Большой театр заканчивает подготовку последней и, возможно, самой значительной оперной постановки, как минимум завершающегося сезона. На подобные ожидания настраивает одно имя режиссера-постановщика нового вагнеровского спектакля -- Петера Конвичного. Сын когда-то известного и в СССР дирижера Франца Конвичного, убежденный марксист, меломан, врачеватель душ и «маг, гипнотизирующий членов профсоюза» (так характеризует Конвичный деятельность театрального режиссера), он не только с гордостью носит звание пятикратного лучшего режиссера Германии, но и является одной из самых принципиальных фигур мировой оперной режиссуры, хотя почти никогда не покидает пределы немецкоязычной части Европы.

Работа в России для него в числе прочего -- это шанс быть там, «где человеческие взаимоотношение теплы, а темп жизни и влияние на нее мировых корпораций по производству продуктов потребления не так безудержны, как, например, в Америке»: так говорил яростный противник последовательной визуализации оперного либретто Петер Конвичный на своей недавней встрече c ограниченным кругом московских журналистов. На наши робкие реплики о том, что российская публика «Летучего голландца» не знает, и уж тем более ей не знаком огромный постановочный контекст этой оперы, который европейские режиссеры и зрители так или иначе имеют в виду, он отвечал просто: «Публика не дура. Все поймет. Это даже хорошо, что оперу не знают. Будет свежее восприятие». Основные темы, которые занимают всегда острого, склонного к удивительным трактовкам и социальным подтекстам режиссера в вагнеровском «Голландце» -- это, во-первых, взаимоотношения мужчины и женщины, а во-вторых, -- общества и необычных людей, аутсайдеров. Кто помнит, о чем думали Франческа Замбелло и Георгий Цыпин, работая над предыдущей премьерой Большого, прокофьевским «Огненным ангелом» (а думали они ровно над проблемой взаимоотношений общества и аутсайдеров), тот понимает: в этом сезоне Большой театр решил окончательно разобраться с этой проблемой. Известные режиссеры разной степени мировой известности говорят об одном и том же (даже Някрошюс не мог не коснуться обсуждаемого предмета, открывая сезон «Макбетом» Верди), хотя и разным сценическим языком.

Петер Конвичный считает театр инструментом просвещения общества и мечтает о том, чтобы все граждане были просто обязаны посещать оперный театр. По его мнению, такие визиты, возможно, даже лучше, чем психоанализ или участие в выборах, могли бы избавить человечество от безответственности и тотальной инфантилизации. Вместе с тем режиссер знает, что в нынешнем обществе, поглощенном производством и потреблением (Конвичный категорически не верит в то, что и оперные постановки -- это крупное мировое производство), театр никому не нужен. Тем более нужно ставить и ставить, обращая внимание не столько на либретто (традиционная режиссура, «рассказывающая» сюжет, -- это «смерть театра»), сколько на музыку. В ней Конвичный видит ответы на тревожащие его и зрителей вопросы.

Подробнее о музыкальном облике представления на общей пресс-конференции постановочной команды «Голландца» рассказал дирижер-постановщик Александр Ведерников. Он объяснил, что театр предложит публике, как теперь часто бывает в Большом, первую редакцию оперы: «Она больше соответствует первоначальному замыслу композитора». Опираясь на последнее собрание сочинений Вагнера, Ведерников сделает так, как хотел сам композитор, но чего ему так и не удалось добиться при жизни, -- опера будет идти без антракта. Главные партии в спектакле споют приглашенные певцы (солисты Большого примутся за работу в следующем сезоне, осенью или даже зимой) -- так будет установлена связь Большого театра с мировой вагнеровской традицией. Под занавес пресс-конференции исполнители главных партий в премьерных спектаклях Анне Катарина Бенке и Роберт Хейл, уже имевшие опыт работы с интригующим немецким режиссером, пообещали, что работа Петера Конвичного станет для публики настоящим удовольствием и полным неожиданностей открытием. Сам Конвичный признается, что во время работы о публике совсем не думает. («Неужели вы думаете, что Пикассо когда-нибудь потакал зрительским вкусам!» -- восклицает прямодушный европейский новатор.) Впрочем, о критиках он не думает тоже. Между тем и те и другие обычно уходят с его спектаклей растревоженными, но удовлетворенными.