безлик. Стены выкрашены в казенный зеленый мертвяк. Над лабиринтом -- коридорные лампочки советских госучреждений. Место притягивает тем, что визуально маркируется как запретное, как спецхран, тюрьма или регистратура психбольницы.

Зайдя внутрь и блуждая во мраке сознания «вшкафусидящих», в кошмаре имен «щедрых», в грезах «снывидящих», я вдруг услышал голос женщины, сбивчиво повторяющий числа: «Тридцать семь, тридцать восемь... Нет. Тридцать шесть... Нет. Сорок. Нет. Все-таки тридцать семь... Ой, не могу больше...» У меня по спине побежали мурашки. Судорожно начал протискиваться к выходу. Тут столкнулся с всамделишной жертвой кабаковских неврозов -- сотрудницей Третьяковской галереи, которую администрация попросила сосчитать оригиналы авторской графики художника! Задание просто восхитительно и вполне форматируется в кабаковский истеризм, проиллюстрированный «математичным» персонажем №7, у которого при инвентаризации Вселенной «поехала крыша» и он начал «выпадать из ряда» -- сочетать несочетаемое. Так и бедная дама, не справившись с изощренным принципом инвентаризации склада сознания, стала жертвой кабаковского лабиринта. Лабиринта -- гениальной мистификации, в котором все не то, чем кажется (символично, что в центре лабиринта -- история «шутника Горохова», который инкрустировал мир по законам эфемерного остроумия). Картинки в этом произведении искусства заменяются текстами -- комментариями, автор тут -- персонаж, а персонажи -- автор, подлинная графика по идее самого художника уступает место принтам -- имитации имитации (разорванная на листочки история болезни, «притворяющаяся» детской книжкой издательства «Малыш»).

Лабиринт оказался гениален не только своей интеллектуальной изысканностью и перфекционизмом исполнения, но и философской масштабностью идеи, не интегрирующейся, как считает коллега Андрей Ковалев, лишь в «экзотику советского мира». Обидно принимать кабаковские «пьесы сознания» всего лишь «социалкой» времен застоя, скорее это материал, достойный фильмов Дэвида Линча и Киры Муратовой, романов Достоевского и Кафки, -- честное, принципиальное послание слабому, страдающему, подверженному комплексам и фобиям, но живому, любви ищущему Человеку.

Андрей Ерофеев: Кабаков сожалеет, что получилось так красиво

Во время вернисажа обозреватель газеты Сергей ХАЧАТУРОВ побеседовал с куратором выставки, заведующим отделом новейших течений ГТГ Андреем ЕРОФЕЕВЫМ.

-- Сегодня мы открываем всю инсталляцию «Десять персонажей», а не сюжет о пяти героях, как планировалось ранее. Таким образом, мы можем похвастаться, что впервые в России показывается полноценное произведение этого мастера. Применительно к данной инсталляции завершенность особенно важна: главная форма -- лабиринт, а он обязан быть настоящим -- длинным и сложным. Вы знаете, что эта инсталляция посредством текстов и картинок раскрывает внутренние голоса, звучащие в самом авторе. Эти голоса связаны с различными неврозами, фобиями, маниями. Первая и главная мания, которую Кабаков хотел здесь преодолеть, -- ощущение коллектива. Лабиринт с узкими тропинками выбивает человека из коллективного тела, делает его обособленным. Тексты на стенах лабиринта процесс отчуждения от коллективного тела усиливают еще более.

-- То есть, тема инсталляции -- от-дельность, от-деляемость?

-- Можно сказать и так. Внутри истории современного искусства, которая есть история объектов, картин, вдруг появляется такая странная композитная форма, как некая библиотека, архив. Само по себе это тоже разрыв, от-деленность от истории современного искусства.

-- С инсталляции «Десять персонажей» началась концептуальная эпоха в российском искусстве. Альбомы из серии созданы были в 70--80-е годы. Их просмотр был священным ритуалом для советского андерграунда. В каких странах и музеях показывали «Десять персонажей»?

-- В Центре Помпиду Парижа, во Франкфурте, в Нью-Йорке. Оригиналы альбомов разошлись по разным коллекциям, а для инсталляций автор делал ограниченный тираж типографского издания.

-- Как инсталляция вписывается в постоянную экспозицию второй половины XX века?

-- Она ее удачно завершает. Наша проблема -- убедить дирекцию в том, что из ситуации выставки «Десять персонажей» должны быть переведены в ситуацию постоянной экспозиции.

-- Насколько я знаю, фрагмент этой инсталляции уже давно предполагалось сделать частью постоянной экспозиции...

-- Совершенно верно. Тогда с Ильей Кабаковым впервые завязалась активная переписка. Она окончилась ничем. В то время я руководил коллекцией современного искусства в музее «Царицыно». Кабаков передал мне туда все десять альбомов. Затем, после того, как царицынская коллекция стала частью фондов ГТГ, идея смоделировать «Десять персонажей» стала актуальной вновь. Сегодня я могу сказать, что мы открываем не только первую в России инсталляцию Кабакова, но и показываем первую вещь из царицынской коллекции в залах ГТГ.

-- С самим художником вы общались посредством переписки. После своей эмиграции Илья Кабаков в Россию ни разу не возвращался. Насколько отличается московский вариант «Десяти персонажей» от франкфуртского или парижского?

-- В каждом случае дизайнерский проект уникален. Неизменно лишь одно -- форма лабиринта. Отличие третьяковского лабиринта от прочих имеется. И оно принципиальное. Во всех прочих экспозициях автор пытался добиться ощущения бедной советской библиотеки, чтобы зритель почувствовал «реальную бедность» инсталляции. Мы из ситуации «реальной бедности» вышли. Сотрудники, занятые дизайном инсталляции (Нина Дивова, фирма «ПРОдизайн»), обрели вкус к хорошо сделанным вещам. Все получилось стильно и аккуратно, немного в противоречии с тем эстетическим качеством «плохой сделанности», что утверждает сам Кабаков.

-- Он обиделся?

-- Он видел на фото результат и откомментировал его так: «Я сожалею, что получилось так красиво».