Лето, Боже мой! Начало пляжно-оздоровительного сезона. Время голых коленок. Нечего забивать себе голову всякой рефлексивной мутью и плодить неврозы. Вот и не будем. Чтиво поярче -- дорогу скоротать или чтобы в гамаке не укачивало. Предвидя всеобщую переплавку мозгов, издатели наводнили прилавки образчиками необязательной, но вполне актуальной литературы.

К примеру, вышел очередной (четвертый по счету) Фредерик Бегбедер. Тот самый, который выдал на-гора «99 франков», скомпилировав Брета Истона Эллиса, Пелевина, Достоевского, Уэльбека, Уэлша, Паланика и черта в ступе. И вот пожалуйте -- еще одно откровение, «Любовь живет три года» называется («Иностранка», серия «За иллюминатором», перевод Нины Хотинской). Завершение трилогии, первые части которой -- «Воспоминания необразумившегося молодого человека» и «Каникулы в коме» -- числятся в списках хитов уже несколько месяцев. Признаюсь честно, дочитав «Любовь...» до последней строчки, я несколько часов кряду ворочалась в постели от бессильной злобы. Расстройство налицо: хлыщеватого псевдоденди Фредерика Бегбедера и его литературного alter ego Марка Марронье подмывает утопить в ближайшей сточной канаве. Пока этот зажравшийся французский «левак» «открывал» миру глаза на гламурные кошмары рекламного бизнеса -- Бог бы с ним, -- это было забавно. Но кой черт попутал издателей плодить его литературные откровения, написанные прежде «99 франков»?

Сюжет: парижский сноб и ведущий светской хроники Марк Марронье изменил своей жене (той самой, с которой он сочетался счастливым браком в «Воспоминаниях необразумившегося молодого человека»); параллельно он прочитал в каком-то «дамском» журнале статью о том, что по новым данным биохимиков «любовь -- это кратковременное повышение уровня дофамина в крови», и эти гормоны действуют всего три года. Теперь Марк Марронье бегает по Парижу и «парит» всех встречных своим новым открытием. Точка напряжения: Марк Марронье снова влюблен, и по истечении трехлетнего срока бьется в нервных конвульсиях по поводу уровня этого самого дофамина. Финал: потрясающее открытие -- гормон продолжает действовать, а Фредерик Бегбедер «убивает» Марка Марронье, на глазах у удивленного читателя превращаясь из автора в героя.

Все откровения Бегбедера, включая «99 франков», строятся по одной схеме: герой гадит, потом кается, потом опять гадит. По ходу дела этот высокомерный хам поучает читателя с пафосом, достойным наследника французских моралистов: «А ведь брак не только стереотип, навязанный нам буржуазным воспитанием: это еще и предмет колоссальной идеологической обработки, к которой приложили руку реклама, кинематограф, журналистика и даже литература». Отвратительнее всего, что Бегбедер не просто заламывает руки, он рыдает от лица целого поколения: «Но надо, надо разрушать миф о вечной любви, основу нашего общества, причину наших бед». Разрушим руины -- и ура! В одном из своих интервью Бегбедеришко сказал, что считает себя новым Сэлинджером. Уверена, что в детстве он часто репетировал фразу: «Спокойной ночи, кретины!» Всякий нормальный человек, прочитав его роман, почувствует себя идиотом. Человек на голубом глазу поносит то, от чего и так уже камня на камне не оставили. Реклама, брак, наркотики, половое воспитание. Настоящие невротики, вроде Паланика или Уэльбека, дорогу хорошенько утрамбовали, теперь по ней шастают всякие Бегбедеры. Пишут они, надо признать, весьма мастеровито, в духе модной сейчас «новой искренности». Я смотрела обсуждение в чатах: подростков подкупает. Одна барышня очень прочувствованно написала про «99 франков»: «Эта книга об одиноком человеке -- он просто сублимирует в рекламу». Пусть себе сублимирует. Диагноз: Бегбедер -- самый лживый и дутый «культ» в современной литературе. Пересмотру не подлежит!

В издательстве «Фантом-Пресс» вскоре выходит новая повесть Уильяма Сатклиффа «Новенький» (перевод Анастасии Грызуновой). На русском уже выходил его роман «А ты попробуй». В нем Сатклифф весьма остроумно высмеял новомодные европейские веяния: путешествовать за тридевять земель в Индию или Тибет, чтобы там нажить себе новое Знание и нескончаемый понос, а потом всю оставшуюся жизнь не вылезать за пределы Старого Света. Новый его опус не такой смешной, скорее, более прочувствованный. Речь идет о гендерном самоопределении, простите за словосочетание. Для России, может, и не проблема. А для Англии с ее вековыми традициями раздельного воспитания -- повод для беспокойства. Вообще-то, по сюжету -- это классическая повесть о первой любви. Но когда девицы отделены от тебя высокой стеной -- не стеной тайны и непонимания, а в прямом смысле слова, -- что делать, если пора пришла. У кого-то есть сестры и кузины -- им проще. А если ты единственный ребенок, да к тому же в еврейской семье? Короче, Сатклифф написал очень нежную книжку о робких опытах мальчишеской любви, которая заканчивается признанием главного героя: «Я не гомофоб». Не голубой, не гомофоб -- хороший мальчик, этим все сказано. Сто страниц легкого чтения -- про метания в ту и другую сторону. Сатклифф -- скорее, талантливый сатирик и социолог, нежели собственно литератор. Фобии английского среднего класса в его исполнении выглядят экзотичными и забавными, но не более.

Для того же, чтобы действительно поднять себе настроение и получить от чтива настоящее плотское удовольствие, сродни первым четырем глоткам пива в жару, прочитайте новый опус Кристофера Бакли «Господь -- мой брокер» («Б.С.Г.--Пресс», перевод Виктора Когана). Это тот самый Бакли, который писал уморительные тексты для избирательной кампании Буша-старшего и попутно опубликовал свой роман «Здесь курят». Это была блестящая пародия на антитабачную истерию, охватившую Америку в конце девяностых. «Господь -- мой брокер» ничуть не хуже. История про обанкротившегося биржевого маклера, перестригшегося в монахи, но вынужденного и в монастыре взывать к своему финансовому гению, не что иное, как очередная сатира на заокеанские нравы. Досталось на орехи сектантам всех мастей, всевозможным идеологам новой успешливости а-ля Карнеги, пиарщикам и потребителям, составителям разного рода программ по оптимизации, Умберто Эко и самому Господу Богу. Отшлифованный образец подлинно американского чувства юмора, сделанный так же цинично и расчетливо, как и кампания Буша-старшего, аминь.